Олег Ерохин - Гладиаторы
Пизон усмехнулся. О, скоро у него будет много врагов! На что — на что, а на врагов его судьба уж не поскупится. И всем им, конечно же, захочется расквитаться с ним.
У него есть только один способ не дать возможности врагам ощутить сладость мести. Он должен бежать из Рима.
Пизон торопливо подошел к большому шкафу, стоявшему у окна, и, согнувшись, зазвякал ключами. В этом шкафу хранились деньги и немногие драгоценности, доставшиеся ему в наследство от отца. Для того, чтобы побег его удался, ему нужны были средства…
— А как же Орбелий? — спохватился Пизон. — Неужели он, обозвавший меня трусом, останется безнаказанным?
Пизон, вставив ключ в замочную скважину, но так и не провернув его, выпрямился. И мало того, что Орбелий не понесет никакого наказания, — его даже наградят, ведь он доставит письмо Скрибониана Нарциссу, то есть выполнит то, что ему было поручено. Как же дотянуться до этого юнца? Разве что… через Орбелию?
Марк Орбелий что-то молол о страхе, о том, что он, Пизон, будто бы боится смерти — ну так ему предоставится возможность убедиться, боится ли смерти Пизон…
— Эй, Клеон! Клеон! — заорал сенатор, выглянув из окна своего кабинета. — Кто-нибудь, Клеона сюда! Не мог же он уже успеть собраться в дорогу и отъехать, чтоб ему пропасть!
В отдалении послышались голоса рабов, выкликавших имя хозяйского любимца, и вскоре Пизон уловил шаги, приближавшиеся к двери. То был Клеон — в панцире и с мечом; когда его позвали, он уже выезжал из ворот, так что удалось задержать его чисто случайно.
Пизон поманил верного раба пальцем — Клеон вошел в кабинет. Закрыв за Клеоном дверь, Пизон навалился на нее, словно опасаясь, как бы Клеон не сбежал. Затем сенатор, выпятив вперед подбородок и сверля Клеона глазами, прошептал:
— Ты был верен мне, Клеон… Ты всегда был верен мне… Ну так сослужи мне еще одну службу… Вот, возьми…
Пизон судорожным движением выхватил из ножен свой кинжал и протянул его Клеону, словно не замечая, что у Клеона был меч.
— Вот, возьми… И убей… Орбелию убей…
Побледнев, Клеон на шаг отступил от своего хозяина. Затем еще на шаг… и остановился. Сзади была стена.
Видя нерешительность Клеона, Пизон попытался улыбнуться, надеясь тем самым ободрить своего слугу — получилось похожее на оскал мертвеца:
— Ну же… возьми… возьми его… (Продолжая держать улыбку, Пизон вложил в руку Клеона рукоять кинжала.) А теперь иди, мой верный Клеон, иди и сделай то, что я велю. Ты ведь никогда не подводил меня: твоя рука не дрогнула даже тогда, когда ты занес ее над старым Пизоном, вставшим между мною и моими деньгами…
Клеон до боли в пальцах сжат рукоять кинжала. А ведь и в самом деле, это он убил когда-то отца Гнея Пизона, который не давал молодому Гнею распоряжаться состоянием Пизонов по своему усмотрению.
Гней Пизон не успел вскрикнуть от испуга: удар Клеона пришелся прямо под левый сосок — как раз в то место, что так беспокоило сенатора последнее время. А потом кричать было поздно. И перед тем, как упасть, Пизон прохрипел:
— Убей Орбелию… Убей!
Упав, сенатор приподнял руку, словно собираясь пригрозить Клеону, но жеста не получилось: рука бессильно упала, а мгновением позже глаза Пизона потускнели. Пизон был мертв.
Клеон посмотрел на лезвие кинжала. Кровь… Кровь была и на тунике Пизона, и на мраморных плитах пола. А рядом с кровью шествовала смерть.
Пизон, его хозяин, его бог, был убит его рукою. Он убил Пизона — того Пизона, которому поклонялся, которого боготворил, как собака боготворит своего господина.
Прерывисто вздохнув, Клеон вытер лоб. Что это? Рука вдруг стала мокрой! Клеон посмотрел на руку — нет, то была не кровь, а пот…
Нет, не Пизона убил он, а его болезнь. Пизон был болен. Справиться с болезнью Пизона могла только смерть, вот он и убил эту болезнь, Пизон же умер сам. Сам!
Он же верен Пизону. Он по-прежнему верен Пизону! Клеон махнул рукой — кинжал, отлетев, ударился о стенку и упал. Побыстрее забыть обо всем этом, побыстрее забыть! Пизон, его хозяин, приказал ему отвезти письмо, и он отвезет его — что с того, что Пизон умер…
Переступив через кровяную лужу, Клеон вышел из кабинета.
