Василий Ян - На крыльях мужества
— Ступайте прочь отсюда, шакалы! — закричал он. — Уходите, пока мой меч не изрубил вас!.. Лгуны бесстыдные! Предатели, шелудивые собаки! Здесь все неправда, все клевета на моего отца!
Дервиш сбросил с себя высокую остроконечную шапку с пришитыми длинными лохмами волос, скрывавшими лицо, и старый заплатанный плащ… Тогда он оказался молодым, стройным джигитом в черном чекмене, с коротким мечом на ременном поясе.
— Джелаль-эд-Дин! Батыр Джелаль-эд-Дин! — послышались из толпы голоса узнавших его бухарцев. — Это молодой сын Хорезм-шаха! Останься с нами, Джелаль-эд-Дин!
Он заговорил горячо, звонким голосом, полным искреннего порыва, и вся толпа затихла, слушая его:
— Я с вами здесь, чтобы вместе биться за родную землю! Я вас не покину! Я зову всех, в ком бьется горячее сердце: вступайте в ряды бойцов, готовых идти на смерть за родину и веру! Скорее закрывайте все одиннадцать ворот города! Даже если здесь, перед Бухарой, покажутся нечестивые враги, они обломают свои старые зубы, но не смогут одолеть и разрушить наши высокие древние стены. Чего вам бояться? Гораздо страшнее смерти позор предательства или измена своему народу… Я собираю смелых бойцов на борьбу за правду и свободу, готовых за родину отдать свою жизнь. И я клянусь, что с такими удальцами нам удастся опрокинуть банды жадных иноземцев.
Молодые бухарцы со всех сторон стали проталкиваться к взволнованному Джелаль-эд-Дину. Некоторые старики продолжали кричать:
— Не слушайте безумца! Долой его! Слепая молодость в нем говорит! В таких важных делах надежнее и вернее мудрость старцев!
Молодые бухарцы им отвечали:
— Весь ум у вас в козлиной бороде! Ваш разум помутился от страху: забыли вы и честь, и гордость, и отвагу.
Вдруг на площадь примчался ополоумевший от страха всадник и закричал:
— Прискакал отряд неверных! Монголы окружили своими постами все выезды из города.
Толпа шарахнулась во все стороны и побежала на стены, чтобы с их вышины посмотреть на страшных иноземцев.
Джелаль-эд-Дин оставался спокойно на ступенях мечети и совещался с молодыми добровольцами, как успешнее организовать свой отряд и предстоящую борьбу.
X. МУЖЕСТВЕННЫЙ ТИМУР-МЕЛИК
Железо размягчить можно только железом.
Против волка нужна волчья повадка.
Еще находясь на границе Хорезма, близ города Отрара, Чингисхан приказал своим сыновьям Угедею и Джагатаю:
— Вы будете осаждать Отрар, пока не захватите живьем начальника его крепости упрямого Инальчика-Каир-хана. Приволоките его ко мне на цепи, непременно живым! Я сам назначу моему дерзкому противнику небывалую казнь.
Своему старшему сыну Джучи он приказал взять города Дженд и Енгикенд. Остальные части своего войска каган направил в другие стороны.
Алак-Нойона с пятью тысячами всадников Чингисхан послал к городу Бенакету[24], его должен был защищать отряд кипчаков. После трех дней осады кипчаки и жители города выслали богатых купцов и просили пощады. Монгольский начальник приказал, чтобы все мужчины вышли из города и построились рядами в поле: отдельно воины, отдельно ремесленники и отдельно прочий народ. Когда же все воины сложили в указанном месте свое оружие и отошли, монголы на них набросились и всех перебили булавами, мечами и стрелами.
Из остальных жителей монголы выделили самых сильных юношей, разбили их по десяткам, сотням и тысячам, поставили над ними своих начальников и погнали дальше, как скотину, приказывая, чтобы они ломали стены встречных городов и первыми шли на приступ.
Только тогда жители Бенакета поняли, что нельзя добровольно свою жизнь и участь семьи отдавать на волю хищного завоевателя, надеясь на его милость. Они поняли также, что родная земля и семейный очаг должны защищаться до последней капли крови только своим мечом и ножом. Опозоренные монголами жены и девушки рыдали, царапая свои щеки и видя, как угоняют в неизвестную даль их мужей, отцов и братьев… Но было уже поздно и неоткуда ждать спасения!
В пути к монголам примкнули разбойничьи шайки каракитаев и сброд других племен, так что у Алак-Нойона собралось несколько десятков тысяч воинов. Эта банда подошла к городу Ходженту, омываемому быстрой и многоводной рекой Сейхуном. Жители города возложили свои надежды на неприступность старинных высоких стен и ответили отказом на требование монголов добровольно сдать город.
