Юрис Леон - Суд королевской скамьи
— Доктор Адам! Доктор Адам! Просыпайтесь! Просыпайтесь! — звал его Мадих.
Годы врачебной практики приучили его мгновенно приходить в себя. Мадих стоял рядом с факелом в руках.
— Пошли, — торопил он.
Адам уже был на ногах, застегивая рубашку и заправляя ее в брюки. В соседней комнате стоял Бинтанг, держа на руках ребенка.
— Спаси моего сына, — заплакал он.
Взяв ребенка, Адам положил его для осмотра на грубо сколоченный стол. Жар заметно усилился. Плохо, подумал Адам, очень плохо.
— Держи факел пониже.
Когда он осторожно ввел термометр в прямую кишку ребенка, тот забился в конвульсиях.
— Как давно он в таком состоянии? Это началось до или после захода солнца?
— Как только зашло солнце, мальчик стал колотиться, как безумный.
Значит, часа три или больше тому назад. Адам вынул градусник. Сто девять градусов. Ребенка трясло, на губах у него показалась пена. Поражение мозга! Необратимое поражение мозговой ткани! Если он даже и спасет жизнь ребенку, тому предстоит остаться идиотом.
Маленький оливковокожий человек смотрел на врача молящими глазами. Как объяснить ему, что сын вождя отныне будет безнадежным идиотом?
— Скажи Бинтангу, что надежды очень мало. Пусть он ждет снаружи. Мадих, сунь факел в держатель и тоже выйди. Я буду работать один.
У него не оставалось выбора, кроме как погрузить ребенка в сон.
Адам Кельно снова был в Ядвигском концлагере. Хирургия... пятый барак. Он склонился к ребенку и заставил себя развязать шнурок, придерживавший небольшой лоскуток материи, который прикрывал гениталии мальчика.
ЕСЛИ ЭТИ ОПЕРАЦИИ НЕОБХОДИМЫ, Я БУДУ ИХ ДЕЛАТЬ, НО НЕУЖЕЛИ ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО Я БУДУ ИСПЫТЫВАТЬ РАДОСТЬ ОТ НИХ?
Адам нащупал хрупкие горошины яичек мальчика зафиксировал их в пальцах и приподнял на ладони мошонку.
ЕСЛИ ОНИ МОГУТ СПАСТИ ЖИЗНЬ ПАЦИЕНТА.
Внезапно он отпрянул от распростертого тела, и его стала бить неудержимая дрожь: он почти не владел собой. Мальчика снова начали сотрясать спазмы агонии.
Через час Адам вышел из хижины, ставшей операционной, представ перед глазами взволнованного отца и дюжины его соплеменников.
— Он ушел в мир и покой.
Крик скорби у дикарей похож на вопль раненого животного. Бинтанг, застонав, рухнул на землю и в приступе невыносимой муки стал биться об нее головой. Он изливал свое неизбывное горе, пока изнеможение не лишило его сил и он не остался лежать в грязи с лицом, покрытым кровью из многочисленных царапин, которые сам себе нанес. И только тогда Адам увидел, что вождь без сознания.
12
Полицейское радио сообщило в Кучинг, что погода носит неустойчивый характер для полета, и поэтому Макалистер отправился в Форт-Бобанг на судне. Оно пристало к небольшому пирсу, окруженному редкой растительностью; тут толпились китайцы, малайцы, муруты и ибаны, различие языков которых не мешало им яростно торговаться. Выше по берегу часть женщин стирала белье, а другие набирали воду в жестяные банки, которые подвешивали на изогнутые коромысла.
Выпрыгнув на берег, Макалистер стал подниматься наверх, миновав покосившееся здание склада, откуда до его обоняния донеслись запахи прессованного каучука, перца и мешков с пометом летучих мышей, который изобретательные китайцы собирали в пещерах и использовали как удобрение.
Подтянутый ветеран освоения азиатских владений империи шел по грязной дороге мимо китайских магазинчиков и ветхих хижин малайцев; путь его лежал в британский квартал. Поджидая отставшего слугу, который должен был нести над ним зонтик, защищающий от солнца, Макалистер что-то буркнул в густые усы. Длинные шорты цвета хаки спускались у него почти до колен, закрытых высокими носками, и взмахи трости сопутствовали его шагам.
Встречая гостя, Адам поднялся из-за шахматной доски. Макалистер изучил расположение фигур, а потом посмотрел на противника Адама, его семилетнего сына, который явно загнал отца в угол. Мальчик обменялся рукопожатием с Макалистером, а потом отец, отослал его.
— Парень неплохо играет.
Адам с трудом мог скрыть гордость за успехи Стефана, который в свои семь лет читал и говорил по- английски и по-польски и неплохо владел китайским и малайским.
