Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)
— Кирюша, вот это — твой брат Алеша. Иди к нему.
Кирюша сделал шажок и неожиданно звонко и отчего-то невероятно знакомо повторил:
— Алеша!
И словно подтолкнул Алешу с места.
Они побежали навстречу друг другу. Кирюша доверчиво вцепился в брата, положил голову на плечо и зашептал:
— Алеша. Братик Алеша…
Старая нянечка вдруг заплакала и опустилась на низенькую скамейку.
— Вот она, кровь родная… Надо же, надо же… А говорят… Вот она, кровь-то…
И Алеша едва сдерживал слезы…
3
Кирилл переночевал в своих комнатах всего один раз и на второй день явился с раскладушкой и постелью к Аристарху Павловичу.
— Пусти на квартиру, Палыч? — дурачась, попросил он. — Я там от тоски повешусь. Бабушка Полина своими мемуарами достала! Уже и телевизор перестала включать.
Места в бывшей гостиной было достаточно и не жалко, однако опасаясь ревности соседки, Аристарх Павлович, крадучись от Кирилла, сходил к ней, чтобы уладить все недоразумения. Бабушка Полина была сердита.
— Переманил внука, — ворчливо заметила она. — А я ведь ждала его. Из-за них всех, можно сказать, и на белом свете задержалась, не умерла. Чем заманил-то? Жеребенком?
Аристарх Павлович вдруг понял, что заманил Кирилла тем, что не мог говорить. Похоже, младшего Ерашова тянуло к тишине, раздумьям и молчанию, но бабушка Полина, намолчавшись за тридцать лет одинокого лежания, теперь наверстывала упущенное, и откровенно сказать, этот фонтан выдерживала лишь Надежда Александровна. Сама немногословная, она избрала тактику либо отвлекать бабушку телевизором, либо слушать ее и никак не реагировать, занимаясь домашними делами.
— Пусть ночует у тебя, — разрешила бабушка Полина, польщенная тем, что Аристарх Павлович пришел к ней посоветоваться. — Но завтрак, обед и ужин только дома. Не корми Кирюшу, нечего. Пусть привыкает к родному гнезду.
И ее приживалка, Надежда Александровна, тоже застрожилась:
— Приехал человек в родной дом, а живет у чужого дяди… Для кого я готовлю — от плиты не отхожу?
— Мальчику необходимо мужское общество, — неожиданно заступилась бабушка Полина, умеющая быть снисходительной. — Он офицер. А мы с тобой — увы! — особы стареющие и скучные.
Таким образом, Кирилл поселился у Аристарха Павловича, тот, такой же одинокий, когда-то мечтавший о сыновьях, но имеющий дочерей, тихо этому радовался. В первый же день после обязательного «домашнего» ужина Аристарх Павлович достал припасенную бутылочку коньяку — грузинского, пятизвездочного, старого разлива, подпер дверь в квартиру Ерашовых каминной кочережкой, и они очень уютно устроились у огня, зажженного для красоты и удовольствия. Сидели, попивали вкусный коньяк из ерашовских бокалов черного стекла и вели мужской разговор.
«Тебе жениться надо, — написал Аристарх Павлович. — Не то попадешь в глухое место — сопьешься. А в людное, так по девкам затаскаешься».
— У меня задача — за эти два месяца найти невесту и жениться, — признался Кирилл. — Спиться не сопьюсь, у меня чувство меры… А вот к женатым офицерам совершенно иное отношение у командиров… Кстати, а почему бы тебе не жениться, Палыч?
«Хотел жениться, да инсульт помешал. Кому я нужен, немой?»
— А некоторым женщинам это нравится! — с видом знатока заверил Кирилл. — В молчаливом мужчине чувствуется ум и сила.
Аристарх Павлович принес альбом, достал две фотографии и подал Кириллу.
— Дочки твои? — догадался тот, с любопытством оценивая девушек. — Вот эта мне определенно нравится. Как зовут?
«Ира. Она замужем», — написал Аристарх Павлович.
— Жалко… А то бы породнились, а? — засмеялся Кирилл. — Я бы тебя не Палыч звал, а папа!
Вторая, Наталья, по разумению Аристарха Павловича, была красивее, на два года моложе и к тому же незамужняя, но почему-то Кирилл не обратил на нее внимания. И все вертел в руках фотографию Ирины. «Дурочка, выскочила рано, — подумал про нее Аристарх Павлович. — Вот был бы тебе жених… Знать бы, из дому бы не отпустил».
Обе дочки Аристарха Павловича — сначала старшая, а потом и младшая — уехали в Москву, окончили училище маляров и стали носить странное, напоминающее отцу тюремный жаргон, имя — лимитчицы. Ирина вышла замуж, быстро освоилась в Москве и получила квартиру, а Наташа жила там уже четвертый год и все скучала по дому. Потому, наверное, и наведывалась чаще. Без письма, без телеграммы вдруг объявится на пороге:
— Здравствуй, папуля! Вот тебе гостинцы от меня, вот от Иры — любуйся. А я посплю. Посплю и поеду. Мне завтра на работу…
Проспит день в родном доме, а вечером на электричку — и как будто во сне приснилась…
Аристарх Павлович с Кириллом под мужской разговорчик незаметно приговорили бутылочку, повеселели, расслабились — захорошело!