Начальником войск города только что был назначен Тимур-Мелик, искусный в военном деле, известный смелостью, прямотой и упорством. Он спешно соорудил крепость на острове, посреди Сейхуна, в том месте, где река расходится на два протока, и собрал там запасы оружия и еды.
Когда прибыли монголы и пригнали захваченных пленных, то, под ударами плетей и мечей, мусульмане полезли по приставным лестницам штурмовать стены Ходжента. Жители его долго и мужественно отбивались, но малодушные, желая сохранить свои богатства, стали кричать, что не хотят драться с братьями своего народа, и, тайно от Тимур-Мелика, ночью отправили к монголам знатных стариков с богатыми подарками и заявлением, что жители надеются на милость завоевателей и решили прекратить защиту.
Тимур-Мелик, прокляв малодушных, с тысячью отважных джигитов переплыл реку, захватив с собой все суда и укрепился на острове. А жители Ходжента отворили ворота, надеясь на прекращение битвы. Монголы немедленно ворвались в город, проникли во все улицы и дома, все ограбили и вырезали тысячи неповинных стариков, женщин и детей… В Ходженте они пировали и бесчинствовали много дней.
Монголы стали обстреливать из китайских метательных машин крепость на острове, но камни и огромные стрелы до укреплений не долетали. Тогда монголы выгнали из Ходжента всех юношей и, присоединив к ним пленных из Бенакета и других селений, собрали на обоих берегах реки около пятидесяти тысяч человек. Разделив их на десятки и сотни, монголы гоняли их к ближайшей горе за три фарсаха[25], и заставили оттуда таскать камни, решив перегородить плотиной реку Сейхун.
Тимур-Мелик тем временем приготовил двенадцать плотов, накрытых сверху для защиты от монгольского огня мокрыми войлоками с глиной. По сторонам были оставлены прорезы для стрельбы. Ежедневно на рассвете он направлял в каждую сторону реки по шести плотов, и воины его отчаянно бились с монголами, а монгольские пылающие стрелы с горючим составом их плотам не вредили.
По ночам Тимур-Мелик устраивал вылазки. Его джигиты с ножами в зубах подползали к вражескому лагерю, внезапно набрасывались, вырезая спящих монголов, так что монгольское войско постоянно находилось в тревоге.
Искусные китайские мастера, сопровождавшие монголов, построили новые, еще более мощные машины. Эти катапульты, выбрасывающие камни и большие стрелы, начали наносить сильный урон воинам Тимур-Мелика. Видя, что положение его становится безнадежным, Тимур-Мелик в темную ночь, приготовив множество лодок и плотов, сложил на них пожитки и посадил своих воинов. Внезапно на всех судах запылали костры и факелы, и огненным потоком они понеслись вниз по реке, увлекаемые ее бурным течением.
Монгольское войско погналось за ними по обоим берегам. Тимур-Мелик направлял плоты и лодки туда, где показывались монголы. Стрельбой из лука он отгонял их и направлял суда дальше. Проплыв к Бенакету и одним ударом прорвав железную цепь, протянутую монголами через реку, суда и плоты понеслись снова вперед.
Опасаясь, нет ли на реке еще более сильных преград, построенных монголами, Тимур-Мелик, заметив близ Бар-Халыгкента большие табуны, пристал к левому берегу и, посадив воинов на коней, поскакал в степь. Монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика приходилось останавливаться, сражаться, отгонять монголов и затем снова пробиваться вперед.
Никто не хотел сдаваться, и многие спаслись, проскользнув между монгольскими лагерями. Они пробрались на запад, где присоединились к войску, которое уже собрал Джелаль-эд-Дин.
Тимур-Мелик, оставшись с некоторыми воинами, продолжал отбиваться, углубляясь все дальше в степь, надеясь на силу коней. Когда последние спутники Тимур-Мелика были убиты, а в колчане его осталось всего три стрелы, за ним гнались уже только три монгола. Стрелой он попал в глаз одного и бросился с мечом на остальных. Те повернули коней и ускакали.
Тимур-Мелик всего с двумя стрелами в колчане добрался до колодца в песках, где стояли конные разведчики хорезмского войска. Они дали ему свежего коня, и на нем Тимур-Мелик доехал до Ургенча, где опять занялся подготовкой к дальнейшей борьбе…
XI. БУХАРА КЛАДЕТ ГОЛОВУ ПОД МОНГОЛЬСКИЙ МЕЧ
В дни смертельной опасности при нашествии могущественных врагов горе тому городу, в котором вместо дружного единодушия для защиты родной земли жители раскалываются на два враждующих лагеря, — такой город сам себя обрекает на гибель!
