Алексей Павлов - Иван Украинский
По требованию большевиков и всех сторонников Советской власти было распущено старое станичное правление. Но когда речь зашла о выборах Совета рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов, местные богатеи оказали яростное сопротивление.
— В Екатеринодаре еще нет Совета, а вы нам его навязываете! — хрипло, с озлоблением орали толстосумы и их подпевалы.
Два дня длилась сходка. Кто за Советы — тем предлагалось отойти налево, кто за атамана — направо. Взбудораженное море людей образовывало все более мощный поток там, где собиралась беднота. Видя, что перевес складывается не в их пользу, зажиточные спешили спутать и смешать ряды, вливаясь в них вместе с общей массой и требуя повторных подсчетов. Начиналось все сначала.
— Батюшки — светы, что деется‑то, — крестились то одна, то другая старуха, стоя поодаль от столь необычного зрелища.
Наконец, основательно поустав, наиболее упрямые стали вести себя спокойнее. Находясь на сходе как представитель фронтовиков 39–й дивизии, Украинский посоветовал Федору Федосееву:
— Объясни громаде, кого мы намечаем избрать.
Федосеев, напрягая голос, доверительно обратился к
сходу:
— Граждане станичники! Разъясняю вам: у нас будет атаман — только наш, советский, председатель по должности. Мы предлагаем избрать всем вам хорошо известного Семена Пантелеевича Фастовца. Он и грамоте обучен, и за народ крепко стоит.
Послышался одобрительный гул голосов, и в нем, наконец, окончательно потонули резкие выкрики недругов Советской власти. На этом сходе принимал боевое революционное крещение и бывший станичный батрак Иван Украинский.
Покантовавшись с полмесяца в станице и в железнодорожном поселке, встретившись со многими знакомыми фронтовиками и среди них — с Михаилом Петраковым, Иван всерьез задумался над тем, что же делать дальше. В борении чувств встретил он 1918 год.
От тестя и других тихоречан Украинский уже знал, что местный ревком возглавил известный большевик Михаил Меньшиков, тот самый человек, о котором он был наслышан еще со времен первой революции. Ревком наводил порядок и дисциплину на железной дороге, занимался экспроприацией буржуазии, вводил новые советские законы в повседневную жизнь.
— Беда в том, — делился своими мыслями тесть Украинского, потомственный пролетарий, — что областной центр Екатеринодар находится в руках контрреволюционной Рады, а в станицах поднимает голову богатое казачество. Тут без большой драки не обойтись.
— Выходит, что так, — подтвердил солдат.
В начале февраля Агаша возвратилась с работы радостная, возбужденная. Чуть не с порога она стала делиться новостью:
— У нас в типографии готовится к выпуску новая газета. Уже и редактора к нам прислали.
— Не прислали, а он сам приехал, — уточнил Иван, — из Екатеринодара, потому как контра там его преследовала.
— Так ты тоже знаешь о газете и редакторе?
— В курсе дела. Был в ревкоме, там рассказали.
Агаша, однако, не сдавалась:
— Тебе рассказали, а я уже у Митрофана Карповича Седина в кабинете уборку делала, он со мной говорил, такой душевный человек. Давай я тебя с ним познакомлю?
— Вот сорока, — улыбнулся Иван. — Нет у меня часу для знакомства. Мы с Иваном вступаем в Красную Армию.
Агаша посерьезнела, погрустнела, задала вопрос:
— А когда?
— Да сей день и запишемся.
В пятницу второго февраля 1918 года братья действительно стали бойцами Красной Армии. Они вступили в Выселковский революционный отряд, подразделения которого частично располагались в железнодорожном поселке, самих Выселках, в соседних станицах и хуторах. Агаша вручила Ивану вышедший в тот день первый номер газеты «Рабочий и солдат». Ее редактором и был Митрофан Карпович Седин. Братья развернули газетные листы большого формата. На первой странице над крупными рисованными буквами названия газеты они увидели пламенный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а ниже, в фирме, значилось: «Орган Тихорецкого Совета рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов и ревкома 39–й дивизии, № 1, пятница, 2 февраля 1918 года».
