Виктор Усачёв - Атаман ада. Книга первая. Гонимый
– Как, этот… этот негодяй ещё и вор?!
– Так, барин, – поддакнул управляющий.
Опять этот Котовский!
– Да я… да я… на него в полицию заявлю! – закричал вне себя от гнева Скоковский, но тут же осёкся. На кого подавать – на мертвеца?!
В том, что Котовский мёртв, помещик не сомневался – попробуй выжить в зимней степи, да ещё связанным! Но на всякий случай послал слуг в степь, чтобы постарались найти, а того более – замести, хоть какие следы – да куда там! Дело было ночью, поди теперь определи место!
Изрядно струхнув, как-никак убийство, Скоковский приказал дворне об сём молчать под страхом наказания, а того более – повторения судьбы убиенного. После чего отбыл в Бендеры развеяться.
Глава четвёртая
Помыкавшись пару месяцев, проев все деньги, Григорий волею судьбы оказался под Одессой, в имении помещика Якунина.
Максимовка, где находилось имение, была прелестный уголок. Наступившая весна напоила воздух запахом распустившейся юной листвы, омыла молодым дождём землю, стерев с неё серые краски, покрыв ярким многоцветьем трав, распускающихся цветов. И ещё совсем недавно линялое, словно давно нестиранное платье, небо приобрело нежно-голубой цвет. И солнце, такое холодное и равнодушное зимой, теперь щедро дарило тепло, свет всему живому на земле, как бы вознаграждая за томительные месяцы ожидания.
Якунин, энергичный и ещё не старый помещик, что называется «любящий пожить», просмотрев бумаги из полиции и выслушав историю злоключений Григория, сочувственно сказал:
– Да-а, господин Котовский, досталось вам. Однако, я могу вас взять помощником управляющего… но с испытательным сроком. Согласитесь: без рекомендаций, без бумаг… это, знаете ли… во всяком случае мне нужен хороший, подготовленный специалист. Поработаете до осени и если покажите себя, то получите соответствующий отзыв. Ну как, согласны?
– Премного б-благодарен, барин.
– Ну вот и хорошо. А пока устраивайтесь во флигеле (Григорий едва заметно усмехнулся), вам покажут комнату.
Управляющий поместьем Осадчий, обличьем весьма похожий на филина, окинул цепким взглядом Григория, коротко обронил:
– Посмотрим, что ты за птица… Котовский. Для начала – наладь сеялку.
– П-понял, господин управляющий.
Григорий легко втянулся в предпосевную горячку, сразу обнаружив недюжинные знания и сноровку: контролировал полевые работы, заботился об обширном фруктовом саде, табачных плантациях, винограднике. Показал себя так, что вскоре Якунин, с подачи Осадчего, стал доверять ему вести и финансовый учёт.
Григорий воспрянул духом и стал продолжать учить немецкий, надеясь, наконец, осенью получить желаемый отзыв, документы об окончании училища, а там и в Германию по протекции князя. Но не зря говорят: человек предполагает, а Бог располагает.
В октябре, когда уже закончилась уборочная и остались последние мелкие незавершённые работы, Осадчий неожиданно распорядился:
– Григорий, ты вот что… ты давай-ка езжай в Одессу, дня на три.
– А з-зачем? – удивился Григорий. – Ещё не все раб-боты закончены…
– Тут и без тебя управятся. А ты в городе разузнай насчёт цен на зерно, свинину, табак… я отпишу кому надо. А заодно и город посмотришь… Одесса – это тебе не Кишинёв. Ну как?
– Так… премного б-благодарен, господин управляющий.
– Тогда сбирайся и езжай с богом… да возьми в сейфе, вот тебе ключ, деньги на проезд – десять рублей.
Григорию Одесса понравилась: большой портовый город, не чета пыльному Кишинёву. А море! О море он только читал в книгах и знал его по книгам. Но на деле… на деле оно совсем-совсем другое: и этот запах водорослей и солёных брызг; и эта безбрежная зеленовато-синяя даль, сливающаяся у горизонта с синим-синим небом; и бесчисленные стаи чаек, чиркающих в поисках рыбы острыми крылами белокипенные волны; и этот неумолкающий днём и ночью шум порта; и диковинные шустрые дельфины, стрелой проносящиеся под зеленоватыми прибрежными водами – всё это было необычно и привлекало, манило провинциала из дальней глубинки. Да и сама Одесса с её театрами, мостовыми, Толчком, с крикливыми толстыми тётками, с живой суетной жизнью давала пищу для фантазий и будущих ожиданий.
Донельзя довольный возвращался Григорий в Максимовку, где его ожидало пренеприятное событие. Тотчас по приезду он был приглашён к барину.
