Юзеф Крашевский - Король холопов
После удаления брата Маргарита в первый раз подняла глаза на Казимира, и взгляд ее остановился на нем именно в тот момент, когда он, уязвленный в своей гордости, сидел нахмуренный и разгневанный.
Хотя взгляд княгини не был ласков, однако моментально его расположение духа улучшилось. Нагнувшись к ней, он спросил о ее здоровье. Княгиня задумалась над ответом, наконец уста ее задрожали, и она резко произнесла:
– Я больна, вы это сами видите. Я буду болеть, – добавила она. – Я полагаю, что вам нужна другая жена… Вы вместе со мной введете в дом печаль и грусть.
– Я надеюсь, что у меня найдутся средства их развеять, – произнес Казимир. – Я сделаю все, что вам сможет доставить удовольствие.
– Мне уже ничто не может доставить удовольствия, – сухо прервала его княгиня.
– Позвольте мне питать надежду, что все это изменится, – произнес король.
– Это не может измениться, – возразила Маргарита.
Слова эти сопровождались отталкивающим взглядом. Казимир покраснел, но не потерял самообладания. – Быть может, – сказал он через секунду, – что мои враги очернили меня в ваших глазах и обрисовали мое королевство в самом плохом свете, поэтому вы почувствовали какое-то отвращение ко мне. Убедитесь сами, и вы увидите, что люди лгут.
Княгиня Маргарита гордо покачала головой и нетерпеливым движением ноги оттолкнула пояс, упавший на землю и лежавший у ее ног.
Она засмотрелась в окно, умышленно стараясь избежать устремленного на нее взгляда короля.
– Вы бывали в Венгрии, – отозвалась Маргарита язвительно. – Говорят, что там очень красивые женщины. Их должно быть много при дворе королевы Елизаветы.
Казимир, поняв намек, презрительно пожал плечами и постарался улыбнуться.
– Однако, – прервал он, – красивее вас я не видел в жизни ни при дворе венгерском, ни при каком-либо другом дворе.
Королева ответила на этот комплимент насмешливой улыбкой.
– Я, должно быть, кого-нибудь вам напоминаю.
Казимир, лицо которого после каждой такой колкости покрывалось румянцем, старался оставаться спокойным.
– Ваша милость, – произнес он, – подобных и равных вам вовсе нет на свете.
– Вы, вероятно, у французских трубадуров научились так льстить женщинам, – сказала Маргарита. – Простите меня, но я полагаю, что королю полагает быть более правдивым.
Король, сильно взволнованный и задетый, насупился. Голосом, дрожащим от обиды и огорчения, он произнес:
– Сударыня, я искренен, когда говорю вам, что вы моя единственная надежда на счастье. Будьте более сострадательны ко мне. Я могу вас уверить, что за вашу взаимность я всю свою жизнь посвящу вашему счастью. При этих словах Казимир встал, а маркграф, услышав движение, подошел к разговаривающим.
– Дадим Маргарите отдохнуть, – произнес он, опираясь на кресло. –Пусть она постарается поскорее восстановить свои силы, чтобы быть в состоянии в день своих именин стать вашей женой. Потому что король, наш отец, назначил на этот день… Его воля, – добавил он с ударением, –должна быть исполнена.
Маргарита в ответ на это подняла глаза и гневно посмотрела на брата. Казимир начал прощаться и протянул ей руку. Княгиня, после некоторого колебания с явным принуждением и отвращением протянула ему белую, узкую, исхудавшую, холодную, как лед, руку, которую он поцеловал. Но лишь только он отвернулся, она поспешила ее вытереть о платье; маркграф Карл, заметив это, укоризненно пожал плечами.
В течение целого дня Казимиру не дали отдохнуть. Он был приглашен к королю Яну к обеду, во время которого балагурили шуты, затем отправился осматривать город, сделал визит епископу, присутствовал на турнире и на скачках; вечером развлекались рассказами о рыцарстве во Франции и Италии и разными играми. Казимир очень поздно возвратился в отведенные ему покои. Он там застал своих придворных и старцев, которых он тотчас же удалил, а также ожидавшего его Кохана. Король торопился поговорить со своим наперсником, который старался сделать веселое лицо, не желая, чтобы другие заметили, сколько неприятного ему пришлось в этот день услышать.
В этот день в числе других к Кохану подошел Пеляж, воспользовавшийся своими связями с Венгрией и знакомством с королевой Елизаветой, показывавшей ему свое расположение, чтобы под предлогом передачи от нее поклона Казимира выведать от приближенных короля о его намерениях, а может быть, и для того, чтобы исполнить какое-нибудь секретное поручение.
