Андрей Сахаров - Полководцы Древней Руси
Воскресенье тоже прошло мирно, но сторожи, донесли, что тьмы половцев появились на реке Сольнице при впадении ее в Дон. При этих вестях Мономах, верный себе, не стал ждать противника, а приказал свертывать стан и подвигаться навстречу половцам.
Весь вечер и часть ночи руссы, охраняемые сторожами, шли в ту сторону, где скапливались половцы, и уже через несколько часов увидели их костры.
Не зажигая огней, войско устроилось на короткий отдых, и, когда наступил рассвет, половцы вдруг увидели все русское войско, уже выстраивающееся в поле для битвы. Наступал понедельник, 27 марта 1111 года.
Писал летописец: «Наставшу же понедельнику страстныя недели, паки иноплеменницы собраша полки своя многое множество, и выступшпа яко борове[62] велиции и тмами тмы. И отступиша полкы рускыи».
На этот раз половцы, используя огромный перевес в силах, решили не тратить их на бесполезные удары по челу, где стояли русские пешцы, а полностью окружить русское войско. Но Мономах не стал ждать, пока половцы со всех сторон обступят русские полки, и сам повел их вперед. И снова половцы были безмерно удивлены: руссы, которые испокон века в полевых битвах стояли на месте и ждали удара половецкой конницы, теперь сами пришли в движение: неторопливо, чтобы не загнать в скачке коней, продвигались дружинники, за ними плотным быстрым шагом шли пешцы, выставив вперед копья.
Владимир, как и три дня назад, шел с правой руки, и отсюда же, с запада, наплывала из-за края поля огромная грозовая туча. К тому времени, когда руссы сблизились с половцами, первые капли дождя ударили в землю, прогремел гром, взметнулся ветер и начал сечь русскую рать. В это время переяславская дружина первая достигла половцев и на руссов обрушился град стрел. Дождь и ветер усиливались, и вскоре настоящая буря уже охватила сражающихся со всех сторон. Тогда Мономах крикнул своим воеводам, чтобы они увели рать еще Правее и уже отсюда поворотили бы в бок половцам. Руссы быстро развернулись и подставили под бурю свои спины. Теперь дождь и ветер хлестал половцам в лицо, слепил всадников, мешал им двигаться. И все же они неудержимо рвались вперед.
Мономах объезжал свой полк, ободрял воинов слова-ми, а потом приказал вынести вперед свой стяг и сам с отборными дружинниками бросился в сечу. Полк правой руки с кликом устремился вслед за князем, тесня половцев.
В челе войска держался киевский полк, но руссы стали ослабевать, потому что именно сюда направили половцы всю тьму своих войск. На смену поверженным тут же шли все новые и новые воины, и казалось, что не будет конца их потоку, выливавшемуся из степи. Святополково войско изнемогало. Тогда Мономах отдал полк правой руки сыну Ярополку и вместе со своим стягом и переяславской дружиной поспешил на помощь киевлянам.
Он въехал в самую гущу сражавшихся и громко кликнул, зовя руссов к мужеству.
Появление переяславского князя уняло сумятицу в киевском войске, укрепило воинов духом. Руссы дружно налегли на врага и стали одолевать половцев. Слева стойко держались черниговцы.
Теперь смятение началось в половецком стане. Из степи еще выезжали новые толпы всадников и выходили пешие половцы, но уже не было в их натиске прежней ярости, они то и дело оглядывались назад, словно звали кого-то на помощь или с тоской оборачивались к далекой спасительной кромке поля, где были жизнь и свобода. Справа продолжал налегать Ярополк с братьями. И наконец свершилось то, к чему с самого начала сечи стремился Мономах, — руссы разомкнули половецкие ряды, отделили их пешцев от всадников, разметали их полки в разные стороны, и теперь степняки отбивались нестройно, потеряв нить битвы.
Шарукана не было видно, но Мономах знал, что он где-то там, за гущей сражавшихся. Его надо было непременно либо взять, либо зарубить, но половцы, погибая под ударами русских мечей и сабель, все еще не рассыпались прочь, не открывали путь к шатрам своих ханов. А руссы заворачивали и заворачивали вправо, подставляя спины под ветер и дождь, и заставляя половцев сражаться не только с собой, но и с непогодой. Потом вдруг половцы словно надломились и бросились стремглав к донскому броду. На той стороне реки еще выходили из степи их уже негустые толпы, а все поле на этой стороне Дона будто бы катилось в сторону реки: бросая свое имущество, оружие, половцы — и конные и пешие — неслись к спасительному броду. Их догоняли, рубили; пленных князья приказали не брать, потому что Мономах хотел истребить всех тех, кто мог носить оружие, всех, кто либо уже совершал набеги на русские земли, либо, оставшись в живых, рано или поздно вновь пойдет войной в Русь. Более десяти тысяч половецких воинов погибло в этой сече; бой закончился, и уже нельзя было убивать несражавшихся людей; теперь, побросав оружие, половцы сами брели в русский обоз, прося жизнь и плена. Тысячи голов скота, коней досталось руссам.
