Евгений Веникеев - Звездный час «Весты»
Завязалась беседа, Макаров расспрашивал о «Весте» и ее вооружении. Офицеры описали свой корабль, упомянули о приборах Давыдова. Макаров был заинтересован, но Михаил Платонович не дал ему углубиться в тему.
— Наше оружие на практике не проверено, мы ничего еще не достигли, — сказал он. — Другое дело вы, Степан Осипович, и ваш «Константин». Мы, конечно, читали в газетах о его подвигах, но хотелось бы услышать о них из ваших собственных уст.
— Какие там подвиги, Михаил Платонович, — отмахнулся Макаров, — ведь ни одного настоящего броненосца на дно не пустили. Результаы — только переполох!
— Но и это не мало, — возразил Жеребко-Ротмистренко, — благодаря вам турки не имеют ночью ни минуты покоя. Каждый корабль ограждают бонами, а их английский адмирал Гобарт-паша даже на ходу свои броненосцы какими-то юбками из металлических сетей окружает, как я слышал.
— Не нам оценивать важность дел «Константина» (впрочем, до конечных результатов еще далеко, надеюсь),- добавил старший офицер, — но все мы горим желанием услышать о ваших приключениях.
— С удовольствием. С чего начать, господа?
— С начала! — почти хором ответили присутствующие.
Макаров приступил к рассказу.
— Я перевелся на Черноморский флот с Балтийского, понимая, что война неминуема, и сознавая, что при полном почти отсутствии наших броненосцев в Черном море наступательных действий флотом нам предпринять не удастся, если не применим нечто новое. Этим новым мне казалось создание корабля, вооруженного минными катерами. Удалось заинтересовать этой идеей двух влиятельных наших адмиралов. Вы, наверное, догадались, что я имею в виду Григория Ивановича Бутакова и Андрея Александровича Попова. Они писали Аркасу, рекомендуя меня и мою идею, и поэтому без особой волокиты мне в середине декабря прошлого года дали «Константин»…
Володя Яковлев во все глаза глядел на этого человека, судьбу которого привык уже считать необыкновенной. Внешность лейтенанта также была привлекательна. Лицо овальное, очень высокий лоб, рано начавшая лысеть коротко остриженная голова; большие, несколько навыкате, глаза. Бороды и бакенбардов Макаров не носил, но зато украсил свое лицо большими темно-русыми усами, обрамляющими рот и подбородок. В его речи и манерах не было ничего напоминающего, что он — сын простого матроса. Держался Макаров с непринужденностью уверенного в себе человека.
— Дней за двадцать мы здесь, в Севастополе, окончили переоборудование «Константина» и приступили к минным учениям. Вы видели катера на бортах, они большие и тяжелые. Так вот, постоянными учениями я так натренировал команду (кстати, они, как и вы, — все добровольцы), что добился скорости подъема и спуска катеров в семь минут.
— Степан Осипович, — спросил подпоручик Пличинский,- а пары вы перед спуском заранее готовите? Ведь на это два часа надо.
— На борту «Константина» на подъем паров в машинах катеров тратят не больше 15 минут, — был ответ. — В котлы катеров наливаем воду уже горячей и специальными трубопроводами подаем пар из машины парохода.
— Великолепно! — воскликнул Перелешин-младпшй. — Нам непременно надо устроить то же самое, ведь мы, Степан Осипович, тоже два катера должны, на «Весту» установить.
— Я знаю, — ответил Макаров, — они уже прибыли по железной дороге и ждут вас… Первая наша атака была в конце апреля — пытались взорвать турецкие корабли на рейде Батума, но неудачно. Трос от буксируемой мины намотало на винт катера, а шестовая, которую подвели к самому борту врага, не взорвалась. Нас обнаружили, поднялась стрельба — еле ушли.
— Но я слышал, что севастопольская публика устроила вам при возвращении торжественную встречу,- заметил младший Перелепите.
— Да, и меня это сначала очень удивило. Но потом я понял. Народу понравилось, что флот предпринял действия наступательные, перестал отстаиваться в гаванях, под защитой батарей.
— А теперь расскажите про нападение в Сулине, — попросил старший офицер.
— О, это было уже интереснее, — оживился Макаров, — 27 мая разведка донесла, что там стоят четыре турецких броненосца. «Константин» вышел из Одессы вечером, кроме своих катеров взяли еще два из Одесского порта, вели их на буксире. В два часа ночи пришли на вид Сулина; в гавани увидели три броненосца (они несли огни), и какой-то пароход двигался по рейду. Спустили наши катера, построили двумя колоннами и… с богом! Ночь была темна, безлунна, небо в облаках, сильный ветер и волнение с берега. Только вдали маяк мелькает и огни неприятельские… Катера пошли и сразу же исчезли, растворились в ночи — ни искр, ни шума машин, ничего.