— Давай, Палыч, споем нашу строевую? — неожиданно предложил Кирилл. — Я запевала! Ты подтягивай про себя. Ну? — И запел. — Во кузнице молодые кузнецы, во кузнице молодые кузнецы! Они куют, они куют — приговаривают. Они куют — приговаривают!..
Аристарх Павлович обрадовался, что строевая песня — совсем не военная, и стал подтягивать про себя. Кирилл же разошелся, сидя приплясывал, прихлопывал, дирижировал; в нем словно что-то прорвалось, открылось и выплеснулась наружу веселая, бесшабашная удаль. Заражаясь ею, Аристарх Павлович забыл, что за стеной давно уже спят бабушка Полина со своей приживалкой. Они допели «строевую», и Кирилл, не прерываясь, вдруг затянул казачью, знакомую, много раз петую Аристархом Павловичем.
— По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой!
И не ведая того, не осознавая, что с ним происходит, Аристарх Павлович подхватил в полный голос:
— А дева там плачет, а дева там плачет, а дева там плачет над быстрой водой!
А спохватились они оба, когда допели песню, — заржали, как лошади, обнялись, потузили друг друга, поревели медвежьим ревом от восторга. Развязался язык!
— Солист! — орал Кирилл. — Шаляпин! А говоришь — немой!
— Тиимать! — восхищался Аристарх Павлович, но больше ничего не мог сказать — простую речь заклинило. Однако петь-то он мог! И собравшись с духом, он запел, как в опере:
— Еще бутылочку достану! И выпьем за язык!
Кирилл от смеха и восхищения повалился на пол. Смеялись до боли в скулах, до колик в животах; держали ладонями щеки, зажимали себе рты и снова взрывались хохотом, вытирали слезы. Аристарх Павлович выставил коньяк, с трудом плеснул в бокалы. Они выпили и прыснули оба, тыча друг в друга пальцами.
— Салют дадим! Дадим салют! — пропел Аристарх Павлович и, сунувшись под диван, достал кольт. — Видал, какая пушка?
У Кирилла и вовсе глаза полезли на лоб.
— Палыч?! Ну, Палыч!.. Во игрушка! Да ты и вооружен! Дай посмотреть! Во сила! Какого калибра? Мизинец лезет!
Он был еще совсем мальчишка: вертел кольт в руках, обласкивал, чуть не целовал. Аристарх Павлович отнял у него игрушку, всадил обойму и махнул рукой — пошли!
На улице они обнялись, как два алкоголика, и запели, направляясь за озеро в лес.
— Степь да степь кругом, путь далек лежит! В той степи глухой замерзал ямщик!
Кирилл слова этой песни знал плохо, но две последние строчки сразу запоминал, подтягивал, и получалось хорошо. Очень хорошо! Голоса подходили по тембру, сливались, и в вечернем темном лесу, под сводами крон, песня звучала, как в театре. А за озером, в сосновом бору, Аристарх Павлович выхватил кольт и дважды пальнул в небо.
— Салют! — пел он, словно колокол, а Кирилл трепал его за руку:
— Дай мне! Дай я!..
Аристарх Павлович вложил в его руку пистолет и, придерживая ее, направил в небо.
— Я сам! Я сам! — вырвался Кирилл. — Я же — офицер, тиимать!
И тоже два раза выстрелил. После чего Аристарх Павлович забрал кольт, поставил на предохранитель и спрятал в карман.
— Патронов мало! — пропел он. — Шесть штук осталось.
— Да я найду к нему патронов! — пытался выклянчить Кирилл. — Дай еще! Хоть разок!
Аристарх Павлович по-скупердяйски выщелкнул патроны из магазина и оставил только один. Младший Ерашов, смакуя выстрел, аж постанывал от удовольствия. Грохотало здорово, наверняка в городе слышно, поэтому Аристарх Павлович запел уже серьезно:
— Теперь бежим, не то милиция приедет.
И они побежали. И дурачились по дороге: Кирилл изображал жеребенка, а Аристарх Павлович — немого хозяина.
— Ага, тиимать! — кричал он.
— Тиимать! — откликался «жеребенок», и оба ржали.
Оказывается, впопыхах и в восторге они забыли запереть входную дверь. Входили на цыпочках, вспомнив о соседях, да было поздно: у потухшего камина сидела Надежда Александровна. Она встретила мужчин презрительным молчанием и так же молча проследовала к себе, притворив дверь. Кирилл, по-школьному балуясь, передразнил ее походку и шмякнулся в кресло.
— Можно погулять русским офицерам? Законно погулять, находясь в отпуске?
![Марек Краевский - Реки Гадеса[(неполный перевод)]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
