Маргарет Джордж - Тайная история Марии Магдалины
Она так и сделала — наклонилась, зачерпнула и вручила сосуд с водой Иисусу, посматривая на него с опаской и недоверием. Он поблагодарил ее, напился и отдал сосуд.
— Вообще-то считается, что мы и разговаривать друг с другом не должны, не то что пить из одного сосуда.
Иисус рассмеялся.
— Женщина, когда бы ты имела дар Божий знать, кто попросил у тебя воды, ты сама попросила бы у него напиться, и он дал бы тебе воды жизни.
Эти слова заставили ее отпрянуть — уж не с безумцем ли она говорит?
— Господин, — пробормотала женщина, — тебе и из этого колодца нечем воды зачерпнуть, что же ты говоришь о воде жизни? Даже Иакову, нашему общему прародителю, чтобы добраться до воды, пришлось рыть колодец.
— Да, и всякий, пьющий оттуда снова испытает жажду, но любой, вкусивший воды, полученной от меня, не испытает ее никогда. Ибо с ним пребудет источник, орошающий его всю жизнь.
— Тогда сотвори это со мной! — воскликнула самаритянка, — Мне надоело без конца таскаться к этому колодцу с пустой тыквой.
— Ступай приведи сюда мужа, и я покажу вам нечто, — велел Иисус.
— Но у меня нет мужа.
— Ты говоришь правду. Ибо у тебя было пятеро мужей, и мужчина, с которым ты живешь сейчас, тебе не муж.
Изумление женщины было стать сильным, что она, растерянно выпалив: «Вижу, ты пророк!» — повернулась и заспешила к городу. унося свой так и не наполненный сосуд. Однако, пройдя десяток шагов, самаритянка остановилась.
— Господин, — обратилась она к Иисусу, — раз ты пророк, ответь мне на один вопрос. Мы, самаритяне, считаем, что лучше всего возносить молитвы Богу с вон той горы (она указала на гору Гаризим), а вы, евреи, объявляете святым местом Иерусалим. Кто прав?
Иисус покачал головой.
— Верь мне, женщина, грядет время, когда молиться Ему станут не в каком-либо специальном месте, но в душе и сердце. Бог есть Дух, пребывающий везде, и молиться Ему уместно где угодно, лишь бы молитва шла от души.
— Я знаю, что должен прийти Мессия, и именно он, явившись, будет разъяснять нам такие вещи.
— Женщина, — медленно, с расстановкой произнес Иисус, — я, говорящий сейчас с тобой, и есть он.
Самаритянка охнула, прикрыла рот ладошкой и со всех ног припустила к городу. Мария услышала, как на бегу она крикнула какому-то встречному:
— Там, у колодца, человек, который все про меня знает! Не Мессия ли он? — Она налетела на возвращавшихся учеников и, промчавшись мимо них, побежала в город.
Очень скоро оттуда повалили желавшие услышать Иисуса жители. Он и его ученики уже в который раз оказались в окружении толпы.
— Он сам назвал себя Мессией! Сам признался в этом!
Мария, пребывавшая в не меньшем ошеломлении, чем самаритянка, повернулась к матери Иисуса и увидела, что та улыбается.
— Ты знала. — Мария коснулась ее руки и заговорила тихо, обращаясь только к ней: — Ты всегда знала?
Старшая Мария повернулась и взглянула на младшую бездонными карими глазами, исполненными доброты и мудрости.
— Да, я знала, но он должен оыл прийти к пониманию этого сам, своим путем. — Она взяла руку Марии и крепко сжала.
— Пойдем! — воззвал к народу Иисус. — Пойдем в Сихем, я бу-проповедовать там. — К удивлению учеников, он поднялся и подал им знак следовать за ним.
В Сихеме, где они провели несколько дней, народ ревностно внимал поучениям Иисуса, и многие приветствовали его как Мессию.
— Теперь, когда мы услышали его сами, — говорили горожане, — мы верим всему!
Петра, Фому и Симона особенно напугало то, что Иисус не гнушался вкушать трапезу с местными жителями, считавшимися потомками тех, кто много веков назад не захотел заново отстраивать храм и с кем евреи с тех пор были, что называется, на ножах. Иисус же приглашал их стать его последователями, словно истинно верующих. Как праведные иудеи, Петр, Фома и Симон сторонились самаритян, не садились с ними за стол, а когда пришло время уходить, побыстрее увязали свои котомки и отправились дожидаться не слишком спешившего Иисуса за городом.
Слово «Мессия» витало над ними, когда они шли на юг, но никто не решался произнести его вслух.
Глава 49
Иерусалим. Он маячил там, на горизонте, светился далеко впереди. Путники остановились на первом гребне холмов, рубеже, позволявшем им уловить сияние города. Некоторые из них видели это зрелище впервые в жизни — город, сверкающий в лучах солнца, сложенный из белоснежного мрамора, словно бы наделенный небесной чистотой.
