Саша Бер - Кровь первая. Она
Зорька себя очень любила и считала, что её красота не писаная, да грязными мужицкими ручищами не тисканная, заслуживает лучшей доли, чем при родном баймаке всю оставшуюся жизнь горбатиться. Стелиться под своих же немытых и грубых мужланов, да беспрерывно рожать детей в перерывах между огородными работами, правда, про мужиков она слыхала лишь понаслышке, ну а рожать так тем более не приходилось пока. Она считала себя красивой и очень привлекательной, с большим запасом Славы, не то что у её подруг. Елейка — худоба костлявая, Краснушка — длинноносая страшилка и тем более Малхушка — толстушка, порося толстожопая. Даже атаман ватажный Девятка со своими ближниками, все как один западали только на неё, а остальных девок и в «подпорки не ставили». Да, избаловала её беззаботная девичья жизнь. Ну и что? Коль родилась красивой да ладной, почему бы этим не попользоваться. В замухрышках ещё на старости лет насидишься. Вот и спешила Зорька росу да травы собрать, а для трёх «славных веников» её нужно было предостаточно. Это считай. Три веника из девяти разных трав по три травины в каждом. Это ж сколько получится? Много. Зорька до стольку и считать не умела, но точно знала какие травы нужны, а там по три травины на три веника срывай не ошибёшься.
Собрав охапку травы, закинув плотно закупоренный сосудик с росой за пазуху, она со всех ног бежала к берегу. Наполнить ушат речной водой необходимо было только с восходящим солнцем. Другая вода для этого дела была непригодна.
Прискакала она в условленное место первой. Подружек ещё не было, а уже совсем светло стало. Солнце вот-вот из-за бугра покажется. Кинула на берег свой сноп травы, туго перевязанный плетёным шнурком, вытащила из-за пазухи драгоценный сосуд, тут же рядом на земле пристроила. Скинула пояс, верхнюю рубаху и нырнула в кусты за кадкой, которая оказалась тяжёлой сама по себе и поэтому её пришлось вытаскивать волоком за ухо. И только тут Зорька подумала: «Что ж они дуры наделали? Ну, пустую притащили кое как, а когда водой заполнят, как потащат-то? Была же возможность взять ушат поменьше. Но нет. Схватили самый большой. А всё эта Малхушка, дрянь жирная. Всё то ей мало. Всё то ей побольше». Не успела Зорька допереть кадушку до воды, как из редкого утреннего тумана выпорхнула запыхавшаяся Елейка. Дыша широко раскрытым ртом, она кинула свой сноп собранной травы и заметалась, как будто приспичило. Зорька по началу хмыкнула, наблюдая за её метаниями, но оно так и оказалось в действительности. Елейка ломанулась к кустам, задрала подолы рубах, присев и зажурчав водичкой, тут же застрекотала, как сорока.
— Ой, мама, думала опоздала. Так бежала, так бежала, чуть ляжки не обмочила. А где остальные? Не уж то опоздают? Ан нет. Вон Краснушка чешет. А наша свинка Малхушка точно опоздает.
Тут она, наконец, сделала своё дело, отряхнула подолы и кинулась к Зорьке помогать, скидывая верхнюю рубаху с поясом на ходу, хотя от неё с её вичьками[29] вместо рук, толку было, как от рыбы навоз.
Когда ушат уже плавал в воде и три кутырки вооружившись ковшами для забора воды молча стояли по пояс в довольно прохладной, утренней реке и ждали восхода солнца, откуда-то с берега до них донеслось жалобное, запыхавшееся блеяние Малхушки:
— Девки! Подождите меня.
— Давай быстрей, — крикнула Зорька в ответ, даже не оборачиваясь, и тут же тихонько добавила, — толстожопка ты наша.
Рядом стоящие девчонки, уже замёрзшие, прыснули в синеющие губы. Зорька взглянула на них мельком и ужаснулась, подумав: «Не уж то и я такая же?» За спинами послышался всплеск воды. Это Малхушка с разбегу ввалилась в реку. До плавающей кадки дошла волна, и она качнулась так, что державшая её Зорька чуть не выпустила плавающею бадью из рук, еле удержав. Ушат и без волны постоянно норовил опрокинуться. Толи такой неустойчивый был, толи три руки, вцепившиеся в его края, тянули его на раскоряку, от чего он никак не мог сообразить кому подчиняться и в какую сторону податься. Кто его знает?
— Да тише ты, — рявкнула на подругу Зорька.
Но опаздывавшая, как будто и не слышала, пёрла напролом вперёд, как корабль под парусом на полном ходу, продолжая создавать волны и только уцепившись за плавающий ушат руками и опять чуть его не опрокинувши, остановилась, тяжело дыша аж с голосовым присвистом.
— Хватай ковш, дура, — зашипела на неё Краснушка, — вон уж краешек солнца показался.