Якунин встретил его сурово в своём кабинете, там же находился и Осадчий, строго глядя своими совиными глазами на Григория. Почувствовав неладное, Григорий всё же начал было отчитываться о поездке, но был тут же прерван хозяином:
– О том после… сразу после вашего отъезда была выявлена пропажа двухсот рублей из моего сейфа. Что вы на это скажете?
Григорий почувствовал, как враз покрылись по̀том ладони, и стало жарко-жарко.
– Я…я, – забормотал он, – о том не ведаю, б-барин.
– Вот, господин Осадчий говорит, что вы брали деньги на проезд в Одессу, так?
– Б-брал, но… только десять рублей.
– А где же остальные? Господин Осадчий сразу после вашего отъезда обнаружил кражу… да-да, именно кражу.
Григорий растерянно посмотрел на управляющего, но тот со скучающим видом глядел в окно. Смутное подозрение овладело им… но что тут докажешь?!
– В-воля ваша, барин, но я не б-брал.
– А я как раз уверен в обратном. Одесса, знаете ли, город соблазнов… и всё такое прочее. Не угодно ли, господин Котовский, вернуть украденное?
– В-воля ваша, барин, но я не к-крал, – упрямо повторил Григорий.
– Вон вы, значит, как… упрямствуете. В таком случае я буду вынужден заявить в полицию.
И Якунин испытующе посмотрел на Григория, который от волнения сделался красным, как помидор, но смотрел на хозяина не с испугом, а как-то грустно и… безнадёжно. И помещику неожиданно сделалось жаль этого в общем-то работящего и знающего юношу. Помолчав, хозяин сказал:
– Впрочем… не хочу вам ломать жизнь, ещё такую юную, господин Котовский. А посему я просто удержу ваше жалованье за полгода, что вы у меня работали.
Он снова испытующе посмотрел на Григория, как видно ожидая какого-то раскаяния, благодарности, но тот упорно молчал. Тогда Якунин, нахмурясь, процедил сквозь зубы:
– Долее вас не задерживаю… пшёл вон!
И Григорий снова оказался не у дел без денег, документов. Начались его многомесячные мытарства – никто не хотел брать странного юношу без документов и рекомендаций. И возможность получения документов об окончании училища отодвигалась всё дальше и дальше – а нечего и говорить про Германию! И тогда, в полном отчаянии, он сочиняет рекомендательное письмо о своей образцовой работе в Максимовке у помещика Якунина и от его имени. И с этим «документом» прибывает в имение помещика Семиградова в Шишканах, которому нужен был помощник управляющего.
Семиградов поначалу радужно принял Григория – очень ему был нужен специалист, да ещё с рекомендацией такого уважаемого помещика. Прочитав рекомендательное письмо, он тут же взял юношу на работу, предварительно поинтересовавшись:
– Скажите, господин… э-э… Котовский, а ещё где-нибудь вы работали?
– Д-да, барин. Помощником управляющего в имении г-господина Скоковского.
– О-о, – уважительно протянул хозяин. – Да вы, я вижу, имеете большой опыт. Как раз то, что мне нужно.
В сущности, Григорий ни в чём не обманул Семиградова – никто и никогда не упрекал его в плохой работе, но новому хозяину показался странным «низкий» слог письма и некая безграмотность. Тем более, что сам помещик долгое время служил в военном ведомстве, и через его руки проходило немало писем, прошений, рекомендаций. А посему, он решил проверить и отписал Якунину и Скоковскому о Котовском.
И если Якунин тотчас ответил, что податель «рекомендательного» письма мошенник, то Скоковский, обрадовавшись («Жив, жив, сукин сын!») и одновременно огорчившись («Жив… сукин сын!»), поначалу не хотел отвечать («Как бы не тово!»), но, поразмыслив, передумал. Отписав Семиградову, что Григорий Котовский вор и мошенник, он ещё написал заявление и в полицию, где сообщал, что «мещанин Григорий Котовский, в бытность его помощником управляющего имением, незаконно присвоил 77 рублей, вырученных от продажи господских свиней».
Получив оба отзыва, Семиградов тотчас сообщил в полицию, и Григорий был арестован за подделку документа. За такой подлог он получил 4 месяца тюрьмы, ещё не предполагая, что она станет для него вторым родным домом. Но ещё была возможность избежать тюрьмы, для чего надо было внести залог в 100 рублей, которых, разумеется, у него не было. А обратиться к родным не позволила гордость.
Но сидел он среди мелконарушителей, в общей камере, да и режим был относительно свободный. Лишь тяжело было на первом свидании с любимой сестрой Соней.
– Ах, Гриша, Гриша, – горестно качая головой, причитала она, – как же так?