Когда они двинулись дальше и стали подниматься по крутым тропам, Иисус вдруг остановился снова. Он посмотрел на своих последователей, затем перевел взгляд в сторону города и тихо заплакал. Стоял и плакал. Никто не знал, что делать. Наконец Петр осторожно выступил вперед и обнял его, поглаживая по плечу и пытаясь успокоить. Иоанн подступил к Иисусу с другой стороны и тоже обнял.
Остальные столпились вокруг, пытаясь понять, что повергло учителя в такую печаль, и тут, хоть Иисус и говорил, уткнувшись в плечо Петра, Мария услышала его слова.
— Иерусалим! Если бы ты, даже ты, знал про этот день, это принесло бы тебе мир — но это скрыто от твоих глаз. — Он повернулся и снова посмотрел на город, — Грядут дни, когда враги твои воздвигнут против тебя вал, заключат тебя в кольцо и отрежут подступы к тебе со всех сторон. Они втопчут тебя в землю, тебя и чад твоих, обитающих в твоих стенах. И не останется от тебя камня на камне, ибо, когда Бог явился к тебе, ты не пожелал признать Его.
«Вал, замыкающий город в кольцо, — ведь именно это было в видении! — подумала Мария. — Означало ли это, что римляне ворвутся в город и осквернят храм? Выходит, Иисусу была явлена та же картина?»
Его мать присоединилась к Иоанну и Петру, склонив голову, она тоже обняла сына. Надо полагать, что сейчас, когда она видела его в таком горе, сердце ее разрывалось. Город, расстилавшийся перед ними, обладал мощью и торжественной красотой, но Иисусу дано было узреть его участь.
Наконец Иисус успокоился, глубоко вздохнул, смиряясь с неизбежным, и подал знак продолжать путь.
Чем ближе к городу, тем больше становилось народу на дорогах. Людские ручьи, стекавшиеся со всех сторон, сливались в мощные потоки, при этом многие, как это принято у пилигримов, распевали особые псалмы, прославляющие паломничество в Иерусалим. Воодушевляющее чувство единения, охватывавшее всех евреев по прибытии в Иерусалим, ничуть не умалялось напряженной политической обстановкой. На всякий общий иудейский праздник, а особенно на Песах, отмечавшийся в память об избавлении от чужеземного господства, римляне вводили в город дополнительные войска, и Понтий Пилат, чтобы держать события под контролем, временно переносил свою резиденцию из Кесарии в священный город иудеев. А на этот Песах в Иерусалим прибыл еще и Антипа. Как полагала Мария, власти получили сведения о возможных волнениях.
Поднимаясь по склону ближайшего к Иерусалиму холма, называвшегося горой Елеонской, они остановились в деревеньке Вифания, где у Иисуса явно имелись последователи.
Возможно, они слышали о его проповедях в Галилее, но в любом случае Мария удивилась, когда оказалось, что в этих краях тоже есть почитатели Иисуса. Их много раз предупреждали относительно того, что они «привлекают внимание властей», но власть на то и власть, чтобы за всем следить, а вот обнаружить единомышленников среди простых людей так далеко от дома — совсем другое дело.
Еще больше Иисус удивил их, сказав Марии и Иуде:
— В следующей деревне на окраине вы увидите привязанного молодого ослика — такого молодого, что на нем еще никто не ездил. Отвяжите его и приведите сюда.
— Ты имеешь в виду, что мы должны… украсть его? — уточнил Иуда.
— Если кто-то спросит вас, скажите: он нужен Господу, который скоро вернет его обратно.
Спорить не стали, поскольку все чувствовали: происходит что-то необычное. Ученики кивнули и отправились выполнять поручение.
Когда они отошли подальше, Иуда уставился на Марию с таким видом, будто хотел что-то сказать. Он долго не решался, мялся, но наконец спросил:
— Ты не хотела бы познакомиться с моим отцом?
— С твоим отцом?
— Ну да. Ты ведь знаешь, он живет близ Иерусалима. Когда у нас появится время, я с удовольствием представлю вас друг другу.
— Но… но… зачем? — Она знала, что Иисус неодобрительно относился к поддерживанию старых связей.
— Песах продлится несколько дней. Хотя предполагается, что мы будем — да мы и будем! — праздновать его в своем кругу, думаю, мне удастся выкроить время повидать родных, которые соберутся в нашем доме.
— Но… ты-то понятно, но с какой стати я, чужая, явлюсь к твоим родным? — спросила Мария, у которой сама эта мысль вызывала неловкость.
Хотя при этом ей очень хотелось хоть одним глазком увидеть, как ее собственная семья собирается в Магдале за праздничным столом.