Глава девятая. Стойкость
Свиток, который Клеон молчаливо передал Марку, покоился в кожаном футляре. Сняв футляр, Марк удивился. Что это? Какой-то трактат о бессмертии прислал ему Пизон? Или о трусости?
Марк развернул свиток и начал читать.
До середины текста оставалось совсем немного, когда у Марка вспотели ладони. Неужели в его руках то самое письмо Камилла Скрибониана к сенаторам, которое он должен был выманить у Пизона? Похоже, это было именно оно. Пизон сам прислал это письмо ему… Почему?
Перед появлением Клеона с письмом Марк как раз обдумывал, какими словами он будет утром отказываться от поручения, навязанного ему Нарциссом. Претворяться похожим на Пизона, чтобы быть вхожим в сенаторский дом, было выше его сил. Задача, которую поставил перед ним Нарцисс, казалась ему гниющим откровением блудницы, с которым ему приказывали соприкоснуться, — и вдруг все разрешилось.
Нежданно-негаданно письмо оказалось у него.
Дочитав письмо до конца, Марк еще раз бегло просмотрел его. Вне сомнения, это было то самое письмо. Выходит, Пизон знал, что ему было нужно. Однако вместо того, чтобы воспользоваться этим знанием, то есть чтобы задурить голову ему и Нарциссу, Пизон сделал то, что сделать, следуя здравому смыслу, никак не мог…
Но какой здравый смысл найдется в сумасшедшем? А Пизон, несомненно, стал таковым к концу их совместной ночной «прогулки».
Марк обхватил голову руками. Орбелия… Он совсем забыл об Орбелии. Ей-то с сумасшедшим каково? А если сумасшествие Пизона проявляется в том, что он делает прямо противоположное должному, то что же ждать от него по отношению к Орбелии?
Марк вскочил. Сокрушаться нет времени — скорее к Нарциссу! Необходимо избавить Орбелию от Пизона, а без помощи Нарцисса об этом нечего было и думать. Не в одиночку же брать штурмом дом римского сенатора! А заодно можно будет передать Нарциссу письмо Камилла Скрибониана.
* * *Нарцисса дома не оказалось — он был во дворце, и Марк побежал во дворец. В одной руке молодой римлянин сжимал свиток, а в другой — кусочек пергамента с печатью Нарцисса, который должен был послужить ему пропуском.
На преторианцев, стоявших в вестибуле дворца, этот кусочек пергамента оказал должное воздействие (они, конечно же, были научены Нарциссом, что делать в подобных случаях). Не придираясь, преторианцы вызвали центуриона, а тот — преторианского трибуна. Лицо преторианского трибуна было Марку незнакомо: Секст Силий — преторианский трибун, чья когорта охраняла в эту ночь императорский дворец, — был назначен трибуном совсем недавно, после того, как Марк покинул гвардию.
Секст Силий, рассмотрев пропуск со всех сторон, сказал:
— Нарцисс сейчас у Мессалины и неизвестно, сколько он там еще пробудет, так что придется тебе подождать. Впрочем… Вообще-то, если тебе не терпится, я могу проводить тебя к нему — он, помнится, велел всех, у кого такая штучка (трибун потряс пропуском Марка), сразу вести к нему, где бы он ни находился.
* * *У двери, ведущей в покои Мессалины, Секст Силий остановился.
— Ожидай! — велел он Марку и покосился на двух преторианцев, которых взял в сопровождение.
Марк кивнул: ждать так ждать, пусть никаких неожиданностей с его стороны нс опасаются.
Секст Силий обернулся удивительно быстро:
— Пойдем!
Сама по себе такая быстрота Марку понравилась, однако при этом показалась она ему немного странной: вряд ли доступ посторонних в покои Мессалины был настолько легок. Получается, Мессалина не считала его за постороннего, а это ничего хорошего ему не сулило. Памятливость Мессалины была ему сейчас ой как некстати, не говоря уж о ее чувственности.
Раздумывать о Мессалине, однако же, не было времени: как только Секст Силий, посторонившись, освободил проход, Марк вошел в галерею, выводившую в обширное помещение, которое можно было бы назвать атриумом покоев Августы. Силий тут же закрыл за ним дверь, оставшись снаружи: видимо, так ему было велено.
Пройдя галерею, Марк оказался в просторном помещении с округлым отверстием в потолке, под отверстием находился мраморный бассейн. В помещении никого не было видно, однако из-за двери, расположенной справа от входа, доносились голоса. В одном из них Марк узнал голос Нарцисса, второй принадлежал Мессалине.
Марк повернул направо — вне сомнения, ему была нужна именно та комната. Тут он услышал крик — слабый, словно приглушенный толщей стен. Настолько слабый, что даже было непонятно, откуда он донесся.
Марк все же остановился. Крик послышался снова. На этот раз Марку удалось определить его источник — кричали в комнате, ему знакомой. Эта комната некогда принадлежала ему — когда он жил при Мессалине как ее охранник и любовник.
