Евгения Демина - Хозяйка мельницы
Светан подполз на животе:
— По-моему, батя, смеются над нами — и всё.
— По-нашему тоже, — кивнули Отрад со товарищи.
— А пока мы тут загадки гадаем, небось, и окружат, — заёрзал Хёльги.
— Нет, он что-то сказать хотел, — покачал головой Асмунд.
Князь сурово взирал на воинов. Только усы подёргивались.
— Значит, надо ответить. Старались люди, рыбу чистили… Нащёлкался? Отца угости, — подставил ладонь Братину, который уже позарился на орешки — с Харальдом напару.
Два ядрышка упали в ладонь. Харальд подумал — и тоже пожертвовал.
— У кого что есть?
Мошна пошла по рядам. У кого мусора не нашлось — просто плюнули.
— А кто у нас стрелок хороший? Иль у тебя, Аскольд?
Вызвался Хорт. Нашептал с князем на стрелу, на тетиву, чтоб не ошиблись в пути. Радимичскую сломали — как гонца с плохой вестью.
— Ну вот, пусть не волнуется: добрались, живы-здоровы. Пусть сам теперь думает. А мы местность разведаем.
Драгош надумал быстро. Еле успели вернуться Светан, Лют и Фреки — самые мягколапые. Облетели всю округу, сосчитали все ёлки да чёрные вольхи.[77] Нет троп широких, нет полян. По левую руку овражек. На дне крушина — схорониться можно.
Драгош надумал быстро. Привёл десятков пять. С собой. А много ли в засаде? Сами двадцать в овраге спрятали.
Вышли навстречу.
— Кто тебе красоту-то поправил? На сучок напоролся?
Правый глаз Драгомира закрывала повязка.
— Вас в орешнике искал, далеко больно спрятались.
— Сам как вор сбежал, — Владко выпростал саблю.
— Вор и есть! Вор! — прорычало войско.
— Давай меняться, Волкодлак. Твою сестру на Аскольдову.
Перестал дышать Владислав. Налились глаза жёлтым. Колотится в висках лихая брага, жаром бродит, на губах шипит. Настоялся хмель, тянет кровью. Пьянеет к бою кровь. Кто больше выпьет?
Люта степная сабля, свиреп варяжский меч. Тупятся о палицы, стонут. Горячи под рукой древки, дрожат щиты. Выручает турья хребтина. Плещут под ногами травы, дождём сыплются листья, купаются в ярости воины, прыгают на камни грудью. Стрелы чирками снуют, схватят из пены добычу — и с нею на дно.
Мало сабель у радимичей, мечут палицы, копья всаживают. Скольким головы пробили, нутро разворотили. Ловите-ка секиру.
Аскольд жалел уже, что Хильдико осталась дома. Её бородачка ровно рубит, чисто. Вон Асмунд — как молотком работает. Гвоздей не напасёшься. На колья вздеть нечего. Как видит что? Все глаза забрызгало.
Не мешает Драгомиру изъян — ловок с копьём. Грибы на нитку так не нижут, как он успевает. Будет воронов покормить.
Выдохлись дружины. Уступают радимичи, прогнулась дугой толпа. Манит в кольцо.
Поднимается гул из лога. Дюжина коростенцев, семеро варягов. Ведёт Светан.
Плачут струнами корни, крошится жирная глина — секут их когти. Дрожат щиты: впились в окоём клыки.
Ловок с копьём Драгомир. Руки на вершок не отвёл — чуть поддал снизу. Притих Светозар. Тряхнул его радимич — глубже взял. Осел Ростиславич, только древко упасть не даёт. Течёт по древку как по жёлобу. Лизнул Драгомир волчью брагу. Поднял Светана на копьё, конец меж лопаток выходит. Достал Драгомир до развилки ольшаной — виси, Светозар Ростиславич, наследник, полей деревце…
Каплет со ствола мерно. Прожилки алой сканью занялись. Кричат над развилкой стервятники-вороны. Вторит им волчий вой. Опрокинутым колодцем — небо, по кромке ветви задыхаются: «У-бый… У-бый…»
Хвоя рассыпалась перед лицом. Лопнула с треском корчага. Провалились осколки в горло. Полилась по губам пена.
Владко свалился на трупы.
XIIIХильдико дождалась сумерек, сняла ставни и пустилась в путь. Прохладно стало ночью, всё тепло день забирает, клонится дело к осени.
Колышутся верхушки яблонь, грозят кистеньками, лунной лудой частокол покрылся. Раскалил небо докрасна кузнец-Громовник — да уже остудил: звонкая вышла броня, лёгкая. Воздух — как будто холодное лезвие ко лбу приложишь: остыть, отдохнуть. Только над лесом полоска лазоревая.
Лунная выдалась ночь, ясная. Обнадёжила на быстрый путь, только посул не исполнила. Выбивается из сил соколица, ниже спускается, в ветвях путается. Вот досада ведь — зацепилась ожерельем за верхушку сосновую, порвалась нить, рассыпались камешки, прощай, Владиславов подарок…
Опустилась на ветку, заплакала.
