Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :
Простой исходъ, не принять, избавилъ архіепископа Сансскаго отъ назойливости Вирье. Съ тѣмъ же легкомысліемъ онъ разсчитывалъ, что нѣсколько указовъ избавятъ его и отъ назойливости всѣхъ парламентовъ Франціи.
Дѣйствительно, чего проще учредить посредствомъ этихъ указовъ родъ высшаго совѣта регистратуры? Нѣсколько маршаловъ Франціи, нѣсколько прелатовъ, нѣсколько принцевъ крови занимали бы должности предсѣдателей или членовъ совѣта: въ такомъ совѣтѣ нечего страшиться, что волѣ короля можетъ угрожать малѣйшее сопротивленіе,
Такова была, по крайней мѣрѣ, мысль министра-архіепископа, когда онъ въ началѣ мая 1788 г. объявилъ этотъ новый законъ и отправилъ его на утвержденіе во всѣ парламенты.
Со всѣхъ концевъ Франціи поднялось всеобщее негодованіе. Даже благомыслящіе люди, которые, какъ Вирье, заявили себя довольными первыми уступками двора, соединилисъ въ общемъ сопротивленіи, которое Бріеннъ такъ необдуманно ставилъ на почву права.
Напечатанные въ Греноблѣ, съ комментаріями Барнава, въ смѣлой брошюрѣ, министерскіе указы, безъ различія положенія и мнѣній, возмутили весь городъ. Судьи, бывшіе въ изгнаніи въ своихъ земляхъ, были возвращены съ тріумфомъ посредствомъ "lettre de cachet". Впервые возмущеніе посягнуло на власть короля. Цѣлый градъ черепицъ былъ направленъ на его войско. Съ трудомъ де-Клермонъ-Тонерръ спасся отъ веревки, которая должна была его подвѣсить къ люстрѣ его салона. Разрушеніе дворца губернатора, сбиванье съ толка солдатъ было началомъ безобразныхъ сценъ, которымъ вскорѣ предстояло разъиграться по всей Франціи.
Парижъ и Версаль съ изумленіемъ узнали объ этомъ первомъ возмущеніи и надо сказать правду, что Анри черезчуръ смѣло разговаривалъ съ Бріенномъ.
Протестуя противъ проекта министра, а еще болѣе противъ остракизма, въ которомъ держали депутатовъ Дофинэ, Вирье рискнулъ произнести такую смѣлую фразу:
— Король не имеетъ права отказать въ пріемѣ представителямъ своихъ подданныхъ… Справедливость, какъ и повиновеніе, есть выраженіе того обоюднаго контракта, который соединяетъ ихъ съ монархомъ…
Въ Версалѣ никогда не слыхали ничего подобнаго. Всей революціи предстояло зародиться изъ этой теоріи, которую безумно привѣтствовала провинція Дофинэ.
Барнавъ и Мунье комментировали ее. Она служила для поученій духовенства. Буржуа сдѣлали ее своимъ лозунгомъ.
— Наши головы, — восклицали парламентеры, — принадлежатъ вамъ, государь, но наши законы намъ дороже нашихъ головъ.
Въ борьбу вмѣшались и гражданки Гренобля, и вотъ какимъ вызовомъ отвѣтили онѣ на предлагаемые эдикты:
"Подъ вліяніемъ того смущенія, въ какое повергли насъ ваши проекты, государь, можетъ случиться, что мы не пожелаемъ болѣе поставлять государству гражданъ… Мы охотно исполняемъ таковую нашу обязанность при счастливомъ и разумномъ правленіи. Но даватъ жизнь существамъ заранѣе обреченнымъ на деспотизмъ, нетъ соблазновъ, которые заставили насъ это дѣлать".
Исторія умалчиваетъ, принималъ ли участіе въ составленіи этого воззванія какой нибудь любезный совѣтникъ, заинтересованный въ этомъ вопросѣ. Она умалчиваетъ также и о томъ, какъ Людовикъ XVI отнесся къ угрозѣ, которая, безъ сомнѣнія, должна была смутить беарнейца. Извѣстно только, что она воздѣйствовала на Бріенна. Онъ сдался на капитуляцію, и четыре гренобльскіе консула [20], которыхъ онъ вытребовалъ въ Версаль, вернулись не только съ прощеньемъ за день черепичнаго дождя, но еще привезли съ собою пятьдесятъ тысячъ экю, чтобы заплатить военныя издержки.
Вирье ликовалъ; его побѣда надъ Бріенномъ прославляла его въ Греноблѣ, оправдывала его въ отелѣ де-Роганъ, дѣлала его знаменитымъ въ Парижѣ. Бретонцы и дофинцы, отстаивавшіе свое особое правленіе, были настоящими предтечами. Провинціальныя сословія сзывали états généraux. Слово, безсознательно сказанное самымъ неспокойнымъ совѣтникомъ — клеркомъ Парижскаго парламента, аббатомъ Сабатье, попало изъ дворца на улицу, съ улицы въ казарму, чтобы явиться вызовомъ въ Версаль [21]. Тѣ, кто подстревалъ его, стали героями дня. Любопытные, болтуны, политики наводняли улицу Вареннъ. Всѣ хотѣли видѣть Анри, узнать отъ него подробности "дофинской революціи", какъ говорилось тогда. Принцесса Викторія пригласила его въ Belle-Vue и пріемъ, сделанный Вирье, убѣдилъ его, что смѣлостью можно побороть препятствія и недоброжелательство двора.
