Андрей Серба - Мечом раздвину рубежи
– Что ответишь на это? – спросил у спасенного Микула.
– Русский брат, я знаю, что делаю. Потом, разве я не сказал, что наши судьбы накрепко связаны и нам суждено спасти друг друга? Ты уже свершил это, мне еще предстоит. А опасения старого иудея пусть останутся при нем – страшный для купцов и стражников Казак мне хорошо знаком и не причинит тебе и воинам вреда. Кого решил послушать, сотник: меня или иудея? Если меня, узнай, где и когда тебе следует ждать караван.
– Купец, я и мои люди на время покинем тебя,– сообщил Микула Исааку.– Если повстречаешь стражников и они станут допытываться, кто спас приговоренного к смерти в сундуке, ответь, что это сделал я, но вопреки твоей воле и даже применив силу. Они наверняка поверят этому, ибо ни один купец не поможет спастись разбойнику, своему злейшему врагу. А теперь скажи, когда и в каком месте мы встретимся вновь?
– Со стражниками я разберусь и без твоих советов, сотник. Я и их начальники не первый год знаем друг друга, к тому же среди моих караванщиков обязательно есть их люди, которые подтвердят, что разбойников отпустил ты, но отнюдь не я. Что касается нашей встречи, жди караван вечером у Сухого колодца. Это место знакомо любому человеку в округе. Надеюсь, что с тобой ничего не случится и мы завершим путь в Итиль-граде вместе.
Вытянув коня плетью, Исаак потрусил вдогонку каравану, а Микула с дружинниками направился к поджидавшим их на тропе остальным своим воинам. Те молча выслушали короткий рассказ сотника о случившемся у рощицы, на случай встречи со стражниками изготовили к бою оружие.
– Указывай, куда ехать,– обратился Микула к спасенному.– Кстати, как тебя кличут? Меня зови, как все, сотником.
– Сотник? Хорошо. Ну а меня…– Он на миг замялся.– Называй меня просто Братом. Свое настоящее имя я давно позабыл, а разбойничье тебе ни к чему. А ехать поначалу нужно вон к той промоине, от нее к большому коричневому камню слева.
Промоина находилась всего в трехстах шагах от тропы, но уже подле нее заметно ощущалась разница между цветущей степью у покинутой рощицы и полупустыней перед долиной Злых духов. Мало того, что здесь полностью отсутствовала растительность, сама почва, плотная, словно вытоптанная тысячами ног, тускло отсвечивавшая мертвенно-серебристым цветом, казалась непроницаемым металлическим панцирем, сквозь который не дано пробиться к лучам живительного солнца ничему живому.
Нагнувшись, Микула ковырнул землю кончиком меча, поднял на лезвии ее кусочек. Вначале внимательно рассмотрел его, затем с трудом растер между пальцами. Мелкозернистый песок, бурая глина, превращающаяся под нажимом пальцев в пыль, кристаллы соли. Мертвая земля… Такую Микула неоднократно встречал во время походов в Дикую степь, чаще всего возле степных озер между Сурожским морем и Саркел-рекой. Словно посыпанная солью земля, соленая, непригодная для питья вода, безжизненные берега и степь вокруг. Это была земля, покинутая духами добра и ставшая обителью злых подземных сил Чернобога.
– Уж не собираешься ли стать смердом и пахать эту землю?– донесся из-за спины насмешливый голос спасенного.– Без сговора со злыми духами долины у тебя не получится ничего, сотник.
– Знаю. Это они, подручные Чернобога, увели под землю степную речку, которая где-то недалеко от этого места размывает лежащий под долиной соляной пласт. Когда весной и осенью речка бежит в полную силу и доверху заполняет свое подземное русло, соляной раствор просачивается к самой поверхности земли и засаливает ее. Делая долину бесплодной, подручные Чернобога выживают с нее людей и приобщают к своим владениям. Я сталкивался с подобными проделками Чернобога на берегах Славутича у порогов и знаю, что победить его можно лишь с помощью волхвов Перуна. Только ему, внявшему мольбам волхвов, дано изгнать помощников бога тьмы из-под земли своими огненными небесными стрелами-молниями.
– Ты прав, сотник. В подземельях долины действительно встречаются соленые ручьи, в которых неизвестно чего больше: воды или соли. А теперь возьми земли вон с того взгорка и попробуй ее на ощупь,– предложил спасенный.
Микула последовал его совету и поднял кончиком меча горстку почвы с невысокого продолговатого взгорка. Это была мягкая, рыхлая песчаная пыль, но если предыдущий комок земли был чуть тепловатым от лучей солнца, то эта горсть пыли дышала жаром.
– Сотник, я вижу, что волхвы многому тебя научили. Может, скажешь, отчего эта пыль столь горяча? – прозвучал голос из-за спины.
