Евгений ПОНИЗОВСКИЙ - АФГАНСКАЯ КОМАНДИРОВКА
– Стреляют, слышите! – заорал водитель и повернулся к Стоцко-му. – Попались мы, елки-палки!
Пока Иващенко вытирал пот с бледного лица, старлей прислушивался.
– Точно, стреляют впереди, ядреный корень.
Гулкое эхо катало между гор щелчки автоматных выстрелов, сухая отрывистая дробь пулеметных очередей, пистолетные хлопки. Выстрелы были беспорядочны, звуки боя то затихали, торазгорались с новой силой. Похоже, стреляли всего лишь трое или четверо, но бой явно не прекращался.
Усадив свою небольшую команду, на всякий случай, на обочине под защитой колеса КрАЗа, Стоцкий еще раз проверил все оружие.
– Не густо, конечно, но есть чем отбиваться, – заключил старлей. – Ну, гвардейцы, что делать будем?
– Может, переждем тут, пока бой утихнет, тогда и поедем, – робко предложил Иващенко.
– Что там ждать? Пустите меня вперед, я им задам пэрцу! – Шубуев дико вращал глазами и выпячивал грудь.
– Вот надулся как индюк, тоже мне вояка! Остынь, Шубуев, посмертный героизм только в учебниках истории нужен, а помирать неохота, – грустно заметил Палий. – Веселенький у нас сВами дембель получается, товарищ старший лейтенант. Я думаю, что подождать надо минут десять, а потом прорываться в любом случае.
– Теперь слушайте боевой приказ, – подвел итог Стоцкий. – Ждем еще десять минут, а затем прорываемся как я раньше определил. Хорошо Шубуев, что ты такой смелый, пока поедешь вКрАЗе один, а Палий с нами в КаМАЗе. Про гранату не забыл, Шубуев? Учти, мы тебя ждать будем, если КрАЗ взорвешь – со всех ног беги к нам в машину. А мы на КаМАЗе сейчас с летуза поворот выскочим, посмотрим, что там за война. Внезапность на нашей стороне, ведь нас там никто не ожидает, с ходу ударим, к тому времени КрАЗ подтянется и вперед дальше. Недрейфить, бойцы, прорвемся, живы будем – не помрем! Ну, готовы? По местам!
Обе машины послушно завелись с пол оборота и набирая скорость понеслись в страшную неизвестность. Воздух в кабине КаМАЗа стал густым как желе, все чувства обострились допредела. Иващенко побелевшими от напряжения руками сжимал руль, Палий отрешенно гладил приклад автомата, Стоцкий нервно отбивал пальцами дробь на холодном металле оружия.В голове мелькали отрывки воспоминаний, вся жизнь крутилась как ускоренное кино: семья, детство, жена, море… Все было ярким, теплым, солнечным и осязаемо четким, не было в этотмиг ни проблем, ни горестей-печалей, ни следа черной краски в палитре пережитого. Сердце щемило – жизнь так прекрасна, впереди еще столько хорошего и вот на тебе под самый конецслужбы так влипнуть. Глаза слезились от напряжения, заглядывая в каждую ямку на дороге, за каждый выступ угрюмых коричневых скал, каждый чахлый кустик. А бой не прекращался,грохот очередей заполнял все вокруг, давил как каток, от него не было спасения. Машина чуть притормозила перед последним поворотом.
– Ну, – выдохнул Стоцкий, – вот он поворот дороги и излом судьбы, прыжок в ужасную грохочущую бездну…
Мощная машина легко вынырнула из-за скалы на прямой участок дороги и с визгом тормозов стала у обочины как вкопанная.
– Ох! – всхлипнул Иващенко и заплакал.
Следом за ним, выпучив глаза и держась за живот истерично захохотал Палий. Стоцкий, тяжело дыша, схватился за сердце. Несколько мгновений продолжалась немая сцена, достойнаякисти великого художника, а затем кабина взорвалась… весельем. Иващенко без устали жал на сигнал, все трое хохотали, орали, не замечая друг друга. Если бы лобовое стекло имело уши,оно бы треснуло от простых, забористых выражений. Наверное, так веселится волк, вырвавшийся из капкана, заяц, удравший от лисьих зубов, рыба, сорвавшаяся с крючка.
