KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Михаил Старицкий - Первые коршуны

Михаил Старицкий - Первые коршуны

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Старицкий, "Первые коршуны" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Теперь только сообразил Балыка, о ком говорил ему сват, и первое сознание, что жданная им беда касается не его головы и не его семейства, охватила его радостью: он облегченно вздохнул и, произнесши с крестным знамением: «Слава богу», — опустился в изнеможении на канапу.

Ходыку поразило это восклицание.

— Чему же ты радуешься? — произнес он смущенно. — Тому ли, что этот распаскудженный пьяница и разбойник жив? Или тому, что этот злодий явился сюда на наши головы для новых гвалтов, для новых злочинств?

— Я радуюсь тому, что господь милосердный отвел от меня горе, а о том блазне у меня и думок не было.

Балыка снял теперь шапку и снова перекрестился на образ.

— А! Ты вот чего! — успокоился в свою очередь и Ходыка. — Правда, что всякие страхи могли залезть в голову. Ну, раздевайся же да подсаживайся сюда: на потуху их выпьем бадьяновки да потолкуем-обмиркуем по всем артикулам сие событие.

Ходыка вынул из шаховки флягу с красноватой жидкостью, два пугара и несколько сухих, как дерево, пряников; потом придвинул к столу кресло и пригласил к беседе свата, успевшего уже скинуть шубу и прийти несколько в себя.

Подбодривши себя доброй чарой настоялки, Ходыка начал:

— Конечно, благодарение богу, не глад, не трус, не избиения первенцев и не хищение добр на нас упало, но и прибытие сего аспида — не есть дело безпечное, а есть страх, потребующий многих осторог и пыльных деяний, ведь он, тобто лиходей наш, прибыл сюда, чтоб отомстить тебе, войту, за то, что ты продал его родовые маетки, а мне за то, что я их купил…

— Оно таки правда, что мы тогда чересчур поспешно и необачно это дело спроворили. Я был против, — заметил Балыка.

— Не о том речь, — возразил нетерпеливо Ходыка. — У магистрата были все належные доводы и свидоцтва, да, наконец, против суда идти судом не возбраняется; против статута можно биться статутом, проторы и убытки можно пошукивать — это не страшно… Но ворвавшийся к нам напастник хочет не этой дорогой идти… Я это узнал от вирогидного человека, каковый подслушал в вышгородской корчме его речи, его умыслы с какими-то потайными лиходеями; я доведался, что этот разбойник имеет намерение меня огнем сжечь, пустить по ветру все мои мийские дворы, а у тебя, свате, хочет выкрасть Галину, гвалтом опозорить ее и соромом покрыть седую голову батька…

— Что-о? — Войт вскочил на ноги и потряс в исступлении кулаками. — Мое родное дитя? Мою единую утеху? Голову размозжу… Задушу вот этими руками. Где он?

— Не горячись вельмы, свате! — Ходыка усадил снова своего гостя. — Нашего ворога еще в Киеве не обретается… Он опоздал к браме и, вероятно, подночевует в ближней корчме… Но сегодня ранком он появится. Да беда не в том, а в том, что появится он тайным способом и будет переховываться со своими лиходеями. Коли б он тут стал очевисто, не было бы и горя: его бы и воевода забил зараз в железа и увязнил, как ведомого злочинца, что утек от шибеницы: злочинство ведь учинено в соседней, дружеской державе, и Речь Посполитая повинна, за силой трактатов, выдать разбойника до рук кары, да и помимо воеводы можно б партикулярно… — И глаза Ходыки сверкнули зеленым лучом.

— Так что же его делать? — растерялся Балыка.

— А вот что: нужно нам, не гаючи ни минуты часу, принять меры, обеспечить и себя персонально, и свои маетности да рухомости. Я приставлю по десять стражников к своим дворам и добрам, а тебе, свате мой любый, советую, не дожидаючи даже света божьего, увезти Галину в скрытное, место, да увезти так, чтобы никто о таковом не смог и домыслиться…

— Да, да, ты прав, — шептал, кивая головою, возмущенный и ошеломленный дерзостью блазня старик.

— Увезть беспременно, — продолжал Ходыка, — во-первых, разбойник не найдет до своей жертвы тропы, а пока он будет ее дошукиваться, и скрутить его скрутим; а во-вторых, Галина не будет смущена тем, что этот шельмец жив. А известно, что разум жиночий, невзираючи на длинный их волос, короток, а дивочий — короче комариного носа: шельмовствам и злочинствам своего коханого дивчина не поверит, хотя бы на ее очи положили и квыты, и документы, и декреты суда…

— О, не поверит, ничему не поверит!

— Так вот, ведлуг всего вышереченного, нужно Галину зараз же куда-либо увезть!