– Этого не знаю. Но если правдив рассказ купца Исаака, что ветры, согревающие живущих под долиной духов тьмы, приносят из-за Итиль-реки тепло, все очень просто. Это может быть пыль, только что принесенная из пустыни и еще не утратившая жара. Но, возможно, это и старая пыль, подогретая теплом, идущим из высохшего речного русла под взгорком, в котором ныне вместо воды хозяйничают знойные ветры. Однако мы уже у большого коричневого камня слева от промоины. Куда двигаться дальше?
– Прямо на овраг, из которого навстречу нам мчится пыльное облако.
Приближаясь к оврагу, Микула почувствовал, насколько суше и горячее стал воздух, и ощутил, как труднее стало дышать из-за появившейся в воздухе мелкой песчаной пыли. Она оседала пушистым слоем на одежде и обнаженных участках тела, скрипела на зубах. А вскоре ползущий из оврага пыльный поток стал настолько плотным, что Микула с трудом различал дорогу.
– Спускайся на дно оврага! – прокричал ему в ухо спасенный.– Да-да, на дно! – повторил он, видя, как попятилась лошадь Микулы, когда он направил ее вниз по склону.
Не обращая внимания на сопротивление скакуна, Микула заставил его спуститься на дно, и маленький отряд оказался в самой круговерти несущегося по оврагу ревущего, валящего с ног мутного потока. Песок слепил глаза, раскаленный воздух обжигал лицо и руки, свист и вой ветра заглушали все другие звуки вокруг.
– Перебирайся на другую сторону! – донесся едва слышный голос из-за спины.– И выше, выше по склону! – скомандовал спасенный, когда Микула очутился на другой стороне оврага.– Еще выше, еще!
Лошадь, понукаемая Микулой, с трудом взбиралась по крутому склону, каждый миг рискуя покатиться вниз. Вот она остановилась, развернулась боком и без всякой команды двинулась навстречу бьющему ей в морду пышущему жаром потоку пыли. Сотник, собравшийся плетью заставить скакуна выдерживать прежнее направление к гребню оврага, увидел, что это невозможно. Ровный до этого глиняный склон оказался покрыт каменными глыбами, преградившими дорогу вверх. Опустив голову к самой земле, лошадь интуитивно, а может, по каким-то лишь ей известным признакам отыскивала проходы между глыбами. Поскольку седок сзади хранил молчание, Микула понял, что животное выбирало нужный путь.
Вскоре вместо каменных глыб справа пошли высокие, отвесные пласты известняка, сплошной стеной отрезавшие дорогу из оврага вверх. Дороги не было и вниз – склон слева резко обрывался, оставляя для передвижения узкую каменную тропу-терраску. Дно оврага осталось где-то далеко под ногами, и, чтобы не рухнуть вниз, нужно было не только устоять под порывами ветра, но, стремясь уклониться от самых сильных, не сделать даже полшага с тропы в сторону. Полностью закрыв глаза от ветра и пыли, Микула всецело доверился верному скакуну.
– Сотник, стой! – раздалась команда сзади.
Резко натянув поводья, Микула открыл глаза, оглядел место, где пришлось остановиться. Под ногами – тропа, впереди – уже в двух шагах непроницаемая для глаз серая пелена, слева, прямо под стременем, – обрыв, справа – сплошная стена-монолит.
– Дозволь копье,– прозвучала просьба из-за спины.
– Держи,– протянул Микула древко.
Выставив копье перед собой, спасенный начал водить острием по каменной стене на уровне головы Микулы. Что он там ищет? Скала как скала: отполированная ветром и песчаной пылью, с заметными кое-где на поверхности трещинами и выступами. Но что это? Острие копья полностью вошло в одно из неприметных углублений в стене-монолите, после чего быстро метнулось в нем взад-вперед три раза, затем, уже гораздо медленнее, еще дважды. И Микуле показалось, что одновременно с этим внутри скалы раздались звуки, напоминавшие колокольный звон в христианских храмах. Наверное, почудилось? Нет, не почудилось, хотя доносившиеся теперь из скалы звуки напоминали скорее скрежет металла по металлу, нежели звон колокола.
– Сотник, возьми копье обратно,– сказал спасенный, протягивая оружие Микуле.
Но тот был поглощен другим, уставившись во все глаза на участок скалы рядом с углублением, в котором только чтб побывало острие копья. Каменный пласт, немного выступавший на тропу, прежде казавшийся в пыльном мареве неразрывным целым со скалой, отделился от нее и начал медленно опускаться на тропу. По мере того как он приближался к тропе, за ним все шире открывался ход в чрево скалы. Минута– и грубо вытесанный из тонкого камня квадрат со сторонами в два человеческих роста лежал на тропе, а в скальном монолите зиял черный провал. Вспыхнувший внутри него свет позволил рассмотреть две человеческие фигуры, стоявшие у деревянного барабана с накрученной на нем металлической цепью. Обе фигуры были в цветных халатах и кольчугах, с мечами на поясах, над барабаном с цепью был подвешен небольшой колокол с увесистым языком. Выходит, слух не подвел Микулу: именно звон колокола, потревоженного толчками копья, служил для охранников входа условным сигналом, что внутрь скалы необходимо впустить своих.
