Решад Гюнтекин - Зелёная ночь
Всё это, конечно, не могло ускользнуть от внимательного взора Шахина-эфенди, который достаточно хорошо знал самых различных представителей племени софт.
Шахин понял, что все слова, сказанные маленьким ходжой, в первую очередь обращены к заведующему. Но он понял и другое: несмотря на внешнюю вежливость и даже благожелательность, ходжа весьма недвусмысленно дал почувствовать новому учителю, что если тот будет работать с ним в союзе и согласии, то спокойная жизнь ему обеспечена, а если же учитель пойдёт против течения, то его постигнет участь незадачливого предшественника.
В душу Шахина-эфенди закралось подозрение, что этот ходжа уже узнал о нём что-то и даже несколько обеспокоен назначением нового старшего учителя. И, боясь выдать себя, Шахин старался не смотреть в сторону ходжи и прикинуться простачком, человеком глупым и наивным.
Ведь не даром он ел хлеб в медресе. Он знал, какое надо выбирать оружие, чтобы отразить нападение софты. Если бы он не надеялся на себя, то не поехал бы в эти края, а поискал место более подходящее, где легче осуществить свои планы и мечты.
Не прошло и трёх часов, как Шахин прибыл в Сарыова, а он уже смог убедиться в могуществе местного духовенства. Добрая половина населения носила чалму. Всюду кишели толпы учеников медресе, и хотя после стамбульских событий тридцать первого марта софты утратили в стране былое значение и силу, здесь они, как раздраженные пчёлы, гудели на площадях, в кофейнях, у ворот медресе, на базарах.
Приём, устроенный новым председателем городской управы, начался торжественным обедом и закончился чтением «Жития Мухаммеда» в мечети.
Собралось так много народу, что большой зал на втором этаже городской управы не смог вместить всех гостей, и во дворе, вымощенном камнем, были дополнительно накрыты столы.
Шахин-эфенди явился на банкет из чистого любопытства, желая поглядеть на местную знать, поэтому остался во дворе, не осмеливаясь подняться наверх. Но его увидел директор гимназии, с которым он случайно познакомился под вечер на базаре, где делал какие-то мелкие покупки. Подхватив Шахина под руку, тот потащил его на второй этаж.
— Эфенди,— говорил он на ходу,— вы принадлежите к людям, занимающим такую должность, которая в наших краях пользуется достаточным уважением, и ваше присутствие среди нас просто обязательно.
Директор познакомил Шахина-эфенди с несколькими учителями гимназии и посадил его за стол рядом с собой.
Как и на улицах города, в зале было полным-полно чалмоносцев. Справа от председателя управы восседал начальник округа, мутасарриф Азиз-бей, слева — старый мюдеррис, одетый в кашемировую безрукавку. Духовные лица не сидели вместе, а, как обычно, разместились между гостями в фесках.
Директор гимназии, показывая на столь «трогательное» единение, сказал Шахипу-эфенди:
— Вот некоторые скептики уверяют, что чалма с феской не могут ужиться. Но посмотрите на эту картину братства, разве не должна она изменить подобную точку зрения?! Я — воспитанник Галатасарая[41], вполне понятно, стою за прогресс, и, тем не менее, если говорить откровенно, я всегда считал, что надо ждать самых плодотворных результатов от союза и сотрудничества между чалмой и феской на благо государства и религии. Весьма прискорбно, что между двумя братскими группировками существуют разногласия, и отношения в последнее время испортились.
Шахин-эфенди как-то печально усмехнулся и ничего не нашёл другого, как буркнуть:
— Ну, да,— и замолчал.
Другим соседом Шахина-эфенди по столу оказался старик в зелёной чалме. Он не владел левой рукой и беспрерывно обращался к Шахину с просьбами — то налить воду в стакан, то нарезать мясо. Старик когда-то был учителем богословия в средней школе, в прошлом году его по болезни отправили на пенсию.
— Не так уж мы больны! Хватило бы сил и ещё послужить! — твердил он.— Но что поделаешь, судьба!..
Свою болезнь старый ходжа называл недомоганием. На самом же деле его разбил паралич, у него отнялись рука и нога, скривило рот, отчего старик стал косноязычным. Голова у него тряслась, и страшно было смотреть, когда он пытался сунуть в рот кусок,— ну прямо как ребёнок, которого насильно заставляют выпить лекарство. Измучившись от бесплодной борьбы с самим собой, бедняга обращался к соседу и начинал спрашивать:
— Так, значит, вы изволили получить назначение старшим учителем в школу Эмирдэдэ?
— Да.
— Ох-ох-ох!.. Очень рад! И сколько же вам жалованья положили?
