Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3
До вершины оставалось не больше двух часов хода. Если Георг и Жан продержатся два часа, значит отшельники будут уже на вершине, когда их линия обороны падёт. На совершение Божественной Литургии времени хватит. Если… если… Здесь слишком многое идёт так, как это и представить себе невозможно.
Сиверцев, де Монтобан и де Колль шли теперь медленнее, чем отшельники, им не имело смысла слишком торопиться, последний бой, пожалуй, даже лучше встретить не у самого храма.
Примерно через полчаса Сиверцев услышал снизу звон железа — боевое столкновение ещё только произошло. А отшельники плыли впереди тамплиеров словно корабли по спокойному морю при лёгком ветерке. Скоро они будут на вершине.
Тамплиеры брели теперь уже как в тумане, совершенно не чувствуя тела и вообще не соображая. Так прошёл, наверное, час, а может быть, чуть больше, и Андрей услышал чистый звонкий голос пресвитера: «Андрюша, радуйтесь! Храм не осквернён, здесь всё в порядке. Нам не придётся тратить время на освящение».
«Наши уже там… Господи, какое счастье, сейчас начнётся Божественная Литургия. Ещё пару часов, ещё только пару часов», — эти радостные мысли вывели маршала из оцепенения. Им самим оставалось до вершины всего ничего. Сверху слышались звуки псалмов, читали «часы», а снизу по–прежнему слышался звон железа — братья держатся.
Тамплиеры поднялись на вершину, они окончательно стряхнули с себя болезненную одурь крайнего переутомления. Андрей выбрал хорошую позицию — перед самым подъёмом надо было забраться на выступ не менее метра высотой. Преодолевая этот выступ, противник станет беззащитным, то есть мёртвым.
Андрей растянулся во весь рост на камне возле выбранной позиции, Анри с Беранже последовали его примеру. У них есть немного времени, чтобы отдохнуть перед последней схваткой, а схватки на вершине не избежать, это они хорошо понимали.
Андрей, кажется, даже уснул, точнее, отключился на некоторое время, и тут до него донеслись возвышенные звуки: «Благословенно царство…». Началась Божественная Литургия. Он тут же вскочил, лежать было невозможно, хотя и участвовать в богослужении он сегодня не имел возможности. Друзья тоже поднялись, все чувствовали себя на удивление бодрыми, хотя отдыхали не более 20 минут.
Маршал сразу обратил внимание на то, что звуки боя больше снизу не раздаются. Он подошёл к краю и увидел, что враги цепочкой стремятся на вершину. Цепочка была тонкой, до трёхсот человек, не более. Это скольких же положили Георг и Жан, прежде, чем погибли? И хотя тамплиеров по–прежнему было один против ста, нехристям трудно будет прорваться. Они подойдут к последнему рубежу, не держась на ногах от усталости, к тому же у тамплиеров очень выгодная позиция.
Враги без боя падали один за другим, слишком торопились, не считаясь с возможностями организма — сердца не выдерживали. Они по–прежнему продолжали сталкивать друг друга в пропасть, эти жалкие, недружные ребята. Достигнув вершины, они потеряли так человек двадцать. И тут же начали ложиться под тамплиерскими мечами. Сражая одного врага за другим, Андрей думал о том, что нехристей окончательно покинул рассудок, они забирались на метровый уступ совершенно не принимая в расчёт, что сверху стоит вооружённый противник, и естественно тут же получали мечём по голове.
Нехристи действительно уже не способны были ни о чём думать, они рвались сюда, просто подчиняясь своему основному инстинкту. Андрей почувствовал в сердце острую жалость к этим несчастным, бывшим монахам, так глупо и бездарно погубившим свои души. Резать их, словно баранов, ничего не соображая, лезущих на меч, было ужасно. Одновременно Андрей почувствовал, что совершаемое им сейчас не убийство. Перед ними не было людей в полном смысле слова и, разрушая их биологические оболочки, они не причиняют им никакого зла. Зло в жизни этих окаянных восторжествовало уже до такой степени, что сейчас для них любая перемена — к лучшему, включая разрубленный череп. Сердце маршала совершенно оставила ненависть к врагам, он окончательно понял, что здесь нет никаких врагов, есть только очень счастливые и очень несчастные люди, при этом и те, и другие делают то, чего не могут не делать.
