Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
В замке Вевельсбург, после церемонии бракосочетания и приема, затянувшегося до раннего утра, с эсэсовскими песнями, и шнапсом, Генрих и Марта провели остаток брачной ночи на диване, обсуждая способы связи с Лондоном и будущую учебу Марты в университете. Она хотела подобраться ближе к герру Цузе и его вычислительной машине:
– Я читала о работах Тьюринга, в Швейцарии. Американцы тоже движутся в этом направлении… – Марта задумалась:
– Герр фон Браун, в Пенемюнде, может использовать машину Цузе для расчета траекторий управляемых самолетов… – Генрих поднял бровь:
– Не бывает подобных конструкций, любовь моя. Самолетом управляет пилот, а не машина… – потянувшись за карандашом, Марта помотала бронзовой, изящно причесанной головой:
– Смотри. Я больше чем уверена, что в Пенемюнде занимаются испытаниями беспилотных бомбардировщиков. Движение контролируется радиоволнами, с земли… – она чертила, а потом хихикнула:
– Оберфюрер Мюллер меня осыпал комплиментами, во время танцев… – Мюллер приглашал ее три раза.
Ночь выпала теплая, светлая. Во дворе замка зажгли факелы, распахнув парадные двери. Женщины надели яркие, летние, шелковые платья. Жены нацистских бонз блистали драгоценностями. Даже Эмма появилась в бриллиантовых серьгах, и наряде цвета глубокой лазури. Марта улыбнулась:
– Она обычно предпочитает джинсы, теннисные юбки, и американские кеды. Америка замораживает активы немецких компаний… – Марта услышала об этом от Генриха. Она велела себе не думать о грядущей войне, означавшей, что с Горовицами ей будет никак не связаться:
– И с мамой тоже… – Марта отпила французского шампанского, сжав зубы, – я даже не знаю, жива ли она… – Марта, каждое утро, надеялась услышать по радио голос диктора, сообщающий о советских войсках, атаковавших границу Германии.
Они с Генрихом спали в разных комнатах, ожидая приезда пастора. Марта вставала раньше. Спускаясь на кухню, она включала приемник. Мощный аппарат ловил и британские, и американские, и даже советские передачи. Марта слушала сообщения об успехах стахановцев, новости о сражениях в Северной Африке, песни о Сталине, «Хорста Весселя», и джаз. О грядущей войне никто, ничего не говорил.
Она разбивала яйца в фарфоровую миску, готовила омлет, пекла американские оладьи, и заваривала кофе:
– Неужели они не понимают? Осталась неделя, пять дней, три дня… – Генрих нарисовал ей схему немецкого удара по границам СССР. Марта думала о мощи Красной Армии, о самолетах, увиденных на воздушном параде:
– СССР отбросит войска Гитлера обратно в Польшу. Красная Армия перейдет границы, освободит Варшаву, и скоро окажется в Берлине. Британцы высадят десант, во Франции… – вспоминая мать, она приказывала себе не плакать:
– Ты обещала. Ни одной слезы, пока вы не встретитесь… – сзади раздавались шаги. От него пахло сандалом, и немного, морской солью. Он обнимал Марту:
– Все будет хорошо, любовь моя. Ты увидишь мать, обязательно… – Генрих смотрел в зеленые, ясные глаза:
– Господи, как я ее люблю. Скорей бы пастор приехал… – на пустынном, западном берегу острова стояла старая, рыбацкая часовня. Сходив в Тиммендорф, Генрих попросил у местного пастора ключ. Он объяснил, что хочет показать часовню жене. Здание построили из местного, серого гранита, черепичная крыша поросла мхом. Пол и скамьи сделали из остатков лодок. На беленой стене не было ничего, кроме простого креста, темного дерева. Они с Мартой стояли, держась за руки. Девушка пожала теплую, сильную ладонь:
– Здесь нам будет хорошо… – Марта перевернула рыбу.
Вчера почтальон из Тиммендорфа привез телеграмму. Бонхоффер перешел под покровительство абвера, с него сняли гестаповскую слежку, но осторожность, все равно, не мешала. Пастор сообщал, что приехал в Росток. Он дал адрес пансиона, где остановился, но телеграмму не подписал. Генрих, утром, уехал за Бонхоффером в город, на опеле. Остров с материком соединял мост. Марта и Генрих привели опель из Вевельсбурга, меняясь за рулем.
