Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
Жуков достал из кармана записную книжицу, в которую заносил самое примечательное и важное, раскрыл на нужной странице, приготовился к обстоятельному разговору об узнанном от духовных лиц.
– Миша, – произнёс Иван Дмитриевич, сбивая с толку помощника, чтобы тот привел в порядок мысли и начал с главного, а не расползался, перескакивая с места на место, как бывало, когда от избытка накопившегося по розыскным делам терял нить рассказа и в конце концов погрязал в дебрях слов, и надолго замолкал, приводя мысли в порядок. Для этой цели Путилин нашел выход и прежде, чем приступать к выслушиванию отчета, давал Жукову маленькое поручение. – Вот то, пока ты не начал свою повесть, я с большим удовольствием выпил бы стакан горячего чая. Не сочти за труд, распорядись, чтобы нам принесли.
– Сию минуту, – вскочил помощник, оставив раскрытой книжицу на столе.
Через некоторое время Михаил воротился, держа в каждой руке по чашке крепкозаваренного чая и подслащенного двумя ложками, как нравилось Путилину.
Иван Дмитриевич отхлебнул глоток обжигающей жидкости и только тогда произнёс.
– Что, Михаил Силантич, готов к повествованию? Не будешь словесно частить?
– Так точно, Иван Дмитрич, – потупился Жуков, положив руки на колени. Потом потянулся к книжице, – меня заинтересовали в списке три фамилии, – взглянул на начальника.
– Фамилии потом, чем привлекли твое внимание?
– Своей неуемным стремлением завершить бракоразводные дела в кратчайшие сроки, но наш пропавший секретарь, словно каменная скала, стоял на своем и тормозил их продвижение к заветной цели. Вот эти господа, где только не побывали на аудиенциях, дошли до самого обер—прокурора, но тот, сослался на то, что решение данного вопроса находится в ведении Духовной Консистории, не дал делам ход, а оставил решение на милость господина Комарова. И такое положение длится почти что год.
– Да, крепок духом Афанасий Петрович, раз выдержал годовалую осаду.
– Не только крепок, но и отписал обер—прокурору письмо с изложением своего видения семейных уз и тот в свою очередь согласился с доводами, приведенными секретарем.
– Что было далее?
– Как ни странно, но жалобщики месяца два тому успокоились, и их не было ни слышно, ни видно, словно смирились со своей участью.
– Тогда же пропали паспорта у комаровских земляков, – дополнил слова помощника Путилин.
– Мне тоже пришли в голову те же мысли.
– Насколько богаты наши жалобщики?
– Достаточно, что подкинутая сумма не особо облегчила их карманы.
– Хорошо, Михаил Силантич, получи—ка, голуба моя, новое задание. Тебе предстоит узнать адреса…
Жуков с улыбкой протянул своему начальнику книжицу, открытую на странице, где были мелким почерком под нумерами прописаны адреса.
– Молодец, тогда мне необходимо знать, все ли из них находятся в Петербурге?
– Разрешите, Иван Дмитрич, Вас покинуть для исполнения поручения?
– Дак я тебя и не задерживаю.
Михаил в веселом расположении быстрым шагом покинул кабинет.
– Вот и все, – пронеслось в голове у начальника сыскной полиции, – кажется у клубка остался один кончик. Бедный, бедный секретарь, хотя, что ж я его жалею, каждый страдает, как наш Спаситель, за свои убеждения. Люди, какие б ни были, всегда остаются людьми. К каждому из них можно подобрать ключик, даже к самому закоренелому душегубу, а господин Комаров возомнил себя человеком, скрепляющим семейные узы посредством воспрепятствования и затягивания бракоразводных дел. Да, не могу не согласится, он стоит на страже духовного, но каждого надо рассматривать в отдельности, ведь жизнь часто подставляет ногу, а при падении не всегда успеваешь подстелить соломки. Вот взять хотя бы Серафима Никитского, образованный человек, Университетский курс философии прослушал, книгу даже написал, казалось бы радуйся жизни, ан нет сколько он крови попортил, пока не вывели его на чистую воду. Но в нынешнем деле просто все получается, как то нескладно. Похитили секретаря, можно подумать заманили за город и заперли в доме, чтобы он из—под замка не мог шагу ступить. Пока Миша занят делом, проверю я одну мыслишку, как заноза вонзилась фраза в голову.
На извозчичьей коляске быстро добрался до Консистории, хотя казалось, что плетется не резвый конь, а кляча, едва передвигавшая копыта по булыжной мостовой. Привратник с важным видом прохаживался у входа, завидев Ивана Дмитриевича, он ничуть не удивился, а наклонил с почтением голову, словно давно ждал повторного визита начальника сыскной полиции.