Кончался день, замерла буря и стихла сеча, лишь стонали раненые воины, хрипели побитые кони, и крупный, редкий дождь глухо дробил щиты павших.
Мокрый, в изломанной броне, уставший и радостный, объезжал Мономах берега Сольницы и Дона, а рядом с ним ехал маленький княжич Андрей, побледневший, со сжатыми губами, с враз повзрослевшим лицом. И рядом же был игумен Даниил, ставший летописцем похода.
Около толпы пленных половцев Мономах остановился, тихо спросил ближнего из них на его родном языке: «Как же так, такая вас сила была, много множество, и не могли вы противиться нам, и быстро побежали?» Половчил потупился: «Как мы можем биться с вами, когда некие ездили вверху вас в оружии светлом и страшном и помогали вам?» Мономах усмехнулся, заулыбались и подъехавшие к нему князья, тихо засмеялись бывшие поблизости ратники, закрутили головами. Лишь маленький княжич все так же напряженно и серьезно смотрел на говорившего половчина.
— Полно тебе, — ответил Мономах, — это от страха вам привиделось, просто наша сила одолела вашу силу. Иди прочь отсюда и расскажи о всем, что ты видел здесь, своим людям. А Шарукана мы достанем и за Доном. — И тут же эти слова пошли по всему русскому стану, стали передаваться от воина к воину…
Князья сидели на конях, усталые, гордые от одержанной победы, громко смеялся княжич Андрей, а дружинники бросали к копытам княжеских коней все взятое добро, подгоняли к русскому обозу захваченные табуны. Скоро уже великое множество утвари, оружия, ковров, золота и серебра лежало посреди русского стана, а воины все подносили и подносили новые ценности. Сейчас по обычаю должен был начаться дележ захваченной добычи, и лучшее должно было быть отдано князьям, воеводам, старым дружинникам, остальное уже могли разделить между собой младшие дружинники, вои-пешцы, обозники. Воины теснились, выглядывали из-за плеч друг друга. Негромкий гуд стоял над полем.
Мономах выехал вперед, поднял правую руку, и сразу наступила тишина, лишь слышно было, как пофыркивали кони да в очистившемся от дождя воздухе щебетали откуда-то взявшиеся птицы.
«Настал час, которого долго ждала Русская земля. Наше войско стоит на Дону, а поганые либо побиты, либо пленены, либо бегут невесть куда. Теперь настал конец половецким набегам отсюда, с донских берегов. И Шарукан теперь сгибнет в степи без своих воинов. И всего этого добились вы, воины Русской земли, и весь полон и весь добыток — ваш. Вы клали головы свои за землю и за нас, князей, и ни один из нас сегодня не возьмет себе ни одной тамги, ни одного ковра, ни одного коня, все это ваше!»
Сегодня даже корыстолюбивый Святополк, казалось, не жалел об отданной воям добыче. Все думали лишь о том, что наступает время освобождения Руси от опустошительных половецких набегов, по крайней мере отсюда, с берегов Дона, от ежегодных откупов, лежащих тяжким бременем на княжеской казне.
Удивленные и радостные воины громким криком встретили слова Мономаха. Вверх поднялись мечи, копья, сабли, полетели в воздух боевые рукавицы, и долго еще радостно гудело поле между Сольницей и Доном.
Наутро князья решили немедля послать гонцов во все страны света с вестями о великой победе на Дону — пусть знают ляхи и угры, чехи и немцы о победе христиан над неверными, пусть задумаются, встретив весть о небывалом успехе русского войска. Послали гонцов в папский Рим и Константинополь, и пока русские рати, не торопясь, отяжеленные добычей, шли сквозь степь в родные земли, при дворах иноземных владык уже обсуждали удивительное известие из Руси, которое в те времена встало вровень с вестями о походах крестоносцев.
Поспешили гонцы и в русские города.
Удивительное и небывалое это было возвращение: толпами по всем городам, городкам, слободам и селам стояли люди, а войско неторопливо и достойно проезжало и проходило мимо, таща добычу, перегоняя захваченные табуны коней и скот, и это шествие поднимало в душах людей высокие помыслы и вызывало гордость за свою землю, и пропадали страх и безысходность, и приходили вера и мужество.