— От шкода, она у меня сегодня просилась в Печеры погостить тыждень-другой у своей тетки в Воскресенском монастыре, да я накричал на нее, чтобы про Печеры выкинула она из думок, что я туда ни за что и никогда ее не пущу. Боялся, видишь ли, чтоб там не настренчили[39] ее поступать в черницы. Уже не раз она мне толковала про эту дурость.

— А слышал ли кто иной, как ты грымал на свою дочку и как воспретил въезд ей в Печеры?

— Да, кажется… Богдана и нянька.

Ходыка задумался; Балыка не сводил с него глаз. Наконец Ходыка ударил себя по лбу рукой и произнес:

— А, нашел! — Потом, потянувшись к уху войта, стал ему что-то шептать, жестикулируя при этом рукой, и дальше продолжал уже вслух — Только отвезть нужно так, чтобы из челяди никто о том не дознался.

— Так, так, это ты разумно. Так я зараз же домой и велю запречь сани, — засуетился старик.

— Нет, свате, это не приведет к доброму скутку,[40]— остановил его Ходыка, — ведь твой же возничий, твой машталир вернется назад и расскажет всем, куда завез панну; мы лучше учиним нижеследующее: я велю запречь свою каруцу, ты усадишь в нее няньку с Галиной и за брамою уже возничему скажешь, куда ехать. А я тут дам ему строгий наказ: чтобы, по выконании потребы,[41] он, не вертаючись назад, прямовал бы до Переяслава к моему сыну, а в лысте ему напишу задержать и коней и машталира у себя до моего вызова.

— Это ты, свате, чудесно придумал, — одобрил войт предложение Ходыки и, успокоенный насчет своей нежно любимой дочки, заключил его в объятия.

Минут через десять из брамы Ходыки выехала громоздкая каруца, запряженная четверней встяж, и скрылась в предрассветной темноте ночи…

VII

Проснулась Богдана на другой день рано утром и тотчас же вспомнила свою вчерашнюю беседу с Балыкой, его непонятный гнев и его усиленную защиту Ходык. Теперь и сообщение няни, провожавшей ее вчера домой, приняло в глазах Богданы большее значение и заставило ее призадуматься.

Быстро схватилась она с постели, оделась по-праздничному и вышла в соседнюю светлицу.

Обширная светлица, в которую вошла Богдана, была чисто и красиво убрана. Все в ней блестело, и всюду была видна хлопотливость зажиточной хозяйки. Ясное солнце, пробивавшееся сквозь узорчатые окна целыми столбами золотых лучей, придавало ей еще более веселый и приветливый вид. В правом углу комнаты стоял большой дубовый стол, покрытый чистым белым, как снег, обрусом. Возле стола хлопотала полная, пожилая женщина с чрезвычайно веселым и добродушным лицом; одета она была в темный, но богатый мещанский костюм; голова ее была повязана сверх очипка длинной белой намиткой, а на шее красовалось несколько низок доброго намиста и дорогой, золотой крест. На столе уже стояли в блестящих оловянных мисках вареники с сыром в сметане, пироги с потрибкою и жареная колбаса; а посреди всех блюд лежала только что испеченная золотистая паляныця возле горлатки, из которой поднимался ароматный пар.

При скрипе двери, отпертой Богданой, пожилая женщина, пани Мачоха, быстро обернулась, и по лицу ее разлилась приветливая улыбка.

— Это ты, дочка? — произнесла она ласково. — Чего же так рано схватилась?

— Ого, рано! Уже я, мамочко, и службу божью проспала, — ответила почтительно Богдана, целуя матери руку.

— Бог простит; вон и я собиралась пойти сегодня к Константину и Елене, да вот и не пошла, согрешила. А тебе б еще поспать…

— Да не спится больше, ненечко, — улыбнулась светлой улыбкой Богдана.

— Не спится! Ох-ох! Теперь только и высыпаться, пока у неньки родной живешь, а пойдешь замуж… Ге-ге! Малжонок так не пожалеет, да и хлопоты обсядут головку! — Пани Мачоха ласково провела рукою по пышным волосам своей коханой дочки — Ну, садись же снидать; вот тебе варенички, вот пирожки, а вот и палянычка прямо из печки. Только, может, сперва горяченького чего, меду или подогретого пива?

И мать, и дочь уселись за стол. День был праздничный, спешить було некуда, а потому можно было и поболтать; разговор, естественно, перешел тотчас же на вчерашнее посещение Богданой Балык.

— А как же, она мне сама о том вчера рассказывала, вот я и хочу сбегать узнать, правда ли это и что еще говорил пан войт Гале, когда мы ушли?

— Так, так, сбегай, дочко, расспроси обо всем. Жаль мне бедную Галочку! Чтоб такое дитя тихое да ласковое отдавать в это коршуново гнездо. А еще батько! Ох-ох! — пани Мачоха с сожалением покивала головою. — Когда б жива была покойница, никогда бы не допустила до этого.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*