Наталья Павлищева - Жозефина и Наполеон. Император «под каблуком» Императрицы
Временами почти смиряется с тем, что она равнодушна:
«…Обо мне не стоит думать. Счастье или несчастье человека, которого ты не любишь, не имеет никакого отношения к твоим интересам…
Прощай, будь счастлива, моя обожаемая Жозефина!..»
И следом приписка:
«Я опять вскрываю письмо, чтобы послать тебе свой поцелуй… О, Жозефина!.. Жозефина!..»
Таких писем – полученных или написанных, но не отправленных – тысячи, он действительно завоевывал мир, чтобы бросить его к ногам любимой, та благосклонно принимала дары и поклонение, но не желала принимать самого мужа. Ах, если бы этот Наполеон еще был и незаметен! Как-нибудь этак преподносил подарки и славу и снова исчезал, не надоедая письмами…
Если бы ей тогда знать, что придет время и, как когда-то говорил Наполеон, он сможет легко изменять ей, пусть даже возвращаясь и возвращаясь к неверной супруге, а потом и поневоле верной, потому что Жозефина станет уже не нужна никому другому, и уже она будет ждать писем, встреч, внимания… Собственно, внимательным Наполеон будет всю жизнь (ее жизнь) и любить тоже будет всю жизнь, но… Тогда до этого было еще очень далеко, все самое яркое было впереди и главные подарки от него тоже.
Жозефина возвращалась со свидания с мужем, на которое вовсе не желала ехать, возвращалась со множеством даров, надеясь на скорую встречу с любовником…
Встречали Жозефину, как национальную героиню. Она была спутницей жизни великого героя, чьи подвиги достойны античных времен. Ее славили, чествовали, бросали к ногам цветы, несмотря на зиму, посвящали стихи, исполняли песни… Думаете, в сердце этой женщины шевельнулось хоть малейшее чувство благодарности к тому, кто все это обеспечил, из-за кого она превратилась в героиню? Ничуть, в Италии она уже привыкла к восторгам, к поклонению и в Париже все принимала с легкой улыбкой, словно должное.
Жозефину в Париже интересовал только Ипполит Шарль, который не замедлил появиться. Гнев Наполеона, смягченный уговорами Жозефины, не нанес ему особого урона, Шарль успел награбить в Италии достаточно, чтобы некоторое время жить безбедно, а теперь надеялся с помощью любовницы восстановить свое положение.
Она разыскала Шарля быстро, столь же быстро началось продолжение их романа. Любовники предавались страсти, совершенно не задумываясь над возможностью возвращения супруга.
Вообще-то в этом не было ничегошеньки удивительного, весь Париж вел себя так же. Никому не приходило в голову хранить супружескую верность, напротив, считалось ненормальным, если жена не имела любовника, а муж любовницы. Отсутствие дома одного из супругов больше пары дней, безусловно, означало, что ему наставляли рога, разве что оставшийся дома супруг был совершенно болен.
Жозефина была здорова и хранить верность далекому Бонапарту не собиралась. Тем более это не принято в тех кругах, где она вращалась. Любовник? А у кого его нет? Просто приличный муж перед возвращением старается сообщить о своем скором прибытии, а если и застает дома не званного им самим гостя, то вежливо позволяет удалиться.
Ей и в голову не приходило, что можно устраивать скандалы из-за наличия у супруги любовника. Что за дикость, это же Париж, а не глухая деревня!
Супруг Жозефины был воспитан в Аяччо на Корсике, в большой итальянской семье, где понятия добропорядочности были несколько иными, а отсутствие мужа вовсе не означало присутствия любовника. Тем более Наполеон был не на шутку влюблен и не мыслил возможности измены со стороны обожаемой Жозефины.
Нет, постепенно он понял, что легкомысленные французские женщины просто не могут быть верными, и стал относиться к изменам спокойней, но только с французскими женщинами, а собственную жену ревновал еще долго и неистово, впадая то в ярость, то в полное уныние.
Сказать, что Наполеон ехал в Париж, значит солгать, он летел, он мчался так, словно намеревался покрыть все расстояние за час! В Париже его с нетерпением ждала (о, конечно же, ждала!) обожаемая Жозефина! Жена не часто отвечала на письма, но он простил Жозефине такой проступок, хотя постоянно укорял в своих посланиях. Сам Наполеон писал с сумасшедшим количеством ошибок, но в порыве страсти не замечал этого, да и мог ли заметить, если его письменный французский хромал на обе ноги?
Возможно, Жозефина недовольна ошибками в его письмах, потому не отвечает? Но ведь должна же она понять, что муж страдает, что он влюблен без памяти, что считает минуты до встречи с обожаемой супругой.