«Елицы верни паки и паки миром Господу помолимся», — донеслось до Сиверцева. Началась Литургия верных. Продержаться осталось совсем недолго, но ситуация начала меняться не в пользу тамплиеров. Уступа перед ними больше не было, он оказался завален телами нехристей, и следующие за ними проходили легко и беспрепятственно. Тамплиеры начали уставать, рука, непрерывно работающая мечём, понемногу немела, а нехристи, приходили всё в лучшей форме — им приходилось «стоять в очереди» на узкой тропинке, они имели время передохнуть, во всяком случае — восстановить дыхание, и соображали они, кажется, всё лучше и лучше — с каждым нехристем теперь приходилось возиться, а делать это становилось всё труднее. Между тем, атакующих оставалось на ногах не меньше сотни — против трёх уже едва державшихся на ногах тамплиеров.
«Двери! Двери! Премудростию вонмем!» — услышал Андрей литургический возглас. Никогда раньше на Литургии этот возглас не был исполнен для него такого глубокого смысла. Теперь он так ясно ощутил, кто они, храмовники, есть — привратники у дверей храма, которым священник строго приказывает следить за дверями, перед тем, как все верные будут читать «Символ веры». А если в храм во время Литургии верных ломится злая вооружённая сила? Что должны делать привратники? Работать мечами. Они исполнят свою роль привратников до конца.
Эти мысли вдохнули в Андрея новые силы. Он как–то сразу посвежел и, ловко отразив несколько ударов, уложил на месте одного за другим нескольких нехристей. Держать позицию рядом с уступом больше не имело смысла. Тамплиеры отступили на несколько шагов и, как оказалось, весьма своевременно. Изменив угол зрения, Андрей увидел, что нехристи нашли вторую тропу, ведущую на вершину. Противник, которому никто не препятствовал, быстро выбрался на плоскость и сразу же побежал к дверям храма.
Никогда в своей жизни Андрей не перемещался в пространстве столь стремительно. Он молнией бросился наперерез нехристю и сразил его одним ударом. Но там уже успели выбраться наверх ещё трое. С ними Сиверцев возился бесконечно долго, но всё–таки положил всех троих. И сразу же увидел перед собой десятерых.
Его второе дыхание быстро себя исчерпало, он вновь почувствовал, что его оставляют последние силы, и начал медленно отступать к дверям храма, уже не пытаясь поражать нехристей, лишь парируя их удары — глупые, беспорядочные, непрофессиональные удары, но хорошего, настоящего удара ему уже было бы и не отразить.
«Пийте от нея вси, сия есть кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов», — услышал Андрей. Литургия шла к завершению, оставалось продержаться совсем недолго. «Христос пролил за нас Свою кровь, а мы прольём за Него свою», — подумал Андрей, и эта мысль вновь ненадолго укрепила его слабеющие силы.
Он видел периферийным зрением, что Беранже уже упал, а Анри медленно отступает к дверям храма, так же, как и он. И вот они встали у самых дверей плечом к плечу, два последних храмовника на земле, два последних привратника.
Все враги уже выбрались на вершину, их было не более двух десятков, но Андрей и Анри вот–вот должны были упасть без сознания уже без всяких врагов. Их энергия была израсходована до последней капли. Мечи стали такими тяжёлыми, что вот–вот должны были выпасть из рук, они теперь держали свои лёгкие одноручные мечи двумя руками и делали перед собой широкие взмахи наугад, уже почти ничего не видя.
И вдруг до затухающего сознания Андрея так ясно, так отчетливо донёсся возглас пресвитера: «Святая святым». Мертвеющими губами он прошептал: «Един Свят, Един Господь Иисус Христос во славу Бога Отца». Его пальцы разжались, он выронил меч. Глаза, подёрнутые сплошной дымкой, уже совершенно ничего не видели. Он почувствовал, как прямо в его сердце входит острая сталь — безжалостная, неумолимая, холодная. «Разве человек может чувствовать клинок в своём сердце?» — подумал Андрей и тот час понял, что мысль его хоть и глупая, но ясная, внятная, отчётливая — сознание его было полностью восстановлено, даже голова не болела. И сердце тоже не болело, только чувствовался холодок внутри него. И он стоял на ногах. И колени не дрожали.
Андрей медленно открыл глаза. Всё вокруг было залито сияющим ровным светом. И ни одной тени. Свет был такой радостный, даривший счастье, словно живой. Обычное солнце никогда не дарило такого света. Такой свет может исходить только от Солнца Правды — Господа нашего Иисуса Христа. Он пришёл.
Сиверцев понял, что получил смертельную рану прямо в сердце в последние доли секунды земной истории. Он погиб, но не успел даже упасть на землю, как уже воскрес. Так и стоял он с рукояткой кинжала, торчащей из груди. А рядом с ним стоял радостно улыбающийся тамплиер Анри де Монтобан. Было непонятно, успел ли Анри погибнуть или так и не вкусил смерти. Теперь это было неважно.
