Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)
За долгие годы царевич Петр сроднился со своим стольником Федором.
«Ты мой дядька», — частенько говаривал он в детстве Федору, который был старше него на одиннадцать лет.
Третий десяток лет на исходе, рядом с царем оба брата. Старший, Петр, командовал полками еще в Азовских походах. Младший, Федор, воеводствовал в Архангельском. Оставил о себе там добрую память. При нем в Соломбале сошел со стапелей первый парусник…
Эту вторую, военную, весну встречал в северных краях Петр Апраксин. Он, Ладожский воевода, окольничий, с самого начала войны оборону от шведов в своем крае держал надежно. Правда, досаждала безнаказанная наглость шведского адмирала Нумер-са. Вход в Неву сверху, с Ладоги, и обратно, из Финского залива, сторожили две добротные шведские крепости — Ниеншанц и Нотебург. Нумере свободно ходил с кораблями из Швеции до Кексгольма по Ладожскому озеру. Базируясь со своей флотилией в Выборге, он с наступлением лета обычно заявлялся с десантом бригантин, галиотов и опустошал незащищенные русские деревеньки на восточном берегу озера. Безнаказанность порождает у наглых людей благодушие, тем паче, когда на их стороне сила. Видимо, Шеблад на свой лад делился со своими приятелями и успехами, намеренно похваляясь.
Покуда Татищев был занят поиском места для верфи, Петр Апраксин, не ожидая царского указа, решил действовать:
— Будет Нумерсу, отвадим его от нашего бережка.
В мае, как обычно, шведская флотилия объявилась в Нотебурге, потом без хлопот перешла на север в Кексгольм и по старой привычке начала грабить и жечь русские селения на восточном берегу.
Апраксин не спускал с них глаз. Узнав от сторожевых постов о разбое шведов, он наказал подполковнику Островскому:
— Бери сотни четыре солдат, сажай на струги. Нынче объявился Нумере у Вороны. Прихвати с собой, кроме пищалей, фальконеты и дай затравку шведам.
Островский соскучился по настоящему делу, на стругах его солдаты возили припасы и провизию поредким заставам. Апраксин собрал поручиков и сержантов, всем пояснил, что к чему. Генерал напомнил Азовский поход. Там казаки лихим налетом абордажем на стругах отогнали турецкую эскадру.
— Подождем, пока стихнет ветер. Без парусов нам шведы не страшны, — сообразил Островский, — тогда мы Нумерса без опаски настигнем. А мои солдатики не подведут.
Июньские ночи здесь светлые. Батальон двинулся в путь на лодках ближе к полуночи, когда солнце спустилось к горизонту. Пробирались скрытно, вдоль берега.
После очередного разбойного набега шведы отсыпались на рейде в устье Вороны.
— Одна, две, три бригантины, — подсчитал Островский, всматриваясь в утреннее марево.
Солнце не взошло. Легкий ветерок изредка рябил гладь озера.
— Значит, всего осьм посудин. Заходить будем с двух сторон. Пищалями борта скрозь не порубишь, а людишек пошерстим, бить будем в упор, — передал по цепи подполковник.
Шведов крушили сонными. Перебили для начала гребцов, спавших вповалку на двух небольших лодках. На бригантинах и галиотах поднялась паника, забегали матросы. Одного за другим их снимали меткими выстрелами. Шведы заполошно тянули канаты якорей, низко пригибаясь к палубе. Потом начали отстреливаться из пушек. Островский приказал отходить. Спросонья шведы, не разобравшись в чем дело, струсили, заспешили убраться восвояси. На флагманской бригантине «Джоя» сияли дыры в парусах, болтались перебитые снасти, в трюме корчились раненые, на палубе лежали убитые. Следом тянулась шнява «Аборес» не в лучшем виде…
Минуло два месяца. Апраксин послал полковника Тыртова на тридцати стругах в главную базу шведов — Кексгольм. Теперь на стругах установили фальконеты.
— Перед тем пройдешь вдоль берега шведского, повороши ихние места. Они вовсе пороху не нюхали, — приказал Апраксин Тыртову. — Потом Нумерса вызволи из Кексгольма, старайся подгадать в штиль.
Все началось по замыслу Апраксина. И шведов на побережье попугали, и флотилию выманили из базы. Как раз заштилело. Паруса у шведов обвисли.
— Братцы, навались, — крикнул Тыртов, обнажая саблю, — возьмем шведа на абордаж19 !
Шведы открыли огонь из пушек, отстреливались из мушкетов. Но через несколько минут русским удалось сцепиться с пятью шведскими судами.
