Радко Пытлик - Гашек
Едва раздобыв немного денег, Ярослав покидает редакцию «Омладины» и пускается в свободные, веселые, беззаботные скитания по Европе, на сей раз — по Южной Германии.
Путь Гашека мы снова должны с большим трудом восстанавливать, руководствуясь отдельными расплывчатыми следами в его рассказах. Из Лома он отправился на юго-запад, в Германию. Где-то на равнине между Спальтом и Нюрнбергом нанялся на сбор хмеля. И то ли на заработанные деньги, то ли на присланный из дому гонорар продолжает свою «экскурсию» в Баварию — по шоссе, ведущему вдоль Дуная из Регенсбурга в Аахен.
Если судить по путевым мотивам в рассказах Гашека, это странствие носило более вольготный, прогулочный характер. В вещах, написанных во время баварского путешествия, исчезают безнадежность и меланхолия, ранее типичные для изображения жизни гашековских бродяг. В свежих зарисовках путевых впечатлений преобладает юмор, раскованность, стихийная радость, вызванная интересными, неожиданными явлениями, необычными встречами с бравыми, добродушными и флегматичными швабами и баварцами.
Выдержал ли Гашек первоначально намеченный маршрут баварского путешествия — на Ингольштадт, Нейбург, Хохштадт, Тиллинген и оттуда на Ульм и Линдау в Швейцарии — сейчас установить трудно. Может быть, он и в самом деле бродил в окрестностях Боденского озера или где-нибудь у подножия бернских Альп. Может быть, пил вино у ресторатора в Берне. Может быть, не устоял перед альпинистским соблазном и попытался подняться на близлежащую гору Мозертшгитц, как об этом рассказано в удачной юмореске.
Мы даже не знаем, каким образом он попал на регенсбургское шоссе. Там у него кончились деньги, и из любознательного путешественника ему снова пришлось превратиться в полунищего бродягу: «От регенсбургской Валгаллы[15] я шел тогда то по одному, то по другому берегу реки Реген, минуя города Хам и Эшельканн в Баварии, а оттуда по естественному проходу между горами — к четпской границе и по домажлицкому шоссе — к Новой Кдыни. По этой дороге приходишь к маленькому костелу св. Вацлава в Бродеке… потом я спускался от Бро-дека по Шумаве к Тахову, а от Тахова двинулся в глубь страны, пока не добрался до юга Чехии, откуда вышли божьи воины[16]».
Надежным свидетельством того, каким путем Гашек возвращался из «экскурсии» в Баварию, бесспорно, служит рассказ «Большой день», в котором автор изображает непродолжительную остановку в Домажлицах, у старого друга Ладислава Гаека. Он предупредил о себе письмом, где обрисовал свой довольно плачевный вид: «Я немного странно выгляжу, потому как сапоги у меня разбиты, да и одежда тоже не слишком презентабельна. Пишу тебе, чтобы меня не выпроводили из вашего дома, если я приду в твое отсутствие. Передай, пожалуйста, домочадцам, что если у вас появится тип, смахивающий на бродягу, то вы можете опознать меня по совершенно утратившей форму фетровой шляпе, за тульей которой — три длинных вороньих пера». Ладислав Гаек, в ту пору практикант домажлицкой ссудной кассы, вспоминает странное одеяние Гашека: он появился в рваных обносках, в слишком просторных серых штанах, полученных от баварского жандарма. Удивленной семье директора ссудной кассы, где служил его друг, он рассказывал о бродяжнических приключениях, да так мило, что все были совершенно очарованы. В Домажлицах Гашек пробыл около двух недель и прочитал лекцию о своих странствиях в местном студенческом кружке. Когда хозяин дружески напомнил Гашеку, что его, наверно, заждались дома, тот обиделся и уехал в Прагу, предварительно одолжив деньги у композитора Индржиха Индржиха.
В начале октября 1904 года Гашек снова появился на пражских улицах.
Творчество за аванс
В родном городе Гашека в начале столетия было примерно полмиллиона жителей. И сюда проникает дух нового времени, входят в быт новейшие изобретения: по улицам грохочут электрические трамваи инженера Кршижека, по Влтаве плывут пароходики судовладельца Ланны, квартиры все чаще освещаются газом и электричеством. Развиваются кино и радио. Мир словно бы становится меньше. Возникает впечатление, что его будущее решат разум, наука, техника.