— Восемьсот пятьдесят.
— Ох-ох-ох! Даст бог, ещё прибавят... А зовут вас как? — Шахин.
— И что ж, сегодня изволили пожаловать?
— Да.
— Завидую вашей судьбе, сын мой. Какая удача! Не успели приехать — и сразу же на банкет. — Больной ходжа трясся от смеха, и с усов его во все стороны летели крошки еды. Шахин-эфенди слушал его, стараясь прикрыть тарелку рукой. Бедняга постоянно повторял свои вопросы, тут же забывая, о чём говорил минуту назад. Не зная, как от него избавиться, Шахин всё оглядывался по сторонам, задавал вопросы своему соседу — директору гимназии:
— А кто этот человек с чёрной бородой, что сидит около колонны?
— Почтеннейший мюдеррис Зюхтю-эфенди. Насколько велика его эрудиция в богословии, настолько сведущ он и в науках современных. Им написано весьма ценное произведение, в котором он доказывает, что все современные европейские науки целиком заимствованы у арабов. О, ум — достойный удивления! Будь у нас десяток таких людей, как Зюхтю-эфенди, право, дела в нашей стране пошли бы совсем иначе. В последнее время им составлен чрезвычайно важный документ: проект преобразования медресе. Изложение проекта было напечатано в прошлом месяце в газете «Сарыова». Рекомендую прочесть. Зюхтю-эфенди вполне достоин быть министром просвещения.
— Так, эфенди, а рядом с ним?
— Ответственный секретарь нашего отделения партии «Единение и прогресс»[42] Джабир-бей из Тиквеша. Образованием он, правда, не блещет, однако это человек недюжинного ума и пламенный патриот. После провозглашения конституции он продал свои владения в Тиквеше и обосновался в нашем городке, здесь купил участок земли. С Зюхтю-эфенди они неразлучные друзья. Представьте себе, какие результаты может дать такой союз, если соединить отвагу и страстность речей Джабир-бея с научным талантом и религиозным усердием Зюхтю-эфенди. После событий тридцать первого марта к медресе и богословам стали относиться с недоверием... По-моему, это не только несправедливо, но и ошибочно. Сколь благие последствия могут быть от сотрудничества патриотического правительства с богословами, показывает блистательный пример такого союза, как дружба между господином ответственным секретарем и высокопочтенным ходжой-эфенди. А напротив, видите, сидят старцы, вот эти ходжи. Они уже одной ногой в могиле и, сами понимаете, сообразно возрасту отсталы, до последней степени невежественны и фанатичны. Это всё скрытые противники и Джабир-бея, и Зюхтю-эфенди. Представляете, некоторые из них доходят до того, что обвиняют уважаемого мюдерриса в ереси! Слава богу, власть их невелика, и другого оружия в их руках нет.
Шахин-эфенди даже приподнимался с места несколько раз, чтобы получше разглядеть старых ходжей, о которых рассказывал директор.
— Не знаю почему,— с улыбкой вдруг сказал он,— но вашему ничтожному рабу союз господина ответственного секретаря с достопочтенным мюдеррисом кажется куда более страшным, чем сборище всех этих старых ходжей.
Слова эти Шахин произнёс как пароль, чтобы дать понять своему собеседнику, что он за человек.
Директор подозрительно посмотрел на соседа, внешний вид которого чем-то напоминал софту.
— До поступления в учительский институт вы, если не ошибаюсь, обучались в медресе?
— Да.
— И такая нежная любовь к духовным лицам, как я понимаю, есть результат воспитания в медресе? Но ваше пребывание в институте смогло, конечно, убедить вас и в полезности конституционной монархии, и в том, что власть при этом режиме не противоречит законам шариата?
Оказывается, директор понял Шахина-эфенди совсем не так, как тот хотел, и принял его за фанатика, ханжу, противника конституционного правления. И тогда этот «свободомыслящий» воспитанник Галатасарая решил дать своему коллеге несколько советов, полагая, что перед ним человек отсталый, придерживающийся старых взглядов, и не желая при этом обидеть его.
— Большинство моих учеников,— начал он очень осторожно,— это дети, пришедшие из вашей школы. Вот поэтому я придаю большое значение тем наставлениям и внушениям, которые вы им сделаете... Дети из квартальных и вакуфных школ, к сожалению, надо сказать, подготовлены плохо. Ведь, кроме заученных отрывков из священного Корана, молитв и сведений о религиозных обязанностях мусульманина, они ничего не знают. Несомненно, всё это очень важно знать, но, сами понимаете, детям нужно привить хотя бы элементарное чувство патриотизма, дать представление о передовых идеях современности. Не так ли?..