Они ринулись на палубу, и завязалась рукопашная. В начале боя картечью сразило полковника Тыртова, однако солдаты не растерялись, а подполковник бросился в гущу схватки. Тогда две шхуны сожгли, две пленили, одну потопили.
Потеряв триста человек, не испытывая больше судьбу, Нумере покинул озеро и ретировался в Выборг.
Покидая Ладогу, Нумере бранился и плевался. Никогда он не терпел такого позорного исхода на море. Только теперь он вспомнил намеки Шеблада, что русские увальни не только несмышлены, а в схватках стоят насмерть…
Пока все ладилось по замыслу Петра I. Апраксин изгнал к осени с Ладоги флотилию Нумерса, путь к шведским крепостям на Неве был свободен. А в устье Невы плескались воды Финского залива, ветер нагонял балтийскую волну…
В первых числах августа на рейде Архангельского Развевались тринадцать российских вымпелов. Эскадрой командовал недавно прибывший от Апраксина, из Воронежа, вице-адмирал Крюйс.
Среди судов красовались два новеньких двенад-цатипушечных фрегата — первенцы баженинской верфи в Вавчуге. Две недели назад царь торжественно принял их в состав российского флота. Один назвал «Святой Дух» и отдал его под команду Памбур-га, второй, «Курьер», принял капитан Ян Варлант. В эскадру включили два трофейных шведских фрегата, захваченных год назад в Березовском устье, да еще арендованные русские и иностранные купеческие суда. На борту судов разместились четыре тысячи преображенцев и семеновцев, пушки и припасы, провизия.
На флагманском «Святом Духе» Петр собрал генералов, полковников, капитанов. Здесь же сидел принятый на службу французский инженер генерал Ламбер.
— Нынче отбываем на Соловки. Всем повестить, что идем воевать норвегов. Надобно, штоб неприятель нас не упредил…
На Соловки флотилия прошла без происшествий. Погода была на славу. Петр не уходил с верхней палубы, посматривал на корму, оценивал действия Крюй-са, капитанов.
На Соловках флотилия пробыла меньше недели, ждали лишь преображенца, сержанта Щепотьева. По заданию царя он больше месяца прокладывал дорогу от Нюхчи к Онежскому озеру. Тысячи мужиков рубили просеки, стелили гати на болотах, мостили речки.
— Дорога излажена, государь, — рапортовал сержант в конце августа.
«Молодец Щепотьев, постарался: почти в месячный срок прорубил он просеку, понастроил мостов, повырыл для стока воды канавы, а на подмогу царскому войску собрал для работ до 5000 человек народа».
В Нюхче же получил царь радостное известие от Шереметева о втором поражении генерала Шлиппенбаха 18 июля при Гумоловой мызе; после этой победы русские разорили весь Прибалтийский край так, что кроме больших городов — Риги, Ревеля, Дерпта и Нарвы — неприятель нигде не мог найти себе пристанища; «пленных было взято столько, что Шереметев не знал, куда их девать» — так описал историк это событие,
В Нюхче готовили к переволоке оба фрегата. Когда их подвели к устью небольшой речки, чтобы тащить на берег, случилась беда.
С первой втречи капитан Памберг и француз Ламбер не сошлись характерами. Капитану претили изысканные манеры генерала Ламбера, его ирония и насмешки, часто не по делу. Схватывались они частенько по мелочам. «Святой Дух» разгружали, чтобы вытащить на сушу. Ламбер все время вмешивался в распоряжения капитана.
После обеда царь с Крюйсом сошли на берег, а два соперника заспорили, разгоряченные вином. Выскочив на палубу, схватились за шпаги. Ламбер оказался удачливее, заколол Памбурга.
Запыхавшийся Меншиков отыскал Петра и Головина за сотню саженей от уреза воды и выпалил без остановки:
— Государь, тово, Памбурга закололи. Ламбер его укокошил на шпагах.
Петр, без кафтана, в одной распущенной рубахе, только что кончил тянуть с преображенцами карбас. Выругавшись, он размашисто, чуть не бегом, помчался к «Святому Духу». По дороге мелькал у него перед глазами Питер Памбург, бесшабашный отменный капитан. Невольно улыбнулся, вспомнил рассказ Украинцева. Два года назад на рейде Константинополя Памбург, капитан «Крепости», напился вдрызг на берегу с приятелями и, вернувшись среди ночи на корабль, приказал стрелять из пушек. Во дворце султана поднялся страшный переполох, дошло до того, что многие султанские жены, беременные, без времени младенцев выкинули…
На верхней палубе «Святого Духа», распластавшись, лежал Памбург. Лекарь разорвал окровавленную рубаху, на обнаженной груди слева чернела небольшая рваная дыра.
