Лаура Эскивель - Малинче
— А кто же тогда эта женщина с ребенком на руках, чью статую поставили в храме?
— Это его мать, мать Христа. Мать Иисуса Христа, пришедшего в этот мир, чтобы спасти нас.
Она его мать! Мать всех пришельцев, всех людей, а значит, она не кто иная, как Великая Госпожа Тонантцин. Неспроста, оказывается, Малиналли во время мессы, предшествовавшей обряду крещения, охватило незнакомое, необъяснимое чувство, печальное и в то же время прекрасное. Пока брат Агилар читал проповедь и молился на непонятном языке, Малиналли вдруг почувствовала, как тоскует по материнским рукам. Ей внезапно больше всего на свете захотелось, чтобы ее вновь запеленали, обняли, взяли на руки… ей стало очень нужно почувствовать себя защищенной, а чувство полной защищенности и покоя возникает лишь у младенца, прижавшегося к материнской груди. Перед ее мысленным взором замелькали картинки из далекого детства. Когда-то ведь ее пеленала и обнимала мама, затем — долго-долго — маму заменяла бабушка. Наверняка когда-то ее брала под свою защиту и Великая Госпожа Тонантцин, а быть может, и великая мать всего сущего, мать этого мира, воплощением которой и была эта белокожая женщина, державшая на руках своего сына. Малиналли почувствовала, что больше всего на свете ей не хватает материнской заботы и ласки. Ей нужна была мать — такая мать, которая не бросила бы ее, не отдала посторонним людям, мать, которая не оставила бы ребенка на земле, но вознесла бы новорожденную дочь к небу, подставила бы ее четырем ветрам, помогла бы ей вновь обрести изначальную чистоту. Вот какие мысли кружились в голове Малиналли, пока она слушала молитвы и проповедь испанского священника, хотя большую часть слов его она не понимала и вынуждена была догадываться и додумывать для себя их смысл.
Точно так же, как и Малиналли, Кортес думал в тот момент о своей матери. Он вспомнил, как она вновь и вновь водила его за руку в церковь и просила Бога, чтобы тот даровал ее болезненному сыну здоровье и силы. Вспомнил Кортес и то, как мать всей душой стремилась помочь ему преодолеть трудности, связанные с малым ростом, физической слабостью, и даже заставляла себя ограничивать проявления безудержной любви к единственному сыну, чтобы дать ему возможность обрести себя в окружающем мире. В обществе, где высшей доблестью считались сила и владение боевыми искусствами, там, где даже на столичных улицах человек мог попасть в драку или вооруженную стычку, низкорослый болезненный юноша вряд ли мог добиться успеха. Родители Кортеса приложили все усилия к тому, чтобы обеспечить сыну по крайней мере хорошее образование. Сейчас, во время мессы, он вспомнил и тот день, когда пришло время прощаться с матерью накануне отплытия к берегам Нового Света. Он прекрасно помнил ее слезы, ее взволнованное лицо и, конечно же, материнский подарок в дальнюю дорогу — портрет святой Девы Марии Гваделупской, который сопровождал его с того дня, как корабль отошел от берегов Испании. Кортес был уверен, что именно Дева Мария спасла ему жизнь, когда он метался в бреду, укушенный скорпионом. Он знал, что Дева Мария оберегает его от всех бед и несчастий, что она на его стороне, что она никогда его не оставит и благодаря ее помощи он добьется всех побед и успехов. Он давно мечтал доказать матери, что может быть не просто пажом при королевском дворе, но сильным человеком, добивающимся любых целей в жизни. Ради этого он был готов на все: он мог не подчиняться приказам, мог драться, сражаться, воевать, мог убить. Ему было тесно даже на посту алькальда в Сантьяго на Кубе. Понимая это, губернатор Диего Веласкес назначил молодого человека командующим новой экспедицией в неизведанные земли открытого континента. С первого же дня Кортес позволял себе нарушать данные ему приказы и инструкции. В соответствии с распоряжением губернатора ему не следовало рисковать и отходить от берега в глубь материка. Согласно этим же инструкциям он должен был вести себя с аборигенами-индейцами вежливо и осторожно. Главной целью общения с ними было получение сведений о новых землях и, если это окажется возможным, розыски Грихальвы — руководителя предыдущей экспедиции, а также его людей. Губернатор отправлял Кортеса в исследовательскую экспедицию, а не в военный поход. Ему следовало открывать, узнавать и исследовать эти земли, но не покорять и не колонизировать их. Веласкес рассчитывал на то, что отряд Кортеса обследует нужный участок побережья залива и вернется на Кубу в целости и сохранности. Высшим успехом губернатор считал бы привезенное с материка золото — пусть в небольших количествах, но мирным образом выкупленное или выменянное у индейцев. Сам же Кортес видел цели возглавляемой им экспедиции иначе. Единственное, о чем он