Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— Имрих! — вскричала она с такой силой, будто перед ней разверзлась пасть самой преисподней, готовой ее проглотить. Она выкликала человека, который уже давно завладел ее сердцем. Только ей было неведомо, что он лежит в цепях в нескольких шагах от нее. И все же она верила, что именно он спасет ее от ужаса, который сейчас накатывал на нее.
Едва она произнесла это имя, как горбун рухнул перед ней на землю — клещи вылетели у него из рук.
— Прощайся же со своей подлой жизнью! — услышала она знакомый голос.
— Имрих! — крикнула она вновь, но это был уже возглас узнавания, радости, восторга и благодарности.
Это Кендерешши сразил одним ударом горбуна, не ожидавшего нападения. Он схватил его за горло и сжал железными пальцами так, что тот захрипел.
— Брось этого дьявола! Позаботься о своей милой! — воскликнул Андрей Дрозд, подскочив к ним и вырвав горбуна из рук капитана.
Эржика и Мариша, выбежав из темного узилища, обнимали и целовали Магдулу, спасенную в последнюю минуту Их радости не было конца. Магдула бросилась Имриху на шею, вся дрожа от возбуждения, от счастья, что именно он ее спас, что он здесь, рядом с нею, и что бессчетными поцелуями она может показать ему, как его любит…
Заметив в дверях темницы Калину, Мариша последовала примеру Магдулы, а Эржика сияющим взором смотрела на Андрея Дрозда.
Однако влюбленные не могли спокойно отдаваться своему счастью: яростный рев Фицко и оглушающий шум схватки мешал им.
— Нам нельзя забывать о том, кто нас спас, — напомнил Ян Калина. Он открыл зарешеченную дверь, которую Фицко только что запер, и приятели крепко обнялись.
— Великая благодарность тебе, Павел, от меня и от всех остальных!
— Не за что меня благодарить — ведь по моей вине вы находитесь здесь: это я поверил горбатому дьяволу, — отбивался Павел от благодарности друзей.
— Тогда я счастлив, что хотя бы раз тоже могу выступить в роли твоего спасителя, — рассмеялся Калина.
В тот вечер, когда он услышал от Доры, что Барбора вновь очутилась в руках чахтицкой властительницы, Павел Ледерер бродил в отчаянье по подземным коридорам, заглядывал во все темницы, выкликивал ее из бездны пропастей, о которых знал. Он был убежден, что она может находиться только в подземелье, потому и искал ее там. После долгих блужданий, как раз когда он оказался близ тайного выхода под градом, он внезапно услышал оглушающий гул подъемных дверей и рев Фицко. Он отбежал как можно дальше — насколько хватило сил. А когда услышал, что горбун со своими людьми продвигается по коридору по направлению к граду, побежал к темницам. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что там Мариша, Эржика, Магдула, а рядом с ними — Ян, Имрих и Андрей!
Девушки не были связаны — он тихо утешил, успокоил их, потом стал освобождать от пут лесных братьев. То была нелегкая работа, однако, благодаря инструментам, которые были всегда при нем, он справился с цепями. Но только он успел освободить последнего, как услышал вдалеке хохот Фицко. Он тут же набросил цепи на разбойников, чтобы создавалось впечатление, что они по-прежнему скованы, и удалился. Но сразу обнаружил, что не может исчезнуть не замеченным Фицко, и шмыгнул в соседнюю камеру, где и стал ждать дальнейшего хода событий.
А они развивались так, что он мог быть вполне доволен. Он видел, что в схватке с Дроздом горбун совершенно обессилел: чем яростнее он сопротивлялся ударам великана, тем больше терял силы.
Конец схватки был уже близок. Но едва Фицко заметил Павла Ледерера и понял, что он завершил свое предательство еще и тем, что освободил разбойников, нахлынувший гнев и жажда мщения взъярили слабеющее тело. Но и это уже не могло ничего изменить. Дрозд был уже достаточно взвинчен: правой рукой он держал горбуна за горло, словно клещами, а левой молотил его по спине. То было самое чувствительное место у горбуна — при каждом ударе он орал и извивался, точно рыба, выброшенная на берег.
— Вот тебе, дьявол! Конец тебе!
На этот раз он не шутил: горбун уже перестал дергаться.
— Не задуши его окончательно, Андрей! — крикнул, подскочив к другу, Калина. — Предоставь это палачу.
С трудом ему удалось уговорить Дрозда. Когда он наконец выпустил из руки горло Фицко, казалось, что тому все равно уже пришел конец: он безжизненно висел, и ноги у него болтались, как плети.
— Погоди, я тебя приведу в сознание! — крикнул Андрей Дрозд. — Притворяешься, будто кончился, а мы сейчас посмотрим, правда ли это.
В пылу схватки жаровня перевернулась, и ее содержимое, светившееся красными бликами, лежало в шаге от них. Андрей схватил горбуна за руки и за ноги и опустил на раскаленные угли.