На первой странице в броском аншлаге говорилось, что Октябрьская революция железной поступью прокладывает себе дорогу, раздувая пожар мировой революции, тут же было напечатано обращение 3–го Всероссийского съезда Советов к трудовому казачеству. На открытии стояла также заметка, развивавшая мысль, вынесенную в аншлаг:
«Тихорецкая, 2 февраля. Великая русская революция идет вперед. Шаг за шагом отвоевывают себе свои права рабочие и крестьяне… На Дону и Кубани… только начинается строительство новой жизни. Здесь еще только закладывается фундамент Советской власти».
— Все написано в самую точку, — бегло ознакомившись с содержанием номера, сказал Иван своему брату. — А мы будем с тобой теперь писать нашу правду штыком.
Оба Ивана попали в новую красную пехоту. И предстояло им уже завтра вступить в бой у Бурсаков против открытых врагов Советской власти — богатых казаков- бородачей и их сынков — фронтовиков, отъевшихся на родительских харчах. Их было много во всех окрестных станицах и хуторах. Два непримиримых лагеря возникло здесь — формировались части Красной Армии и тут же объединялись для борьбы с ней отряды областного атамана Филимонова и местных белогвардейцев.
Назревало большое кровопролитие. На станции Бурсак образовался один из первых очагов вооруженного сопротивления контрреволюции. Сюда‑то и подтягивались
для его ликвидации первые красноармейские отряды. В их формировании выдающуюся роль сыграли большевики Тихорецкого железнодорожного узла, на долгое время ставшего оплотом революции для всей Кубани и районом важных военных событий.
На пункте записи в Красную Армию Иван встретил тогда Михаила Петракова.
— Вступаю в отряд Вани Кочубея, — сказал он.
Украинским не светила такая удача. Кочубей набирал
в свой отряд только кавалеристов — фронтовиков, у кого были своя лошадь, сбруя, снаряжение.
— Ну а мы подались до Кости Чернявского, — пояснил Украинский. — Винтовка у меня есть, а Ивану тоже выдали.
Из всех формировавшихся тогда отрядов Красной Армии на Кубани Выселковский был одним из самых многочисленных. Списочный его состав достигал пяти тысяч человек. Это были иногородние, беднейшие казаки, вчерашние солдаты — фронтовики из многих окрестных селений. И когда возник вопрос, как назвать отряд, — его командованию и бойцам не сразу пришло в голову верное и точное название. Поначалу закрепилось — батальон, а позднее окончательно — Выселковский революционный полк.
С названием приключилась и другая история. И довольно характерная для тех далеких накаленных дней. После избрания командира отряда, выходца из соседней станицы Бузиновской, участника мировой войны Константина Чернявского и его заместителя, будущего комбрига Красной Армии П. М. Лунева, кто‑то из дотошных честолюбцев эсеров или анархистов бросил клич:
— Надо, чтобы новая красноармейская часть носила гордое имя Интернационала.
Лунев осадил говоруна:
— Прежний, желтый социал — предательский II Интернационал умер, а новый, красный по цвету, еще не народился.
— Тогда назовем Черным! — возопил наследник давних народнических теорий и еще более сумбурных нынешних эсеро — анархистских постулатов. — Были же в России революционные группы народников «Черный предел» и «Земля и воля», — продолжал горячиться оратор, — а мы все с вами за землю, за волю, за трудовой народ. Даешь Черный Интернационал!
— А что, ребята, — слышалось в рядах бойцов. — Правильно гутарит. На Кубани земля жирная, плодородная. Все равно отвоюем у богачей и пустим на передел тот чернозем. Тут нам аккурат подойдет названье с Черным Интернационалом.
Большинство собравшихся приняло его предложение.
Миновало немного времени, и, пройдя через горнило безмерно тяжких испытаний, личный состав Выселковс- кого революционного полка считал для себя зазорным даже воспоминание о принятом первоначально решении. Шелуха облетела, осталось крепкое стальное ядро, выдержавшее все тяготы и невзгоды гражданской войны.
На Бурсак красные наступали с трех сторон. Бой продолжался недолго, беляки не выдержали натиска и в большинстве своем разбежались кто куда. Многие попрятались в клунях, на чердаках, сеновалах, в скирдах соломы. Для прочесывания улиц и переулков отправилось несколько команд красноармейцев. Одну из них возглавил Иван Украинский. Проходя по окраине Бурсака, он обратил внимание, как крадучись, озираясь по сторонам, пробиралась женская фигура с ребенком на руках. У бывшего фронтового разведчика мгновенно возникло подозрение, что неспроста петляет испуганный человек по задворкам, какая- то есть у него тайная цель.