И тут закипела работа. Девки пригибались к поверхности плавно текущей реки, так что груди под рубахами ныряли в холодную воду и всматриваясь в отражение, ловили восходящий диск светила в ковш, как бы зачерпывая его вместе с водой. Вылив пойманное в плавающий ушат, опять мочили груди, вылавливая очередное отражение. Зорьку уже колотило от холода. Дрожало всё тело, но почему-то особенно руки и ноги, к тому же руки уже замёрзли настолько, что еле ковш удерживали. Она то и дело поглядывала внутрь ушата, но тот, как назло набирался очень медленно. Ещё нырнув пузом несколько раз, она поняла, что больше не сможет. Если задержится в реке ещё чуть-чуть, то попросту околеет.
— Всё, кончай, — сказала она с явной дрожью в голосе, разжимая практически уже не послушные челюсти, которые только разомкнувшись, тут же начали стучать зубами.
Никто не стал возражать. Все дружно покидали ковши в кадку и потащили её к берегу. Зорька посмотрела на Елейку, идущую рядом и от испуга аж вздрогнула. Это была не Елейка. Это была Смерть ходячая. Лицо без единой кровинки. С синей, аж до черноты полоской губ. С остекленевшими, ледяными глазами и в предобморочном состоянии. Она передвигалась, не толкая ушат, а держась за него обоими руками, схватившись мёртвой хваткой уже побелевшими пальцами. Она давно бы уже запросилась на берег, но замёрзла так, что даже «кыш» сказать была не в состоянии. Дотащив наполненную чуть больше половины кадку до мелководья, они брякнули её на песчаное дно реки и выскочили на берег. Правда выскочили не все. Елейку пришлось сначала отцеплять от края кадки, а затем под руки выволакивать. Но тут оказалось, что в воде было ещё тепло! Утренний бриз схватил Зорьку за все внутренности ледяной хваткой. По крайней мере ей так показалось. Зубы застучали так, что голова задёргалась, от чего она никак не могла собрать глаза в кучу и сфокусировать их на чём-нибудь. Зорька обхватила себя руками и запрыгала на месте, пытаясь согреться, но мокрая рубаха прилипла к коже и высасывала последнее тепло из окоченевшего тела.
Она не раздумывая скинула её и принялась растирать посиневшие и плохо уже чувствующие конечности. Девки последовали её примеру. Ругнувшись что-то невнятное себе под нос, Зорька кинулась искать свою верхнюю рубаху, которая, она точно знала, была ещё сухой. Быстро, резкими, дёрганными движениями, кое-как натянула найденную одежду и принялась опять прыгать. Через какое-то время холод начал постепенно отступать.
— Надо было хоть костёр развести, — пробурчала Малхушка, которая в воде была между прочем меньше всех.
— Ага. Все мы умные задним умом, — огрызнулась Зорька.
Четыре охватившие себя руками кутырки, прыгали на берегу, то и дело что-то обидно выговаривая себе под нос и тявкая друг на друга, как обиженные жизнью лисята. Ну кто бы мог подумать, видя эту идиотскую картину со стороны, что четыре замёрзшие пигалицы, так Славу свою повышают и мечтают, что все мужики при их виде будут падать в любовном оцепенении и ползти, протирая колени с протянутыми к ним руками и при этом плакать от умиления слезами с кулак, выпрашивая, как подачку, хоть капельку их божественного внимания. Четыре дурёхи скакали так до тех пор, пока Краснушка не разразилась душераздирающим визгом, смотря куда-то на реку. У Зорьки аж сердце в пятки упало. Она резко перестала прыгать и с ужасом зыркнула на рябь реки. Зорька почему-то была уверена, что Краснушка увидела водяную нежить, притом, как минимум их Матёрую большуху от одного взгляда которой быть ей молодой и красивой бледно-синей помирашкой. Но обрыскав взглядом пустую реку, шёпотом, но уже со страхом, не отдавая себе отчёт и забыв про холод, быстро спросила, продолжая выпученными глазами отыскивать водяную погибель:
— Где?
— А я откуда знаю? Нету, — ответила ей визгля, показывая на реку рукой.
— А раз нету, чё визжишь, дура?
— А кого нету? — вмешалась в диалог Малхушка.
— Кадки нету, — заорала на неё паникёрша.
Только тут Зорька поняла по поводу чего весь переполох. Пока они, как четыре взбесившиеся козы, скакали на песочке, ушат благополучно уплыл вниз по течению. Все кинулись обратно в ледяную воду, задирая подолы рубах по самое горло.
Кадка уплыла не далеко, так как плыла рывками, постоянно цепляясь за дно реки и водоросли. Отважная четвёрка её поймала и притащила на прежнее место, только на этот раз вытащив ушат на берег, притом вытаскивали волоком, оставляя в прибрежном песке огромную канаву. И тут похоже все задались одним и тем же вопросом: «И как мы её потащим?»