– Чем могу быть полезен? – без излишнего лебезения, но с каким—то достоинством произнёс он.
– Вот что, голубчик, – Путилин на миг остановился, прикусив нижнюю губу, – будь любезен, вспомни еще раз то утро, когда господин Комаров в последний раз подъехал ко входу к месту службы.
– Вашество, – приложил руку к груди, – я тогда Вам все поведал, что сохранила моя память, ничего нового к сожалению добавить не могу.
– Все же попробуй припомнить тот миг, когда Афанасия Петровича окликнула женщина в черном, – спросил Иван Дмитриевич.
– Хорошо, попробую, в то утро они еще сконфузились от окрика.
– Это понятно, но дама ничего ему не показывала?
– Не понимаю, 1.
– Дама ничего ему не передавала?
– Нет, – с уверенностью отрезал привратник, потом в его глазах мелькнула искра сомнения, он задумался, пощипывая бороду, – хотя постойте, – пальцем водил по губам, – постойте, а ведь Вы совершенно правы, господин Путилин, как же я не заметил. Дама достала из маленького ридикюля какой—то листок, протянула ему, Афанасий Петрович прочел и только после этого сел в коляску.
– Ошибки быть не может? Ничего не путаешь?
– Нет, нет, господин Путилин, я явственно вижу сию картину, ведь Афанасий Петрович стоял вот так, – привратник поворотился, показывая, как стоял в утро исчезновения секретарь Духовной Консистории, – правым боком ко мне.
– Больше ничего примечательного не припоминаешь? – еще раз задал вопрос начальник сыскной полиции. – Мне важна всякая мелочь.
– Ей Богу, – привратник перекрестился, – Вашество, не помню, – и покачал головою, ну, ей Богу, не помню да и добавить больше ничего не могу.
– И на том благодарствую, – Иван Дмитриевич скривил губы в вымученной улыбке и пошел быстрой походкой, стуча тростью по камням мостовой, к ожидавшей его извозчичьей коляске. Всю дорогу чертил правою рукою перед собою какие—то непонятные воздушные знаки, иногда резко перечеркивая и только изредка приподнимались брови, чтобы вновь нахмурится, сводя их к переносице. Ничто не могло отвлечь Путилина от тревожащих мыслей.
Медленным шагом, не обращая внимания на дежурного чиновника, Иван Дмитриевич прошел к лестнице и, держась правою рукою за перила, начал подниматься. Мыслей было много, но все какие—то скоротечные, словно искры вылетавшие мотыльками из яркого костра.
Кабинет встретил пустотою и безразличным взглядом Государя, на который Путилин ответил разведенными руками, мол, простите, Ваше Величество, делаю вопреки всему, что в моих силах, и лелею надежду – завершить сие непростое дело. Как бывало всегда, подошел к окну и посмотрел вниз на неширокую улицу, наполненную городским несмолкающим шумом. Там простоял с четверть часа, переваливаясь с пяток на носки, отбросив прочь тревожившее его в данное мгновение.
Когда за спиною скрипнула дверь, Иван Дмитриевич не обернулся, ибо пребывал в полной уверенности, что неуемный помощник, никак не отучится от вредной привычки входить без стука, вернулся с хорошими вестями и расследование близится к завершению.
– На щите иль со щитом? – повернул Путилин голову, с потаенной надеждой смотря в глаза Михаила, на лице которого сквозь маску смущения проступали черты довольства выполненным поручением.
– Не скажу, что обладаю полной картиной, но некоторые сведения имеются, – Жуков остановился у стола, поглядывая на стул.
– Присаживайся, голубчик, присаживайся, – Иван Дмитриевич понял усталый взгляд помощника, – небось намаялся, бедолага, бегая по городу.
– Не скажу, Иван Дмитрич, что Вы не правы, – произнёс Михаил, шумно опускаясь на стул, – но маленько гудение в ногах присутствует, словно уж не мои.
– Ладно, о себе поведаешь потом, – Путилин быстрым шагом пересек кабинет, присел в кресло, наклонившись вперед и облокотившись руками о столешницу, – не томи, докладывай.
Миша жеманно повел плечами.
– Да в общем докладывать– то не о чем.
– Как так? – вскинул брови начальник сыскной полиции.
– Все интересующие нас лица в городе, разве что за исключением Сергея Павловича Новосельцева, да и тот за городом, в своем доме в Сестрорецке.