Нет, стрельба не прекратилась, выстрелы продолжали греметь, но все трое увидели, что это был вовсе не бой! На заборе из мешков с землей, ограждавшем пост "трубачей", сидел, свесивноги к дороге расстегнутый "до пупа" лейтенант и палил из ручного пулемета прямо в скалу на другой стороне дороги. "Помогали" ему удалой прапорщик с пистолетом Стечкина и сержантс автоматом. И лейтенант, и прапорщик заметно покачивались, их неуверенные движения говорили об изрядной дозе выпитого алкоголя. Все трое были настолько увлечены, что не сразузаметили появившийся на дороге и дико гудевший КаМАЗ. Первым прекратил стрельбу сержант и что-то крикнул на ухо прапорщику. Лейтенант соображал туже всех и последнимповернул голову в сторону машины. Он неуклюже спрыгнул с забора, пошатываясь, сделал пару шагов навстречу, призывно помахал рукой и закричал: "Мужики! Жмите к нам!". Исчерпаввидимо весь запас равновесия, лейтенант привалился боком к забору и так ждал, пока подъехал КаМАЗ. Хотя Стоцкий и был убежденным противником кулачных расправ, но адреналинтак бурлил в крови, что старлей вылетел из кабины как пружина и с криком "Что ж ты делаешь, сука!" с правой руки заехал пьянчуге под дых. Тот захрипел, ничего не понимая, затем вглазах стала пробиваться искра сознания. Закрываясь руками, лейтенант пробормотал: "Все, все, у меня праздник, драться не будем". Обстановка на дороге начала накаляться. С однойстороны в поддержку Стоцкому подошли Палий с Иващенко, с другой на помощь лейтенанту спешила его команда. Обстановку разрядил сам лейтенант. Едва отдышавшись, он заорал: "Давы че, мужики? У меня же праздник, сын родился, а вы драться лезете!" Боевой пыл у Стоцкого угас, драться действительно никто не хотел и как-то само собой от конфликта перешли кпоздравлениям. Пока офицеры объяснялись, расторопный прапорщик нырнул за забор и моментально выскочил оттуда с флягой, кружкой и куском хлеба.
– Да мы спешим, – пытался отвертеться от выпивки Игорь, однако стресс снимать все же пришлось. Опять захмелевший лейтенант лез обниматься и в третий раз, запинаясь, повторил,что получил письмо от жены. Первенец сын родился здоровенький, вес 2,800 кг, назвали Иваном в честь деда.
– Ну решили мы немного пострелять с радости, ну и че с того? Ни в кого ведь не попали! Так ведь сын у меня, сын, понимаешь? – снова завел лейтенант.
Отвязаться от счастливого отца удалось только минут через двадцать, отдав дань "зеленому змию". Собрав своих гвардейцев, Стоцкий наконец-то смог продолжить движение. У бойцовподозрительно блестели глаза и хотя все они клялись, что не пили, а по запаху Стоцкий сейчас уже ничего не мог определить, однако все были подозрительно веселые.
– Явно хлебнули за здоровье новорожденного! Ну и шут с ним, доедем уже как-нибудь, – решил Игорь.
Дальше машины шли без приключений. Иващенко напевал веселые песенки, Палий подпевал ему, если не дремал, Стоцкий внимательно вглядывался в дорогу и мечтал о замене.Казалось, даже КрАЗ поехал чуть побыстрее. Машины с аппетитом поедали километры дороги, каждый поворот приближал к заветной цели.
Конечно, до Чарикара засветло маленькая колонна добраться не успела, однако закат команда Стоцкого встретила под надежной защитой советского гарнизона в каких-нибудь паредесятков километров от Чарикара.
В небольшом гарнизоне места для ночлега проезжающих не было, поэтому ночевать все устраивались прямо в машинах. Шубуев внутри кабины КрАЗа растянул на крючках брезентовыйгамак для старшего лейтенанта, а сам улегся под гамаком на подушку сиденья. Отдав последние распоряжения, Стоцкий наконец-то растянулся в гамаке и только тогда ощутил всю тяжестьусталости после этого долгого суматошного дня. Всю ночь Игорю снились кошмары, картинки пережитых событий путались и набегали друг на друга, все гремело, давило, стреляло, аспрятаться было некуда, защититься нечем. Утром от кошмарных снов трещала голова, от гамака ныла спина, но все это казалось мелочью. Ведь все были живы и здоровы, ярко светилосолнце, а впереди, совсем рядом была замена, конец войны и возвращение домой!
Остаток пути до Чарикара промелькнул быстро, "без сучка, без задоринки". "Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый! А я в Россию, домой хочу, я так давно невидел маму!" – весело напевал Иващенко когда показались крыши родного гарнизона.
Тут все было по-прежнему и через пару минут по приезду Игорь уже знал все последние новости. Сосед по комнате – прапорщик Петрович наконец-то заменился и уехал в Союз, а вотсамому Игорю с заменой явно не везло. По слухам его "заменщика" перехватили где-то в Кабуле и вместо Стоцкого в Одесский округ поехал кто-то другой, более удачливый, с "мохнатойлапой". Эта грустная весть немного омрачила радость возвращения. Игорь не мог предположить, что его служба в Афганистане затянется еще на два долгих томительных месяца до приездавторого заменщика, но это было еще впереди…
А сейчас Стоцкий быстро доложил о приезде комбату, передал солдат ротным командирам, машины – зампотеху и сел писать рапорт о командировке.
"Командировка прошла без происшествий, личный состав задачу выполнил, все оружие и техника в наличии и исправны…", – ложились на бумагу скупые строки рапорта. "Безпроисшествий…"- да и что еще можно выразить в сухом строгом военном рапорте? Разве можно втиснуть в канцелярскую бумагу калейдоскоп лиц и событий, водоворот чувств, все, из чегосостоит жизнь? Да и нужно ли кому-нибудь вообще ворошить пожелтевшие, покрытые афганской пылью страницы далекой войны?