– Скоро они вернуться должны… – в спальне Марты, на дверце дубового гардероба, висело хлопковое платье, с закрытым воротом, ниже колена. Она не хотела венчаться в нацистском наряде, как его, мрачно, называла девушка. Туалет кремового шелка, с кружевной накидкой, Эмма увезла в Берлин. Марта, опять, подумала о шефе гестапо:
– Я ему понравилась, сразу видно… – Генрих сказал, что Мюллер, хоть и женат, но, как и Гиммлер, живет отдельно от семьи. Марта хмыкнула:
– Он, кажется, намеревается за мной ухаживать. Хорошо… – девушка затянулась сигаретой, – твой старший брат, не посмеет и слова сказать, когда поймет, что оберфюрер Мюллер питает надежды… – Марта повела рукой. Генрих кивнул:
– Ты права. Максимилиан не захочет вызывать неудовольствие Мюллера, или самого рейхсфюрера… – Гиммлер тоже танцевал с Мартой.
– Я просто обязан, – весело сказал он, – по-стариковски, фрау фон Рабе… – Марта пока не привыкла к титулу и новой фамилии. В Берлине, кроме вступительных испытаний в университет, ее ждал новый паспорт, на имя графини Марты фон Рабе. Швейцарские документы она отдала свекру. Граф Теодор обещал положить их в сейф, в кабинете, куда ни Максу, ни Отто доступа не было. Оберштурмбанфюрер Максимилиан фон Рабе должен был услышать историю о романе, начавшемся в декабре прошлого года. Фрейлейн Рихтер и Генрих все это время, переписывались.
Убавив огонь, Марта накрыла камбалу крышкой. Она принялась за соус:
– Как примерная супруга. Рейсфюрерин Шольц-Клинк меня бы одобрила… – на десерт Марта взбила сливки, с ранней клубникой и сахаром. Хлеб она пекла сама, на острове держал лавку хороший мясник. Марта успела приготовить стейк, для Генриха. В кладовой стояли банки с джемом. Девушка сделала американский сырный пирог, с черникой:
– Супруга… – Марта, аккуратно, растапливала масло, – как все случится? Я знаю кое-что, но ведь, ни с кем не поговорить, не посоветоваться. Не с этими… – Марта поморщилась, – женами нацистов… – она медленно мешала соус:
– Ничего страшного. Мы любим друг друга. Разберемся… – девушка, немного, покраснела, – все будет хорошо… – она подумала о матери:
– Генрих меня утешает. Мама, мамочка… – Марта подавила слезы. Она вспомнила белые пески, сухой камыш, вокруг часовни:
– В Пенемюнде местность похожая. Придется и там притворяться… – Марта, тяжело, вздохнула. На полигоне их ждал отдельный коттедж, и личная охрана, для Генриха.
– Я теперь сравняюсь в звании с Отто, – мрачно заметил муж, – а Макс, кажется, скоро станет полковником. Он еще до генерала дослужится, мерзавец… – в Пенемюнде им с Генрихом надо было устраивать приемы, отмечать нацистские праздники и вообще, как угрюмо сказал муж, стать частью общества:
– Словно в Аушвице, – он дернул щекой, – место маленькое, персонал на виду. Будешь петь, выступать на концертах, приглашать офицеров на званые обеды… – муж забирал передатчик из столицы на полигон. Связь на пустынном побережье установить было легко. Автомобильные прогулки штурмбанфюрера и его супруги ни у кого бы не вызвали подозрения. Охранники не обыскивали машины руководителей проекта.
Часы на стене, рядом с календарем, размеренно пробили один раз, закричала кукушка.
На вилле только кухня оказалась современной, с газовой плитой и американским рефрижератором. Граф Теодор не менял обстановку на вилле с довоенных времен. Генрих показал Марте свою старую детскую. Девушка перелистывала альбомы, с засушенными водорослями, смотрела на модели кораблей, на немного пожелтевшие фотографии, в альбоме. Мальчик в холщовых шортах и матроске, держал за руку пухленькую, белокурую малышку, в полосатом платьице. Дети стояли в мелкой воде, Эмма протягивала фотографу ведерко. Сзади виднелись очертания песчаного замка.
Марта увидела дату:
– Тебе одиннадцать… – она обняла мужа, – а Эмме два года… – Генрих кивнул:
– За год до этого мама умерла, от воспаления легких. Папа меня забрал из швейцарского пансиона, а Макс и Отто в школе остались. Это папа снимал, – муж, ласково, улыбался:
– Папа с нами все лето пробыл, на Пеле… – Марта не сказала Генриху о своем настоящем отце:
– Не сейчас… – девушка разглядывала миндалевидные глаза маленькой Эммы, – я даже не знаю, где его искать, во Франции, или в Америке. Франция оккупирована, у кого спрашивать… – муж говорил ей о своей дружбе с Питером Кроу.
Марта понимала, что они с Питером родственники, только дальние:
– Увидеть бы родословное древо… – пришло ей в голову, – мама говорила, что американская ветвь семьи давно в США живет, со времен войны за независимость, или даже раньше… – в Берлине Марта справилась в Weimarer Brockhaus. Энциклопедию издали до прихода Гитлера к власти, все статьи о евреях остались на месте. Марта прочла о своем прадеде, американском генерале, и еще одном предке, заместителе министра финансов.
