Андрей Тюнин - Свенельд или Начало государственности
– Если не умрем до утра – снова подойдем к воротам, и я достучусь до всех ушей в замке.
– Думаю, завтра мы познакомимся с его хозяевами.
– Считаешь, они выведали все возможное и готовы к встрече?
– Может так, а может, ждали кого-то более могущественного, чтобы решить нашу участь.
– В любом случае нам вовремя не вернуться к Рюрику. Даже если мы выполним его наказ, рана Трувора задержит нас здесь.
– Не волнуйся, князь и Свенельд сумеют какое-то время продержаться и без варяжской помощи. Главное нанять дружину.
– Боюсь, если завтра нас и примут в замке, кровной мести все равно не избежать.
– Они могли бы легко убить Трувора, но оставили его в живых, – какие-то более существенные цели берут вверх.
– Интересно, какие…
– Скоро узнаем.
– На чем основывается твоя убежденность, Щепа?
Я ничего не ответил Синеусу, неопределенно пожав плечами, на которые навалилась чисто физическая усталость. Привыкнув всю жизнь к беспрекословному подчинению старшим, брат Рюрика мучительно принимал собственные решения и, хотя сомнения не отражались на его лице, волны нерешительности накатывались и на окружающих, вызывая озноб от заразительной липучей мнительности. Синеус был полезен и незаменим для выполнения чужой воли, он долбил порученное ему дело упрямо и методично, как дятел долбит больной ствол, пока не добивался своего, гордясь сознанием выполненного долга. Но, если поставленная задача требовала непредусмотренных Рюриком шагов, связанных с малейшим риском, его твердость и методичность отступали перед навязчивым страхом за результат самостоятельных деяний. Даже внешне, с мясистым носом и квадратным подбородком, он мало походил на Рюрика, лишь зеленые кошачьи глаза выдавали их родственную связь, происхождение от общего отца.
Трувор был проще и понятнее. Его поступки, несмотря на суровое воспитание, искореняющее чувственность, идущую непосредственно от девственных порывов души, именно на этих необузданных порывах и основывались, особенно, когда рядом с ним не было старших братьев, присутствие которых с трудом, но заставляло его сдерживать проявление своей глубинной сущности.
Ночь для меня пролетела незаметно, а для всех нас, включая и раненого Трувора – спокойно.
Утром ворота замка, как я и предвидел, не захлопнулись перед нами, и мы с Синеусом, наконец-то, были приняты его хозяевами.
Главная зала замка поразила нас беспорядочной и безудержной роскошью. На влажных выщербленных стенах вперемешку висели мечи и кинжалы, на треть освобожденные из декоративно украшенных ножен; масляные, покрытые лаком картины и портреты, заключенные в потрескавшиеся деревянные рамки; узорчатые ковры с проплешинами по старым сгибам, топорщившиеся на неровной поверхности. Повсюду, на массивных тумбах, обитых плотной кровавого цвета материей, стояли бронзовые канделябры, и сотни зажженных свечей заставляли забыть об отсутствии окон. Точно такой же материей был покрыт и прочный стол, сверх всякой меры заставленный пустыми золотыми и керамическими блюдами, сиротливо выглядевшими без своего содержимого. Стоящие рядом кубки соперничали друг с другом своей высотой, статностью и выпуклостью инкрустированных драгоценностей. На вымощенном камнем полу опять-таки вперемешку были брошены искусно выделанные шкуры хищных зверей, непримятый мех которых жаль было топтать грубыми подошвами повседневных сапог.
За столом, на высоких, похожих на трон сиденьях, восседали трое мужей, и с наслаждением оттяпывали огромным ножом солидные куски мяса от громоздившейся над посудой туши поросенка, недавно снятой с вертела. Куски сии, минуя тарелки, отправлялись в чавкающие рты с неимоверной быстротой, свидетельствующей об неумеренном аппетите и телесном здоровье присутствующих. С неменьшей быстротой из грубого, не соприкасавшегося с гончарным кругом кувшина, поочередно каждым из трапезничающих разливалось по драгоценным кубкам вино, аромат которого пробивался до нас, несмотря на сальные испарения, плавающие по всей зале. Странно выглядело прилюдное неуемное пиршество в начале ничем не примечательного дня, и глупо было не поверить в его показательный характер.