— Так-то ты еще никогда не сидел! Тут придешь в себя, даже если черная твоя душа действительно уже давно из тебя вон.
Однако Фицко, видимо, не притворялся. Он вскочил, только когда горящие угли пропалили ему штаны и вгрызлись в тело. И снова было набросился на Дрозда, но тот одним ударом опрокинул его на землю.
Вызволенные пленники решили, что покинут подземелье через выход, ведущий в замок.
Дрозд пнул горбуна ногой:
— Собирайся, Фицко, и шагай впереди нас. Иначе мы тебя свяжем и потащим за собой на веревке. Только не вздумай незаметно нашарить на стене какой-нибудь рычаг: мы вовсе не рвемся окончить свою жизнь на дне пропасти. А коли гайдуки пожелают помериться с нами силами, ты их отговори: покуда девушки не окажутся в безопасном месте, у нас нет особого желания драться. А не захочешь дать гайдукам такой мудрый совет, сам отправишься на тот свет.
Немного погодя по коридорам подземелья двигалось странное шествие. Впереди молча брел Фицко, словно делал последние шаги перед эшафотом, за ним с факелом в руке шел Павел Ледерер, а следом — три влюбленные пары.
Недалеко от выхода, там где под длинными подъемными дверьми тянулась пропасть, Фицко остановился.
— Дальше нельзя! — сказал он тупо.
— Можно, можно! — оборвал его Ледерер, с трудом подавляя желание сбросить его в пропасть.
Фицко чуть не задохнулся от злости, когда Ледерер, нашарив рукой, сразу же нашел рычаг, и подъемные двери с оглушающим грохотом поднялись.
Граф с кастеляном и спутниками услышали скрежет подъемных дверей за огромной бочкой.
— Теперь уже с обеих сторон надвигаются на нас какие-то подозрительные силы, — ругнулся граф, который уже и так был взъярен бесплодными поисками. — Из коридора сюда кто-то приближается, да и со двора тоже неведомо кто рвется. Давайте быстро спрячемся за бочками, будто нас здесь и не было, а фонари обернем сукном, чтобы они нас не выдали!
Дорожка между двумя рядами бочек сразу оказалась свободной. Дно самой большой бочки отверзлось, и в это же мгновение распахнулась дверь и со стороны двора.
Из бочки первым вышел Фицко, а за ним с факелом в руке Павел Ледерер. В противоположную дверь влетел Вавро с ватагой чахтичан, с которыми одолел стражу и овладел замком.
Как только Фицко увидел прислоненные к бочкам заступы и раскопанную вокруг землю, он бешено заорал:
— Обокрали меня! Обокрали!
Все вокруг недоуменно следили за горбуном, который, схватив один из заступов, отбежал на середину коридора и стал, как одержимый, копать.
Он без устали отбрасывал землю заступом, а когда рыжие лохмы уже стали слипаться на лбу от усилий, он наконец вытащил из ямы ящик и жадно открыл его. Заглянув в ящик, он переполнился такой радостью и счастьем, что, забыв обо всем на свете, заплясал вокруг клада в безумном танце.
— Мой клад! Мой клад! Оказывается, его не украли!
Опьяненный видом золота и драгоценностей, он очнулся лишь тогда, когда из-за бочки на него двинулись грозные фигуры.
— Прими нашу благодарность, Фицко, — смеясь, проговорил граф Няри. — Уж мы тут до одури ищем твой клад. А ты сжалился над нами и сам его и достал. Поднимайте ящик!
— Воры! — зарычал Фицко и кинулся на графа.
Но Андрей Дрозд молнией подскочил к нему:
— Я говорил тебе, Фицко, чтоб ты угомонился, не то прежде, чем мы выйдем на свет Божий, у тебя не останется ни единого зуба в пасти, ни единого целого ребра!
И он ударил его: горбун отлетел к бочке, врезался в нее — аж загудело — и сполз на землю. И все же вид мужчин, поднимавших ящик с его кладом, так взбесил его, что он опять вскочил и принялся выть, словно тысяча рук душила его. Он был готов напасть на людей графа.
Дрозд ни на минуту не спускал с него глаз. Когда Фицко, визжа, исходя желчью, безобразнее спрута с сотней щупалец, набросился на мужчин, уносивших клад, Дрозд остановил его у самой цели своими кулаками.
— Давайте свяжем его! — предложил Имрих Кендерешши. — Это же неугомонный прыгун, а тебе, Андрей, кулаки еще пригодятся!
Во дворе замка, где чахтичане с нетерпением ожидали возвращения смельчаков из подземелья, поднялась буря ликования. Они увидели перед собой вольных братьев, тех, кто дерзнул восстать против господского произвола и заступиться за них, кто сумел положить конец злодеяниям чахтицкой графини. Перед ними стояли, улыбаясь, Андрей Дрозд, Имрих Кендерешши, Ян Калина и Микулаш Лошонский. Люди восторженно и благодарно приветствовали их, и в самом деле: это ведь они изловили Фицко, связали его и так застращали, что он едва осмеливается дышать.