III.Печально то время, когда злоязычіемъ можно имѣть успѣхъ. Анри нашелъ въ Belle-Vue защитниковъ парламентовъ и враговъ королевы въ одной общей, безпощадной оппозиціи. Обвиненія "mesdames" противъ ихъ племянницы превосходили теперь всякую мѣру. Постоянно повторялись сцены въ родѣ той, какъ въ тотъ день, когда у Маріи-Антуанетты, оскорбленной какою-то новою дерзостью, сорвалась фраза: "эти возмутительные французы…"
— Скажите лучше: эти возмущенные французы, — поправила Madame Adelaide.
Какимъ тяжелымъ камнемъ должно было впослѣдствіи лечь это слово на душѣ принцессы, записанное губернаторомъ Моррисомъ [22].
Но такое несправедливое отношеніе къ королевѣ одрило не въ одномъ Belle-Vue. Въ то время, какъ важныя дамы украшали себя лентами "цвѣта кардинала на соломѣ", простыя женщины носили чепцы à la révolte, и каждая заявляла свои права на контроль, на критику или совѣтъ.
Нѣкоторыя высокопоставленныя дамы, какъ, напримѣръ, герцогиня де-Роганъ, предъявляли свои права на все это заразъ.
"Ахъ, Madame, — писала герцогиня королевѣ въ концѣ іюня 1788 года, — во имя вашей семьи, во имя тѣхъ чувствъ, которыя вы вселяли и которыя вы найдете въ сердцахъ всѣхъ французовъ, положите конецъ этимъ всеобщимъ напастямъ.
"…Вамъ приписываютъ томленіе цѣлаго народа. Быть можетъ, королева не сознаетъ всей важности той роли, какую она могла бы играть. Быть можетъ, ея вліяніе на короля было пагубно для ея славы!..
"Какъ бы я была счастлива, если бы мнѣ пришлось услышать вмѣсто всѣхъ обвиненій на королеву: "она поражена нашими бѣдствіями, она спасла государство…".
Въ бумагахъ Вирье находится это письмо, въ которомъ подъ почтительною формою едва скрыта язвительность смысла. Увы! духъ фронды, который въ немъ чувствуется, до такой степени охватилъ всю обстановку "mesdames", что, и безъ того либеральные, инстинкты Анри черпали въ ней новыя силы. Онъ тоже рѣшался давать совѣты королевѣ, упоминать объ ея отвѣтственности и почти прибѣгать къ угрозамъ.
"Васъ обманываютъ, ваше величество, — пишетъ онъ. — Дворъ бравируетъ мнѣніями, возстановляетъ… Оппозиція его планамъ всеобщая… Неудовольствіе въ провинціяхъ, броженіе умовъ достигло крайнихъ предѣловъ… Всеобщее отчаяніе снѣдаеть всѣ сердца… Всѣ заняты только мѣрами сопротивленія…
"И за все это отвѣтственность возлагается на высшія сферы".
Въ дѣлѣ политики можно имѣть печальную смѣлость старости, причемъ опытъ для нея не есть оправданіе.
Тѣмъ не менѣе для королевы было мучительно сознаніе, что стремленія молодой Франціи звучатъ въ унисонъ съ сожаленіями старой Франціи. Важныя дѣла и мелочи, все было для несчастной королевы сѣвернымъ вѣтромъ. Ей одинаково ставили въ укоръ и ея прелестную простоту, и ея роскошь, ея сады и ея политику, но въ особенности ея дружескія отношенія возводились въ преступленія. И здѣсь m-me де-Роганъ была безпощадна, такъ какъ принадлежала къ школе, которая требуетъ даже для сердца законовъ этикета.
И эти интимности королевы, гдѣ всякая женщина должна имѣть свою "inséparable", которая называлась: "ma toute belle, mon coeur", возмущали строгую даму. Болѣе всего ей не нравилось, что "monseigneur — дофинъ ростетъ среди такой разнѣженности". Герцогинѣ казалось, что m-me де-Полиньякъ менѣе кого либо годна для роли воспитательницы короля Франціи, и съ какой стати какая-то графиня де-Полиньякъ замѣнила принцессу де-Роганъ Гемене?
Надо сказать, что Анри, по своей деревенской грубости, раздѣлялъ чувства m-me де-Роганъ, и вѣроятно, онъ не удивился бы апплодисментамъ, которыми былъ встрѣченъ однажды вечеромъ актеръ Дюгазонъ, когда въ одной рискованной роли онъ замѣнилъ имя Galigaï именемъ Polignaqui.
Фаворитки королевы во Франціи всегда имѣли несчастье приводить въ отчаяніе народъ. Но кто скажетъ, отчего бѣдный маленькій дофинъ [23] присоединялся къ простому народу въ его ненависти къ своей гувернанткѣ. "Уйдите, — говорилъ онъ безпрестанно m-me де-Полиньякъ, — уйдите, графиня, я ненавижу ваши духи…".
Ни просьбы матери, ни самый нѣжный уходъ его гувернантки, не могли побѣдить его отвращенія къ ней.
Со всѣми преданными ему людьми было то же, что и съ людьми, преданными приговоренной монархіи. Имъ всѣмъ пришлось испытать горе.
Совсѣмъ на глазахъ Анри, другому дофину пришлось стать на высоту ужасныхъ испытаній, которыя ему предстояли.
Болѣе двадцати лѣтъ маркиза де-Турзель, тетка Анри де-Вирье, жила вдали отъ двора. Къ удивленію, заслуги ея не были забыты. Прошло 20 лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ на первыхъ страницахъ нашего повѣствованія мы оставили ее утѣшающей свою невѣстку, мать Анри. Маркиза въ это время овдовѣла.