Макаров помедлил, Володя живо вообразил ночную сцену, как будто сам стоял на раскачивающейся палубе «Константина».
— Я отвел корабль миль на пять к северу, где назначил встречу катерам. Стоим, ждем, слушаем. По-прежнему тихо. Вдруг в порту — беспорядочная стрельба, потом взрывы — один, другой, опять пальба, потом стихло. На рассвете вернулись «Синоп», «Наварин» и «Минер». Доложили, что вторая колонна раньше их ворвалась на рейд, слышали два взрыва, на катера пошел турецкий броненосец, пришлось уходить.
Через полчаса вернулась «Чесма» с пробоинами от пуль и картечи. Ей атака тоже не удалась — опять намотало провода буксируемой мины на винт. Быстро светало, надо уходить, а других катеров нет. Наконец появился катер лейтенанта Владимира Рожественского (его потом назвали «Сулин»). Полузатопленный, труба в пробоинах, но все целы. Рождественский сообщил, что взорвал свою мину под бортом броненосца, но результатов не знает. Последний катер — лейтенанта Пущина — так и не вернулся. Мы ждали его до восьми часов, нас заметили из Сулина, пришлось взять курс на Одессу.
Кают-компания была захвачена рассказом.
— А что случилось с Пущиным? — этот вопрос прозвучал одновременно со всех сторон.
— В плену со всем экипажем, — ответил рассказчик, — недавно получил от него письмо. Ему удалось подойти к броненосцу, который оказался окружен сетевым боном. Сеть намотало на винт, катер стал, они подали шест на всю длину, включили мину. Взрывом залило машину, и катер оказался без движения в мертвой зоне, под самым бортом врага. Освободили винт, пошли по мелководью к выходу в море. Совсем рассвело, пули стучали по обшивке, турецкий пароход шел параллельным курсом и беспрерывно стрелял. Снаряд разорвался у борта, машину опять залило, и она стала окончательно. Затопили катер, надели пробковые пояса и бросились за борт. Турки вытащили людей из воды, относятся хорошо и даже с почтением.
Рассказчик умолк, наступила тишина. Простой рассказ Макарова произвел на офицеров сильное впечатление. Володя Яковлев спрашивал себя, смог бы он быть так хладнокровно храбр, как Пущин, Рожественский и другие?
Молчание первым нарушил старший офицер:
— А в какие предприятия пускался «Константин» в истекшем месяце, Степан Осипович? — спросил он.
— Ничего замечательного совершить не удалось. Были в крейсерстве, 8 июня у мыса Кремне, в 80 милях западнее от Синопа, поймали четырех парусных «купцов». Команду — на берег, а корабли сожгли. Я не решился их буксировать в Севастополь через все Черное море и лишился призовых денег. Но все-таки туркам — урон. А вот теперь стою в Севастополе с «Владимиром», ждем вас и «Ливадию». Главный командир телеграфировал соединиться и совершить крейсерство.
— Прекрасно! Великолепно! — раздались голоса, все были рады совершить плавание с прославленным «Константином».
— Степан Осипович, — спросил Жеребко-Ротмистренко, которого как минного офицера больше всего интересовали результаты налета на Сулин, — удалось ли Рожественскому или Пущину утопить броненосец?
— Точно сказать не могу. Турки объявили, что атака была неудачной, но как они умеют врать, мы знаем. Пущин, правда, сам признает, что взорвал свою мину преждевременно, но Рожественский положительно утверждает, что включил ток не раньше, чем шест уперся в борт броненосца. На следующий день туда отправился на разведку «Аргонавт». Его командир сообщил, что один из броненосцев сильно осел в воде. Глубина у Сулина небольшая, наверное, поврежденный корабль не утонул только потому, что лег на дно.
Вошел вестовой и сказал старшему офицеру:
— Ваше благородие, капитан вернулись с берега и просят вас к себе.
— Владимир Платонович, — обратился к Перелешину Макаров, — передайте Николаю Михайловичу, что я покорно прошу разрешения засвидетельствовать ему свое почтение.
— К чему такие церемонии, Степан Осипович; пойдемте, Баранов будет очень рад вас видеть.
Они вышли из кают-компании.
Оставшиеся офицеры оживленно обсуждали рассказ Макарова. Вскоре вернулся старший офицер и сообщил, что завтра с утра «Веста» будет втянута на эллинг для окраски и очистки подводной части.