Жозефина понимала, только это интересовало ее очень мало. Она приглядела себе уютное гнездышко – Мальмезон – и пребывала с любовником там. Единственное, на что у генеральши хватило ума, – не приводить любовника в спальню на улицу Шантерен. Но Ипполиту Шарлю вполне хватало балов, приемов и Мальмезона. Любовники вовсю развлекались, не подозревая, что влюбленный супруг торопится домой…
Наполеона принимали еще радостней, чем его супругу, для французов он был желанным доказательством, что величие Франции еще не кануло в Лету, что французские войска способны воевать, одерживать победы, а уж за столь явную и стремительную, как в Италии над, казалось, непобедимой Австрией!.. о!.. за одно это Наполеона следовало нести на руках вместе с конем!
Сам генерал был немало смущен столь откровенным восхищением.
– Я, в сущности, еще ничего не совершил, просто не позволил армии бездействовать, когда она должна успешно воевать.
Сам Бонапарт понимал, что все эти восторги почти аванс, который он перед Францией должен отработать, совершив нечто выдающееся, достойное подвигов Великого Александра. Этого желал и он сам. Завоевать мир и сложить его к ногам любимой женщины, что может быть для мужчины лучше. А Жозефина обязательно подарит ему сына. Вот оно, счастье!
Всего мира пока не было, но была освобожденная от австрийцев и возвращенная Франции Италия, были восторги толпы на улицах всех городов, через которые он очень быстро проезжал, были надежды на будущее и, конечно, любовь. Ну, и, само собой, прилагались еще подарки для обожаемой Жозефины.
Наполеон спешил в спальню на улице Шантерен, чтобы осыпать свою супругу драгоценностями, покрыть поцелуями каждый пальчик ее прелестных ручек и ножек, ласкать, не выпуская из объятий до завтрашнего дня. Он намеренно попросил устроить встречу в Люксембургском дворце не сразу, чтобы иметь время сначала доказать свою любовь и свой пыл Жозефине.
И вот они, три ступеньки, ведущие в знакомую прихожую, лай Фотюне, услышавшего появление кого-то в доме… Бонапарт на мгновение замер в надежде уловить легкие шаги супруги, даже призвал к тишине открывшего ему дверь слугу, но, кроме лая левретки, ничего не услышал.
– А где мадам?
Слуга явно смутился:
– Ее нет в Париже…
– Что?!
Неизвестно, что было бы дальше, но тут следом за самим Наполеоном в дом вошел управляющий и, поприветствовав генерала, протянул ему пачку счетов.
– Мой генерал, мадам заново отделала дом и сказала, что счета оплатит супруг.
Увидев суммы, которые предстояло выплатить за отделку дома и новую мебель, Наполеон едва не пал духом. Он заперся в комнате и приказал себя не беспокоить.
Однако оставался вопрос, где же сама Жозефина. Слуги либо не могли, либо не желали говорить правду, только разводя руками, обманутый в лучших надеждах Бонапарт был удручен сверх меры.
На следующий день в Люксембургском дворце Директория устроила его чествование, но разве до парадных речей ему было, разве до звучавших здравиц, разве до приветствий толпы, если рядом не было его обожаемой Жозефины? Где она, с кем?
Подсказала семья Бонапарт и Жюно, ничуть не обманывавшийся по поводу супруги своего генерала. Адъютант напомнил, что даже в Италии в присутствии мужа Жозефина умудрялась изменять ему, а уж в Париже, от Наполеона вдалеке, и вовсе принимала у себя любовника.
Наполеон был мрачен и полон решимости: развод и только развод! Становиться всеобщим посмешищем, сгорающим от любви к той, что откровенно изменяет ему, он не желал. Сын мадам Жозефины Эжен Богарне уже стал адъютантом генерала и теперь боялся, что из-за легкомысленного поведения матери пострадает тоже, но Наполеон относился к пасынку по-прежнему хорошо, явно демонстрируя, что дети за родителей не в ответе.
Сама мадам в это время весьма весело проводила дни в обществе любовника – все того же Ипполита Шарля. Им понравился Мальмезон, хотя дом пока был малопригоден для жизни, к тому же в окрестностях Парижа нашлось немало других очаровательных местечек, удобных для любовных свиданий…
Камеристка Жозефины Луиза прислушалась, из-за двери снова доносился счастливый смех мадам. Ну что за женщина! И как она не боится мужнина гнева, ведь в Париже все обо всех известно, генералу Бонапарту обязательно передадут сплетни о поведении его супруги. Да и какие это сплетни, если Жозефина действительно ни одной ночи не проводит без своего Ипполита? После очередной выволочки, устроенной директором Баррасом, хотя бы перестала приглашать Шарля к себе в спальню.