Наконец, один из хозяев, отложив обглоданную кость в гору объедков и, вытерев руки о многострадальную скатерть, подал знак остальным заканчивать набивать прожорливые желудки. Это был толстый обрюзгший старик с пронзительным взглядом серых глаз, с трудом находивших щелочку среди нависших расплывшихся век и пухлых щек. Двое других мужчин годились ему в сыновья, но резко отличались по внешности.
Один, с багровым рубцом от уха до подбородка, искажавшим и без того суровые черты его лица, даже сидя за столом, излучал мощь грубой физической силы, господствующей над всем его существом, как ненавистный нам замок над изрезанным фиордами побережьем.
Второй, молодой, гибкий и красивый с облегчением откинулся на спинку кресла и обнажил в улыбке крепкие косые резцы, нисколько не испортившие ощущение привлекательной свежести голубоглазого взгляда. На левой руке его броско выделялась перчатка из тонкой кожи, оставляющая оголенными фаланги всех пальцев, кроме мизинца.
– Мы знаем, зачем вы пожаловали к нам, – начал старик, не приглашая нас сесть, – но сначала мы должны выслушать вас.
Несколько дней назад мы с Синеусом договорились, что основная тяжесть переговоров ляжет на мои плечи, позволяя брату Рюрика своей немногословностью сохранять достоинство и значимость важного посланника.
– Много мехов и золота, много крепостей и воинов, много походов и битв – лишний меч никогда не помешает.
– Да, ваша страна богата и огромна, в ней появился новый правитель, но вот кто он, откуда пришел и крепка ли его власть?
Все правильно, – подумал я, – захваченные у нас люди не смогли ничего рассказать им о Рюрике, они и сами мало что о нем знали.
– Он мой старший брат, – не удержался Синеус, – конунг знатного варяжского рода, а теперь и князь многих славянских и финских племен.
– Настолько знатного, что я ничего не слышал ни о нем, ни о его роде – а сам он просит помощи у незнакомцев!
– Вы ближе, – перехватил я инициативу у Свенельда, – ваша доблесть и смелость известна многим.
– То, что он варяг, я понял сразу по вашему драккару и по тому, как ваш молодой друг владеет мечом. У Рюрика есть сыновья?
Вопрос прозвучал стремительно и резко, не вытекая из русла предыдущего разговора, и так же стремительно у меня вырвался неправдоподобно странный ответ:
– Да, много!
Толстяк выразительно посмотрел на сидящего от него по правую руку здоровяка со шрамом, неслышно ухмыльнулся, и щелки его глаз укрылись за сползшими веками.
Синеус промолчал.
Медленно, опираясь руками о закряхтевший стол, встал человек-скала.
– Я со своими войнами отправлюсь с вами, и по варяжским законам мы с Рюриком скрестим мечи в поединке. Если Один поможет мне – я стану вашим правителем, если нет – моя дружина станет его дружиной. Я – Витольд, и мое слово никогда не имеет обратной силы. – Шрам на щеке говорившего побогравововел еще больше и обращался он непосредственно к Синеусу, полностью игнорируя мое присутствие.
– Начни здесь с меня! – возразил Синеус.
– Только с Рюриком! Только с ним! Мои сыновья погибли – сражаться со всем вашим семейством у меня просто не хватит времени! Соглашайся, у тебя просто нет выбора.
– Выбор есть всегда!
– Зачем умирать на чужой земле, не узнав мнения своего правителя, может Рюрик будет рад нашему поединку.
– А если нет!
– Он же конунг, а вызов Витольда – честь для любого варяга! Я был в стране русичей, найду туда путь и без тебя. Повторяю, судьба не оставила тебе выбора – умереть ты всегда успеешь. – Витольд встал и, считая разговор законченным, ни с кем не прощаясь, вышел из залы, сгибая в дверном проеме свою огромную скалообразную фигуру.
Веки старика дрогнули, и цепкий взгляд снова обратился на меня.
– С вами поплывет и Горыс, – хозяин замка еле заметно кивнул в сторону красивого юноши, ни разу не вступившего в разговор. – Ему не нужны ваши богатства, он без меня, когда придет время, объяснит, для чего решил отправиться с вами. Как ваш раненый?
– Он будет жить, но требуется несколько дней для восстановления сил.
– Ночью умерли воины, раненные его мечом – я не могу оградить вас от справедливой мести.
– Всего два-три дня.
– У Витольда и Горыса свой интерес…
– Извини, мы пришли без даров, но я готов тотчас исправить ошибку.