Спустя некоторое время они расположились на веранде, откуда открывался вид на цветущую долину реки. Разговор сопровождался напитками. Скоро изнуряющая жара сменилась прохладой сумерек с их звуками и запахами. На лужайке Стефан играл с Терренсом Кемпбеллом.
— Ваше здоровье, — сказал Макалистер.
— Итак, доктор Макалистер, что же привело вас сюда? — с привычной для него грубоватой прямотой спросил Адам.
Макалистер издал легкий смешок.
— Ну что ж, Кельно, похоже, что вы пользуетесь немалой популярностью в Кучинге. Аденоиды у жены губернатора, грыжа уполномоченного по делам туземцев, не говоря уж о камнях в желчном пузыре одного из уважаемых членов китайской общины.
Адам терпеливо переждал поток ненужных уточнений.
— Как вы думаете, почему я оказался в Бобанге?— услышал он.
— В самом деле, почему?
— По прямому поручению сэра Эдгара, — сказал Макалистер, имея в виду губернатора, — и в недалеком будущем я хотел бы полностью преобразовать всю медицину в Сараваке. Мы хотели бы немедленно избавиться от замшелых ветеранов и поставить на ведущие позиции новых людей. Мы хотели бы перевести вас в Кучинг, чтобы вы стали ведущим хирургом больницы. Я думаю, вы согласитесь, что это неплохое предложение.
К тому времени Адам практически прекратил пить. С прошлым он покончил решительно и бесповоротно.
— По традиции, — продолжал Макалистер, главный хирург больницы автоматически становится заместителем главного врача Саравака. Но я вижу, Кельно, вы не очень обрадованы этим предложением.
— Похоже, что мне придется заниматься политикой, а я не очень склонен к административной деятельности.
— Не будьте столь скромным. Вы же были главным врачом в польском военном госпитале в ТурнбриджУэллсе.
— Я так и не привык писать отчеты и вести политические баталии.
— А как насчет Ядвиги?
Адам слегка побледнел.
— Мы не собираемся играть с вами втемную. Равно как не собираемся вспоминать ваше прошлое, которое вы стараетесь забыть, но на ваших плечах здесь лежала ответственность за десятки и сотни тысяч людей. И мы с сэром Эдгаром считаем, что вы наилучшая кандидатура для этой должности.
— Мне потребовалось пять лет, чтобы завоевать доверие улу, — сказал Адам. — С помощью Бинтанга и его турахов мне удалось начать несколько весьма многообещающих проектов, и только сейчас пришло время увидеть результаты. Мне почти удалось решить проблему питания. Хирурга вы можете найти в Кучинге, и англичане никогда не страдали от недостатка хороших администраторов, а я чувствую, что из моих трудов вот-вот может родиться что-то важное. Видите ли, доктор Макалистер, в Ядвиге наша жизнь полностью зависела от того, насколько немцы позволяли нам существовать. Здесь же, независимо от бедности почвы, от примитивности организации общества, человек всегда может рассчитывать на собственные силы, и мы практически доказали это.
— Мда... понимаю. Но, думаю, вы должны принять во внимание и тот факт, что миссис Кельно будет чувствовать себя куда лучше в Кучинге. Она может позволить себе несколько раз в году бывать в Сингапуре.
— Со всей откровенностью должен сказать, что Анджеле моя деятельность доставляет такое же удовольствие, как и мне.
— А мальчик? Он же должен получить образование?
— Анджела ежедневно занимается с ним. И он не уступает никому из ребят его возраста в Кучинге.
— Значит, вы решительно отказываетесь?
— Да.
— Насколько ваше решение обусловлено страхом покинуть джунгли?
Адам поставил бокал и перевел дыхание, потому что Макалистер попал в самую точку.
— Кучинг — отнюдь не центр Лондона. Никто вас не обнаружит там.
— Евреи повсюду. И каждый из них — мой потенциальный враг.
— И неужели вы собираетесь до конца жизни похоронить себя в джунглях?
— Мне бы не хотелось больше говорить на эту тему, — сказал Адам Кельно; крупные капли пота покрывали его лицо.
13
Стефан Кельно, щедро одаренный ребенок, был зеницей ока для своего отца. Может быть, туземцев больше всего поражало неизменное присутствие мальчика рядом с отцом во время его путешествия по рекам.
Адам в глубокой печали стоял на пристани, от которой отходил паром на Кучинг; Анджела с сыном махали ему, пока совершенно не скрылись из виду. В Кучинге они должны были сесть на пароход в Сингапур, а оттуда отправиться в Австралию, где Стефану предстояло начать формальное обучение в школе-интернате.
Адам испытывал нечто большее, чем естественное опасение отца за судьбу сына. В первый раз за все годы он обратился к молитве. Он молился о безопасности мальчика.
