Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха
По близкому, но несколько иному сценарию развернулись события в Болгарии. Здесь тоже сумели сорганизоваться правые силы. Устроили военный переворот, свергли социалистическое правительство «Земледельческого союза». Премьер-министр Стамболийский был убит в своем родном селе взбунтовавшимися крестьянами. К власти пришло правительство Александра Цанкова, требовавшее «укрепить царский трон», запретившее компартию и другие левые организации. Полиция и солдаты шерстили их штаб-квартиры, обнаружили целый ряд складов с оружием, подпольные типографии.
И в это же время до крайности обострилась обстановка в Германии. Здесь соединились и национальное оскорбление, и безобразия демократической власти с «приватизациями» и прочими злоупотреблениями. Демобилизовалась не только армия. Остановились военные заводы, выбросив массы безработных. Голодные рабочие перемешивались со вчерашними солдатами. Люди с боевыми наградами на истрепанных мундирах бесцельно обивали пороги, не в силах найти себе место в новой жизни. Хватались за любую работу вдовы, оставшиеся без кормильцев. А рядом с этим гремели музыкой и сверкали огнями рестораны, кафешантаны, варьете, где оттягивались спекулянты и нувориши.
Они распоясались, чувствовали себя хозяевами, перестраивали жизнь в собственное удовольствие. До войны Германия славилась строгой нравственностью, на границе бдительные немецкие таможенники даже выдирали из французских журналов картинки с «неприлично» приподнятыми юбками. Сейчас именно Германия превращалась в европейский центр разврата, переплюнув даже Францию. Афиши берлинских зрелищных заведений соревновались, обещая посетителям «100 голых женщин…», «150 голых женщин…», «400 женщин, абсолютно голых!» Количество ограничивалось разве что размерами сцены, потому что несчастным немкам не нужно было платить. Их нанимали выставлять свою наготу только за еду.
А уж богатые иностранцы вели себя так, словно завоевали или купили всю страну. Перед ними почтительно склонялись чиновники и полицейские, стелился обслуживающий персонал железных дорог, гостиниц, ресторанов. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отелей — глядели, как немцы давятся и дерутся за «подарки». Женщин походя, между делом, манили пальцем, даже не поинтересовавшись, являются ли они проститутками. Были уверены — пойдут. Подзаработать-то хочется, детишек накормить.
До тех, кто кое-как переносил трудности в Берлине или Мюнхене, доходили сведения и о миллионах вчерашних сограждан, которые одним махом потеряли даже собственное отечество. Победители так перекроили границы, что множество немцев очутилось в пределах Польши, Чехословакии. Национальные власти вновь созданных государств беспардонно задирали перед ними носы, демонстрировали собственное превосходство, унижали. В народе шло брожение. Повсюду говорили о предательстве, позоре.
Эта атмосфера оказывалась благоприятной для всех оппозиционных партий — и для коммунистов, и для националистов. Партия Гитлера достигла 56 тыс. человек. Точнее, ее подразумевали не отдельной партией, а «Национал-социалистским движением», пытались по примеру итальянских фашистов сплотить близкие течения и группировки. В данном отношении связи нацистов с оккультными обществами оказались весьма полезными — уж не знаю, как с магической, а с земной точки зрения пригодились. Члены «Общества Туле» и «Германского ордена» занимали видное положение в других организациях — союзе ветеранов войны «Стальной шлем», обществе «Рейхскригфлагге», активист «Туле» Шлейхер формировал свою партию в Нюрнберге. Теперь они потянулись к Гитлеру.
Национал-социалистами заинтересовался уже упоминавшийся Карл Хаусхофер — адепт японской и тибетской магии. В Первую мировую войну он дослужился до генерала. Прославился своими способностями точных предсказаний — как будет развиваться та или иная операция, как завершится бой. После войны преподавал географию в Мюнхенском университете, основал Немецкий институт геополитики. Но устремления Хаусхофера по-прежнему нацеливались в потусторонние сферы. «Общество Туле» по сравнению с его уровнем выглядело сборищем дилетантов-любителей, и он основал новую, закрытую организацию — «Орден Братьев Света». А ученик и ассистент Хаусхофера Рудольф Гесс стал правой рукой Гитлера. Другая активистка «Туле», профессор невропатологии и ярая противница христианства Матильда фон Кемниц, сумела окрутить и женить на себе знаменитого генерала Людендорфа. Вовлекла его и в муть черных учений, и в нападки на Христа, и в политику. Он присоединился к нацистам, что резко повысило рейтинг партии.