— О чём горюешь, девушка?
Прямо под ней, на корнях, устроилась девица — нитку крутила, серебряно-белую. Лунный свет лёг на прялку за поясом, и казалось, прядётся сам луч.
— Заблудилась, — Хильдико почувствовала, не стоит пока правду говорить.
— Смотрю, ты от Искоростеня летишь. Из дома убежала? Слезай, не бойся. Тебя никто не тронет, звери сюда не ходят.
Свейка спустилась. Глянула на незнакомку… Будто своё отражение в зеркале видит. Девушка обследовала её оборванный мужской наряд:
— Не жалеешь себя. Пойдём, переночуй у меня, тут близко. Поешь, отдохнёшь.
Хильдико обернулась — шагах в десяти от сосны серебрилась речушка. На другом берегу вертела колесо мельница. Против солнца вертела. Маленькая, как игрушка…
— На мельнице живёшь? Не страшно? — спросила Хильдегарде, с трудом изображая удивление.
— Нисколечко, — хозяйка отщипнула луч ногтями и заткнула за пояс готовое веретено. — Пойдём.
Гостья не стала перечить. Такая удача — она уж отчаялась.
Откуда ни возьмись слева от колеса выросли мостки. Хозяйка мельницы взяла путницу за руку и перевела по доскам. С торца была дверь — и крылечко, совсем как у жилой избы. Из-под ступенек высунулась чёрная морда — то ли волка, то ли пса — перемазанная молоком.
— Тихо. Свои, — чересчур уж ласково произнесла девушка. Яловичные туфельки ступали совсем бесшумно.
Изнутри мельница оказалась гораздо просторнее — точно хоромы. По стенам всё лавки резные, под лавками ларцы, воронёной сталью окованные, посередине — жернова. По всей поверхности рисунок высечен: звери, и птицы, и твари болотные, цветы диковинные, деревья невиданные. Блестят — как из горного хрусталя. Стучат, а муки в желобах не видно. Вокруг желобов — столбы не столбы, неотёсанные, кряжистые, побеги сквозь кору пробиваются, листочки малахитом играют. А в одном — вообще дупло. Выскользнула белка, прытью своей ствол опоясала, наверх ускользнула. Подняла голову Хильдико: а где крыша? Только кроны тёмные и небо звёздное, и луна клубком перекатывается.
Нащупала девушка оберег под рубашкой, два пояса — голое тело обвили. Не дадут пропасть. Не должны.
Приладила хозяйка прялку к донцу, убрала веретено в шкатулку.
— А теперь говори, как нашла меня?
— Ты меня с дороги угостить хотела, — набралась Хильдико смелости. Перед зеркалом страшно — когда не поймёшь, кого видишь. Себя или нет?
— Так всё готово, угощайся, — Хозяйка показала на стол. Мгновенье назад его не было… Дичь розовая, парная, и рыба пряная, и птица, и яблоки спелые, мёдом налитые, малина, смородина, ежевика — чего только нет… В кувшинах и мёд, и брага, и взвары, и травы настоянные… Всё бы опустошила, желудок жгутом скручивает… Но вспомнила: домой вернуться надо. Взяла ножку утиную.
Откусить не успела — скрипнула дверь, вошёл мужчина, весь чёрной шерстью покрытый и в шкуры одетый. Человек — не человек, зверь — не зверь, по половицам когтями стучит, из-под полы — змеиный хвост волочится.
Поставил на стол блюдце, причмокнул, усы у него были в молоке.
— Лакомка… — покачала головой Хозяйка. — Пойдёшь — иль на гостей моих посмотрищь?
— Свои, значит? — иззелена-жёлтые волчьи глаза окатили полынным настоем. — Не ты потеряла? — когтистая рука залезла за пазуху и выползла с жемчужным ожерельем. Целым — словно только что Владко отдал. — Ты ешь, ешь, косточку сохрани, пригодится.
— Теперь и не чужие мы, за одним столом ели, — Хозяйка стукнула чашей о чашу Хильдегарде. — Теперь расскажешь, как нашла меня?
Свейка пожала плечами:
— Случайно. Я за луной летела: тебя на ней видела. Остановилась — и встретила тебя.
— Ну наконец-то: кто-то понял. А я уж и дождей не посылала, и сама за твоим братом ходила, и княжичей звала, и в голос плакала… Никто и бровью не повёл. А Велес рассказал мне, — положила руку полузверю на плечо, — князь просил не беспокоить больше. Дескать, и так одни горести…
Велес? Вот он какой…
— А ты кто? Назови себя.
— Зови меня Светолика. Сестру мою — Темнолика. Она мельницу мою забрать хочет, колесо сломать, жернова разбить…
— Тогда быть беде на весь род людской? — Хильдико вспомнила Доброгневину песенку.
— Слыхал? Уж и песню сложили. А хоть бы кому дело было, — Светолика почесала Велесу за ухом. Ухо было острое, звериное. Он заурчал.
— И тебе моя помощь нужна? Если Велес тебе не поможет, что же я могу сделать?
