Николай Лихарев - Воронограй
Посланная через минуту вернулась.
— Велел он тебе, государыня-княгиня, сказать, чтоб не брала ты больше как четверых… Скажи, грит, тётке — княгине: некогда мне с вами возиться… Пусть, грит, усаживаются идут, сейчас поедем! — охая, передавала боярыня слова Дмитрия. — И такой-то он страшный да злющий, словно ворон чёрный!.. — добавила она.
Сравнение с вороном вывело из оцепенения княгиню Марью… Она как будто сразу всё вспомнила…
И опять разразилась на всю горницу громкими, неудержимыми рыданиями…
— Не послушался ты меня, князь ты мой ненаглядный!.. Налетело на нас вороньё чёрное, заклевало нас, сирот твоих горьких!.. — причитала она между рыданьями…
— Ведите великую княгиню! — распорядилась Софья и, сняв один из образов со стены, сама твёрдо пошла впереди.
За нею две боярыни повели под руки плачущую Марью. Две другие мамушки несли на руках ребятишек…
Оставшиеся боярыни, мамушки и девушки, плача и причитая, пошли провожать до двора обеих княгинь…
На дворе уже всё было готово к отъезду.
Опять отворились ворота золочёной решётки Васильева двора…
Только не добрых гостей они выпускали на этот раз. Не с добром эти гости приезжали, не на доброе и теперь ехали…
На царском дворе остались только холопы Старкова и Друцкого. Надо было ещё до утра покараулить, чтобы не поднял кто переполоха в Москве…
Опустели царские горницы. Двери повсюду открыты настежь, со столов сдёрнуты дорогие скатерти, на стенах не видать икон в золоте и каменьях. В опочивальне Василия всё вверх дном поставлено, всё перерыто и разбросано. На полу валяется несколько кафтанов дорогих, шапки меховые… На столе, за которым третьего дня беседовал великий князь с митрополитом Ионою, рассыпан мелкий жемчуг…
Перерыта постель Василия: и её не пощадили холопы, усердно разыскивая для Дмитрия спрятанные драгоценности…
Две восковые свечи догорают на столе. При их мерцающем свете картина разрушения и грабежа выглядит ещё безотраднее…
Разбитые ларцы и скрыни, разорванные одежды… Вон валяется на полу старая икона с потемневшим ликом… Ризы на ней нет: кто-то кощунственной рукой надругался над святыней…
Словно ураган пронёсся над великокняжескими хоромами, перебил, переломал, перепортил всё и унёсся дальше…
Словно хищники татары побывали в этих горницах: только они так умели хозяйничать…
Не видать никого и из челяди.
Всех почти забрал с собою Дмитрий. А тех, кто не хотел было ехать, связали да по конюшням рассадили… Вернётся, мол, завтра государь и великий князь Дмитрий Юрьевич к себе во дворец из обители — пусть полюбуется верными слугами.
Только не много было таких.
Вернее всех оказался боярский сын Захар, да и тот теперь не мог бы побежать да поднять тревогу. Лежал он на заднем дворе, прямо на снегу, давно уже безмолвный и недвижимый…
Как съехал со двора поезд Дмитрия да затихло всё вдали — людишки Старкова да Друцкого в свою очередь пробрались в царские покои…
И на их долю пришлось немало из того, что было брошено или не замечено…
Ночь подходила к концу.
В восьмом часу утра только что рассвело — на всех колокольнях кремлёвских церквей и соборов ударили в набат…
Тревожно и жутко прозвучали в воздухе первые удары…
Бом… Бом… Бом…
Бояре Старков, Друцкой, Никитин и другие созывали народ на Красную площадь…
Проспали москвичи своего великого князя…
Москва заволновалась.
Разное толковали жители, но никак ещё не могли догадаться, в чём дело…
А кремлёвские колокола гудят не переставая.
Бом… Бом… Бом…
Тревогой и смутой запахло в воздухе…
Через час уже после того, как ударили в набат, вся Красная площадь была занята волнующимся морем голов…
Всё чего-то ждут, волнуются и гомонят… — Гул смешанных голосов висит над площадью.
Но вот толпа колыхнулась, раздалась и пропустила нескольких бояр в богатых одеждах, ехавших верхами.
Бояре в высоких шапках ехали медленным, спокойным шагом.
Конюхи вели под уздцы боярских лошадей, вычурно убранных и изукрашенных…
— Старков боярин?… Никитиных двое!.. Друцкой князь! — слышалось кругом.
Бояре слезли с коней у Лобного места.
Медленной и важной поступью поднялись они по каменным ступеням…
Площадь затихла.