В течение всей войны курс германской валюты поддерживался искусственно. Но перестройки армии и экономики, воровство, выплата репараций подорвали финансы. В 1923 г. система надломилась. Разразился такой кризис, какого в Европе еще не видывали. За 6 недель курс марки упал в 1000 раз [150]. Состояния и накопления улетучивались мгновенно, рынок был парализован, фирмы и предприятия прогорали. Социал-демократическое правительство Штреземана объявило, что оно вынуждено приостановить платежи репараций победителям. Но французы загорелись поживиться на этом. Саарская область была передана под их управление в качестве залога на 15 лет. В Париже заговорили, что за долги надо окончательно присоединить Саар, а заодно и Рурскую область, туда направили оккупационные войска. Немцы возмутились. В Руре даже начали возникать партизанские группы. Но французы не церемонились, пойманных боевиков расстреливали. А правительство Штреземана провозгласило линию «пассивного сопротивления» — проще говоря, поджало хвосты и помалкивало в тряпочку, позволяя победителям вытворять что угодно. Это вызвало бурю протестов. Народ открыто проклинал капитулянтов.
В Москве ситуацию расценили как начало вожделенной «мировой революции». Полыхнет в Германии, перекинется на другие страны. Троцкий горячо отстаивал необходимость использовать столь благоприятную возможность и азартно доказывал, что пришел момент поставить на карту все — то бишь само советское государство. Дескать, международные империалисты не допустят победы революции у немцев, обрушатся на них своими военными силами. Ну а СССР поможет «германскому пролетариату» — вот тут-то и произойдет решающая схватка. Сталин, Зиновьев, Каменев высказывались более осторожно. Считали риск слишком большим. Но и отказываться было нельзя — «мировая революция» считалась краеугольным камнем марксизма-ленинизма.
Началась подготовка. На нее переводились колоссальные средства. За границу отправлялись тысячи эмиссаров Коминтерна, инструкторов советских спецслужб. Организовывались восстания в Польше, там загремели взрывы терактов, чтобы расшатать и дестабилизировать обстановку. Было решено поднять Болгарию, Прибалтику. А в Германии срок выступления наметили на 9 ноября, в годовщину прошлой немецкой революции. Нацисты и подобные им организации считались союзниками. Уполномоченный Коминтерна Радек по дороге в Германию инструктировал советских дипломатов в Варшаве. Объяснял, что сразу же после революции немцы разорвут Версальский договор, начнут войну: «Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата» [14].
О, Гитлер готов был союзничать с кем угодно, и с коммунистами, и с сепаратистами. Баварское правительство фон Кара стало вести себя независимо от Берлина, и нацисты поддержали его. Сведения о назревании общеевропейского взрыва встревожили Францию и Англию. Они принялись оказывать помощь центральному германскому правительству, подталкивать к более решительным действиям. В конце сентября на территории Германии было введено чрезвычайное положение. От баварского правительства потребовали повиноваться, арестовать нескольких офицеров, возглавлявших радикальные формирования, за подрывные призывы закрыть нацистскую газету «Фелькишер беобахтер». Не тут-то было! Фон Кар, командующий военным округом генерал фон Лоссов и начальник полиции фон Зайссер объявили, что Берлин нарушает права Баварии. Подчиняться отказались. Командующий рейхсвером фон Сект отстранил Лоссова от должности, но баварские начальники и ему не подчинились. Объявили на своей территории «осадное положение», войскам округа приказали принести новую присягу, не берлинскому, а баварскому правительству [80].
Но советские планы «мировой революции» побурлили-побурлили и… стали расползаться по швам. Ведь главный ее поборник, Ленин, лежал в Горках в безнадежном состоянии, дни его были сочтены. Перенос революции на международную арену и европейская война автоматически выдвигали на ведущую роль Троцкого. Имело ли смысл для Сталина помогать ему, рисковать всем Советским государством? Имело ли смысл для Каменева и Зиновьева поддерживать авантюру, чтобы посадить Троцкого на свои шеи? Однако и западных хозяев Троцкого революция в Германии абсолютно не устраивала. Она нужна была в 1918 г., чтобы обрушить кайзеровскую империю, но не в 1923 г. Воротилы мирового бизнеса уже нацелились хорошо поживиться на «возрождении европейской экономики», а Троцкий грозил обвалить все это в хаос, чтобы самому вылезть в «Бонапарты»!