жалел, отправляясь в поход, это о том, что мать не могла видеть его в эти счастливые мгновения. Если бы она только знала, какие великие дела совершает ее сын! Он покоряет новые земли, открывает все новые и новые территории, дает имена и названия стольким местам, предметам и людям. Ощущение собственного величия, которое он испытывал, когда давал новое имя кому-либо или чему-либо, было, наверное, сравнимо лишь со счастьем, какое испытывает женщина, производя на свет ребенка. Вещи, обретавшие имя по его воле, словно заново рождались в тот самый миг. По его воле, по его желанию они обретали новую жизнь. Вот только… Он прекрасно понимал, что иногда ему просто-напросто не хватает воображения. В том, что касалось выбора стратегии похода, умения вести переговоры и заключать союзы, разрабатывать военные операции, ему не было равных. Другое дело — придумывать новые имена. Он с восхищением вслушивался в звучные и в то же время музыкальные имена и названия, которыми изобиловали науатль и майя — языки населявших эту землю индейцев. Кортес прекрасно понимал, что ему просто не дано придумать такие имена, как Квиуаицтлан, Отлаквицтлан, Тлапакойян, Ицтакамакститлан или же Потончан. Поэтому он был вынужден прибегать к родному испанскому языку, чтобы, не тратя лишних усилий, дать новое имя каждому месту или каждому новому человеку, оказывавшемуся под его властью. Например, город индейского народа тотонака, называвшийся Чальчикуэйекан, он назвал Веракрусом — городом Истинного Креста. Сделано это было по той простой причине, что отряд Кортеса подошел к городу 22 апреля 1519 года — в Страстную пятницу, иначе — день Истинного Креста.
Точно так же обстояло дело и с именами индейских женщин, которых ему вручали местные вожди и главы знатных родов с первого дня пребывания на этих землях. Кортес выбирал для своих наложниц самые простые имена, к которым не надо было долго привыкать. Впрочем, эти воспоминания не помешали ему сейчас следить за ходом мессы, предшествовавшей обряду крещения. Его не могло не тронуть то, с каким неподдельным почтением и интересом отнеслись к мессе все собравшиеся индейцы, несмотря на то что весь ритуал был для них внове. Единственное, чего не знал Кортес, — это того, что для индейцев смена имени или образа кого-либо из их богов не представляла сложности. Каждый из богов имел на их языке даже не два и не три, а гораздо больше имен и изображался в разных обличьях. И то, что на пирамиде, где всегда возвышались древние идолы, сегодня было водружено изображение испанской непорочной Девы, ничуть не оскорбило религиозных чувств индейцев и не вошло в противоречие с их представлениями об устройстве мира людей и мира, где обитают боги.
Кортес, который провел немало времени в католических храмах, исполняя обязанности церковного служки, никогда еще не видел, чтобы от собравшейся на проповедь толпы исходило такое ощутимое сияние веры и религиозной убежденности. Этот единый порыв навел его на мысль о том, что если наставить этих индейцев на путь истинной веры, отвратить их от поклонения ложным богам, то этот народ будет способен на великие деяния и чудеса. Такие размышления подвели его к честолюбивому выводу, который напрашивался сам собой: быть может, это и есть его истинное предназначение. Быть может, именно ему и суждено спасти эти заблудшие души, вырвать их из сумеречного существования и наполнить их жизнь светом истинной веры. Это он, Эрнан Кортес, должен покончить с поклонением истуканам и с омерзительным обычаем человеческих жертвоприношений. Естественно, для этого ему потребуются власть и полномочия, а чтобы их иметь, он просто обречен на противостояние и борьбу с могущественной империей Моктесумы. Кортес молился горячо, всей душой, всем сердцем; он умолял Деву Марию, чтобы та помогла ему одержать верх над императором индейцев и добиться успеха в задуманном деле. Он был человеком истинной веры. Вера его возвышала, возносила над миром, над временем и пространством. И именно в тот миг, когда он умолял Деву Марию о помощи, его взгляд встретился со взглядом Малиналли. Словно искра вспыхнула, осветив глаза испанца и индейской девушки. Этот всплеск первородного огня объединил их в едином желании. Малиналли поняла, что именно этот мужчина может защитить ее; Кортес же почувствовал, что только эта женщина сможет помочь ему. Лишь родная мать была бы способна сделать для него то, что дано было этой незнакомой женщине. Ни он, ни она не знали, откуда возникло в их душах это чувство, но оно вспыхнуло, и они его приняли. Быть может, причиной тому была сама месса, запах благовоний, свечи, песнопения, слова молитвы, однако оба в этот миг мысленно перенеслись в то время, когда души их были еще чисты и невинны: каждый вспомнил о своем детстве.