— Говори ты, князь! — шепнул Старков князю Друцкому, идя с ним рядом. — У меня, знаешь, чай, голоса не хватит…
— Лукавый старик и здесь постарался спрятаться за спину товарищей…
Князь Друцкой, высокий и плотный боярин, чуть-чуть приподнял свою меховую шапку и одной головой поклонился на все стороны народу…
Спесивы были бояре московские!
Да и чернь свою они хорошо знали: всю жизнь она перед богатыми да знатными голову свою гнула — ей бы самой в диковину показался иной поклон боярина…
— Бояре и дети боярские, жильцы и иных званий люди московские! — раздался на всю площадь звучный голос князя Друцкого. — Ведомо всем вам, что государь и великий князь Московский Василий Васильевич вернулся из плена татарского больной и удручённый… А как вернулся, со дня на день ему становилось всё хуже и хуже… Ноне совсем невмоготу ему стало заниматься делами своими государевыми и земскими… Да и как больному и немощному справиться со всей землёй?! И надумал он вместе с нами, верными его боярами, передать своё княжение… А кому он передаст?… Старший сын, Иван, сами знаете, не в летах, ребёнок совсем.
— Ивану, Ивану княжить! Больше некому, как ему! — раздалось в ближайших к Лобному месту рядах народа…
Задние подхватили, и через минуту вся площадь выкрикивала имя старшего сына Василия…
Другого имени не было слышно никакого…
Друцкой снова приподнял свою шапку и дал понять, что хочет говорить дальше.
Волнение понемногу улеглось.
— Люди московские! Государь и великий князь Василий Васильевич с братьями своими и вами, боярами, решили иное! — заговорил Друцкой. — Лепо ли было бы дать княжить ребёнку? Земля наша велика, времена стоят трудные и опасные: того и гляди, опять татары, а не то Литва подымется… Не ребёнку, а мужу зрелому, доблестному и храброму возможно только управиться в такое время! Кого же было выбрать, кому было передать княжение?
На этом месте Друцкой умышленно остановился и обвёл глазами площадь.
Народ недоумевал. Ходили, правда, слухи, что великий князь московский вернулся из плена больной, но о том, чтобы он совсем был плох, не слыхал никто…
— Люди московские! — раздался опять голос князя. — Изо всех братьев великокняжеских всех достойнее место государево занять князю Дмитрию Юрьевичу Шемяке. Ему и уступил своё княжение государь и великий князь Василий Васильевич… А сам государь Василий до выздоровления отъехал в святую Троицкую обитель… Туда же ноне отправился и государь, великий князь Дмитрий Юрьевич… Люди московские! Сегодня во всех церквах и соборах целуйте крест новому своему государю и великому князю! А государь вас жалует: на его дворе для людей всякого звания нонче и завтра вино и угощение будет выставлено… Да ещё государь великий вас жалует гривною на брата!..
Может быть, не так бы легко для бояр сошла их измена, если бы лукавый Друцкой не пустил в ход последнего средства. А средство это оказалось действеннее всяких рассуждений и слов…
Шумя и галдя, повалила московская голытьба на Шемякин двор. Люди разумные и с достатком покачивали головами. Не поверили они боярским льстивым и хитрым словам. Чуяли, что не так устроилось всё это…
— Не добром уступил Василий место своему брату!..
Так рассуждали солидные и степенные люди. А голытьба — голодная и оборванная — рассуждала иначе.
Что ей было за дело, почему Василий уступил место брату, почему не сел на отцовский стол молодой князь Иван? Какое ей было до всего этого дело, если государь и великий князь Дмитрий Юрьевич не скупится и их, несчастненьких, жалует?!
Закрутила голытьба вовсю на просторном дворе Юрьевичей, на Варварке. Только и делали холопы, что бочки из погребов выкатывали. Забыли за вином пьяницы и ярыги даже то, какие великие дни стоят…
За гривну да за несколько ковшей браги и водки пропили москвичи своего великого князя!..
VII
Бунко
С той самой ночи, как узнал Бунко, зачем шли в Москву князь Дмитрий и князь Иван, мысль — предупредить обо всём великого князя Василия и тем заслужить его милость — не давала покоя рязанцу…
Однако ему, при всём его старании, ни на минуту не удавалось остаться одному. Зоркие глаза Волка встречали его всюду, куда бы он ни повернулся.
Когда они ещё ехали в Москву, Волк находился с ним рядом всю дорогу. Попытался было раз Бунко замешаться в толпе всадников- Волк схватил за поводья его лошадь…
— Куда ты? — сверкнул он глазами на рязанца. — Слышь, Бунко, не дури!.. Хоть и не говоришь, что у тебя на уме, по глазам вижу! Доложу государю великому — мигом тебя на осину вздёрнут!..