Кохану вовсе в голову не пришла мысль о возможности измены.
Пеляж усердно разыграл роль усердного слуги семьи Казимира, приятели и доверенного.
Он исподволь начал соболезновать и бедному королю, достойному, по его мнению, лучшей участи – не получить в жены тоскующую и больную вдову, которую ему навязывали.
– Ваш король лучше всего сделал бы, – добавил он, – если бы постарался отложить венчание, даже если бы пришлось заплатить за это Яну дорогую цену. Эта жена ему не принесет счастья.
Кохан молча его выслушал.
– Этот совет запоздал, – произнес он после некоторого размышления, –потому что мы прибыли на свадьбу. Вино, налитое в бокал, надо выпить.
– Я знаю, – вставил Пеляж, – другую поговорку, которая гласит, что от кубка до рта расстояние велико.
Ловкий и искусный собеседник долго говорил обиняками, стараясь что-нибудь выведать от Кохана, но видя, что придворный, как будто дал обет молчания, и что он от него ничего не добьется, Пеляж распрощался с ним, расточая уверения в своей любви.
В продолжение дня Кохана с разных сторон угощали не особенно приятными известиями. Под вечер Житка сообщила, что княгиня чувствует себя хуже и вследствие неожиданного озноба должна была лечь в постель.
Поэтому на вопрос Казимира о том, что слышно, фаворит пожал плечами. Король был огорчен и печален, а Кохану нечем было его утешить. Он начал оживленно болтать о том, что время все изменить и что нет повода отчаиваться.
– Так и ты видишь причины, из-за которых следует беспокоиться? –спросил король. – Не правда ли? Нам не следует ничего предпринимать! Предсказание старой колдуньи напоминает о себе.
Казимир задумался, свесил голову и опустил руки.
– Еще ничто не потеряно, – произнес он, вооружаясь мужеством. – Если б только удалось обвенчаться и увезти королеву в Краков, тогда рассеялась бы вся ее печаль.
– А не лучше ли было бы, – робко ответил любимец, – отложить свадьбу, не торопиться с ней? Может быть, лучше обождать?
Король сделал отрицательный жест.
– День назначен, – воскликнул он, – на нем настаивают и его не отменить. Княгиня хороша, как ангел; я ее люблю, и она должна быть моей!! Слава эти вырвались у него с такой силой, что Кохан принужден был замолчать.
На следующий день возобновились турниры, а Маргарита все еще была больна. Королевский врач не отходил от нее, хотя ничего опасного не предвиделось. Развлечения шли своим чередом, и они были очень пышными, потому что король Ян хотел ими загладить общее грустное настроение, вызванное болезнью его дочери.
Польский король принужден был казаться спокойным, но на душе его скребли кошки.
Известия, приносимые Коханом, который в течение дня под разными предлогами находил возможность приблизиться к Казимиру и секретно шепнуть ему несколько слов, становились с каждым разом все тревожнее.
Болезнь, казалось, прогрессирует и становится опасной; при дворе нельзя было еще об этом говорить. Но маркграф Карл и жена его Бьянка были обеспокоены, огорчены и тщательно старались скрыть свое беспокойство.
На следующий день Маргарита впала в бессознательное состояние, и испуганный врач дрожащим голосом доложил королю, что средства его истощились, что княгине угрожает опасность и что осталось лишь одно –обратиться с просьбой и с молитвами к Всемогущему, располагающему жизнью и смертью.
Король Ян, ставший после потери зрения, более набожным, чем раньше, задрожал и заломил руки. Он велел себя отвести к ложу дочери, но она не узнала его.
Маркграф Карл с изменившимся лицом пришел сообщить Казимиру печальную новость.
Король, вовсе не предполагавший, что какая-нибудь опасность угрожает Маргарите онемел от отчаяния и закрыл лицо руками.
– Я самый несчастный человек! – воскликнул он. – О, Боже мой! Почему ты меня так строго наказываешь за мои грехи?
Тщетно маркграф Карл старался его успокоить.
В этот день все игры, забавы, состязания, все было прервано. При дворе воцарилась глухая, зловещая тишина.
Епископ Ян из Дражниц приехал из Нового Места вместе с духовенством и предложил королю в течение четырнадцати дней служить молебствия с процессиями с хоругвями об исцелении больной и об избавлении от тяжкого несчастья, грозившего королевской семье.
Приказания уже были отданы; во всех костелах звонили в колокола; веселый город внезапно преобразился и погрузился в печаль. Народ начал тесными толпами валить в костелы, в часовни; духовенство со знаменами, с крестами, с пением вышло из Вышеграда, из костелов святого Вита Пресвятой Девы, святого Николая.