Но промышленный и технический подъем тормозится отсталым общественным устройством. В австрийской монархии Прага могла быть главным городом провинции и ничем более; пожалуй, именно поэтому в ней столько контрастов и резких противоречий. Жители ее видят церковные празднества и династические обряды, отправляемые согласно пышному католическому ритуалу; и вместе с тем с запада сюда проникают свободомыслие и атеистическая философия. Противоречия сквозят и в архитектурном облике города. Рядом с ветхими, старыми домишками и улочками, которые нуждаются в срочном санитарном благоустройстве, возникают современные дворцы и здания. Национальное движение, несмотря на значительные организационные успехи, выразившиеся прежде всего в основании патриотической спортивной организации «Сокол», а также в проведении этнографической и промышленной выставок[17], не добилось ни малейших политических гарантий. Наоборот, еще более укрепляет свои позиции влиятельное немецкое меньшинство; чешская Прага живет в состоянии вечной неуверенности, отчего растут беспокойство и нервозность.
Кричащие контрасты и состояние неустойчивости вызывают в молодежи чувство разочарования и неприятия всего окружающего. Поэтому она стремится бежать в мир, где жизнь еще не утратила целостности и гармонии, в мир природы.
В путевых очерках из жизни спишских цыган и татранских пастухов Гашек инстинктивно нащупал элементы гармонии, противостоящей губительному воздействию цивилизации. Однако эти его произведения оказываются на обочине современного литературного процесса, своей тематикой скорее напоминая деревенскую романтическую новеллу более раннего периода. Не отличаются они и стилистическим своеобразием. Непосредственность и свежесть авторского видения мира остались почти незамеченными.
На рубеже столетий непременным содержанием всякого литературного дебюта был бунт против существующего миропорядка, социальных условий, общепринятых эстетических норм.
Это была эпоха идейного и художественного брожения. В прокуренных кафе и винных погребках возникали литературные группы, основывались журналы, но редко когда выходило больше нескольких первых номеров. Поэт согласно тогдашним представлениям должен отстаивать свою личность, причем прежде всего в культурно-организаторской сфере, что большей частью выражалось в составлении различных программ и манифестов. Литература, порожденная волной общественного подъема, с самого начала распадается на два течения — индивидуалистское и коллективистское. В творчестве выражением этого противоречия становится, с одной стороны, бунтарский протест личности, с другой — апофеоз толп.
Новые пути в искусстве обычно прокладываются во имя нового видения реальности, нового сближения с нею. «Новая красота» была не только лозунгом литературного направления, но и толковалась как новый подход к жизни, новый взгляд на действительность. Над декадентской усталостью торжествует философия радостного приятия жизни, основой которой вопреки разочарованию в современном обществе служит подлинность чувств, естественная простота.
Молодому поколению близка поза гуляки и бродяги, основная черта которого — отвращение к лицемерной морали, налет эротического цинизма, намеренное низвержение прежних литературных ценностей. Художники изучают быт предместий, поэты не чураются кафешантанной песенки, и все они в любую минуту готовы отказаться от литературного успеха и практической карьеры.
Умудренный своим бродяжническим опытом, Гашек после неудачной балканской экспедиции воспринимает воодушевление друзей несколько скептически и сдержанно. Он становится подлинным бродягой, свыкается с богемной средой, ощущает себя отверженным, и это чувство усиливается первоначальным литературным неуспехом.
Доминирующим жанром в ту пору была лирика. Тот, кто хотел стать признанным литератором, должен был пусть даже на собственные средства издать сборник стихов.
На первых порах Гашек тоже пожелал заслужить таким путем литературное признание.
В коммерческом училище он познакомился с неким Станиславом Минаржиком, который издавал ученический гектографированный журнал, а позднее подружился с Ладиславом Гаеком, таким же литературным новобранцем, и издал с ним совместный сборник стихов. Этот сборник был задуман как ироническое, в духе Й.С. Махара[18], подтрунивание над читательницами любовной поэзии. Книга носит насмешливое название «Майские выкрики» и примечательна лишь тем, что один из авторов печатался на четных страницах, а другой — на нечетных. Сборник был издан их оборотистым однокашником Сольхом. Предприятие потерпело полное финансовое фиаско, пришлось Сольху в отцовской мелочной лавочке зарабатывать деньги на уплату типографского долга.
