Бернгард Келлерман - Гауляйтер и еврейка
После полудня Фабиан ушел из конторы и медленно зашагал по улицам. Он решил зайти к городскому архитектору Кригу, чтобы разузнать что-нибудь о шелльхаммеровском деле, и неожиданно нос к носу столкнулся с ним на Рыночной площади.
Держа в руках мягкую шляпу, с развевающимся галстуком, архитектор мчался мимо фонтана Нарцисса, погруженный в свои мысли, ничего кругом, не замечая.
— Криг, — окликнул его Фабиан, — а я как раз шел к вам.
Криг тут же стал изливать Фабиану свои горести. Он попал в какую-то полосу невезения. Вчера вечером уехала в Гамбург его жена с двумя дочками-близнецами, там внезапно скончалась тетка Агата — ужасная клеветница и сплетница, которая и в гробу, наверное, будет всех поносить. В десять они уехали, а в двенадцать заболела служанка. Пришлось ночью бежать за врачом; похоже, что у нее дифтерит. Утром он сам готовил себе завтрак, а в это время приехала санитарная машина и забрала девушку. Просто голова кругом идет.
Фабиан утешил его, посмеялся с ним и пригласил зайти в ресторан «Глобус». Запивая тефтели из печенки пильзенским пивом, Криг перестал видеть все в таком мрачном свете, и Фабиан навел его на разговор о заводе Шелльхаммеров.
Завод Шелльхаммеров? Криг заказал еще пива. Завод Шелльхаммеров? Да, тут у него найдется что порассказать. Его друг Шиммельпфенг уже два года служит архитектором у Шелльхаммеров. Шиммельпфенг принес ему несколько дней назад проект нового заводского цеха, чтобы обсудить с ним некоторые трудности в статических расчетах. Это будет огромный цех, сплошь стекло и железо.
— Они все строят? — спросил Фабиан, с аппетитом поглощая тефтели.
Криг кивнул головой.
— Говорят, они собираются выстроить три таких цеха.
— Три?
— Да, три. Сплошь стекло и железо. У них на склады уже завезены сотни железных балок. Оба Шелльхаммера одержимы манией величия. Они хотят вдвое увеличить масштабы завода. С некоторого времени уже ведутся переговоры о покупке участка старого барона Меца на северной окраине города.
— Ведутся переговоры? — переспросил Фабиан. — Изумительные тефтели, не правда ли?
— Да, великолепные, — подтвердил Криг. — Не заказать ли нам еще? Да, ведутся. А выйдет ли что-либо из этого, я не знаю. Участок Меца был бы прекрасной территорией для нового завода.
— Разве у Шелльхаммеров такие крупные заказы? — поинтересовался Фабиан.
Криг засмеялся, потом, осторожно и подозрительно осмотревшись, наклонился к Фабиану и прошептал:
— Говорят, они получили громадные военные заказы. Всем известно, что Шелльхаммеры недавно пожертвовали полмиллиона на политические цели. Полмиллиона — сумма немалая. Они, вероятно, не хотят отставать от крупных промышленников Запада, которые, как вам известно, пожертвовали много миллионов. Но это все между нами, идет?
Криг вдруг вскочил и ухватил за фалду какого-то человека, проходившего мимо них.
— Господин асессор, — со смехом закричал он, — за нашим столом есть еще место!
Фабиан тоже поднялся.
— Конечно, — сказал он, указывая на свой стул. И стал прощаться. Он спешил.
На улице он остановил такси и велел везти себя в деревню Амзельвиз.
XIБлиз красивой, солнечной деревушки Амзельвиз, в получасе езды от города, находилось имение, коротко называвшееся Амзель, где проводил лето медицинский советник Фале. Зимой Фале жил в своем городском доме на площади Ратуши. Он был терапевт и рентгенолог при городской больнице, превосходный врач, пользовавшийся мировой известностью. Прославился он благодаря своим работам в области рентгеноскопии легких. У себя в городском доме он оборудовал два зала под научные кабинеты, снабдив их лучшей в мире рентгеновской аппаратурой, большей частью им же самим сконструированной, которой охотно пользовались видные врачи как в Германии, так и за ее пределами. Он был человек состоятельный; кроме того, солидный доход приносили ему, особенно в Америке и Англии, его книги, в первую очередь его классический труд «The secret of the x-rays»[2]. Между прочим, он купил и принес в дар городу фонтан Нарцисса Вольфганга Фабиана. Сначала он собирался установить фонтан в своем имении, но потом решил подарить его городу.
Имение Амзель было известно каждому в городе, так как Фале был очень гостеприимен и его вечера пользовались широкой известностью. Впрочем, добиться приглашения к нему было не так просто; медицинский советник любил окружать себя оригинальными и безусловно добропорядочными людьми: все пошлое он ненавидел. Фрау Беата Лерхе-Шелльхаммер, так же как и Криста, подруга дочери Фале Марион, были постоянными гостями на этих вечерах. Здесь бывали и прежний бургомистр — доктор Крюгер и, чаще других, скульптор Вольфганг Фабиан, может быть единственный человек в городе, с которым Фале связывала настоящая дружба. Когда год назад друг Вольфганга, учитель Гляйхен, был в виде наказания переведен в деревенскую школу в Амзельвизе, Вольфганг ввел его в дом к Фале, и они сразу же нашли общий язык. «Это редкий человек, — говорил медицинский советник, — у него два неоценимых качества: умение молчать и играть в шахматы». Каждый понедельник по вечерам они играли партию в шахматы, и никому не разрешалось отвлекать их от этого занятия.
Фабиан редко бывал в Амзеле. Один раз вместе с ним получила приглашение и Клотильда; от изумления она весь вечер молчала. «Почему у тебя нет такого дома? — спросила она на обратном пути, бледная от волнения. — Вот где мы могли бы жить как люди».
Она потом без конца возвращалась к этой теме: «Какая мебель! Какой вкус! По сравнению с ними мы живем просто в лачуге! Надеюсь, что Фале снова пригласит меня».
Но медицинский советник больше не упоминал о ней.
В редких случаях Фале устраивал и многолюдные приемы, когда представлял своих близких друзей гостям — немецким и иностранным ученым.
Дом в Амзеле — большое, вытянутое в длину строение — на первый взгляд вызывал чувство разочарования, ибо после того, что о нем рассказывалось, всякий ожидал увидеть нечто вроде замка. Собственно говоря, это была почти сплошная библиотека, занимавшая все этажи. В некоторых комнатах стояла ценная старинная мебель, которую медицинский советник приобретал в течение всей своей жизни. Помещения для гостей представляли собой маленькие квартирки, обставленные со всевозможным комфортом. Здесь неоднократно и подолгу гостили английские лорды, лауреаты Нобелевской премии и французские академики. Для того чтобы удостоиться приглашения Фале, надо было обладать, по меньшей мере, мировым именем. В городе ходили рассказы, правда, сильно приукрашенные, о ванных комнатах в этом доме. Квартирок этих почти никто не видел. Только однажды экономка Ребекка позволила снедаемому любопытством Фабиану заглянуть туда, и он нашел, что ни комфортом, ни изяществом помещения для гостей не превосходят первоклассных отелей. Зато самый дом — да, конечно, не удивительно, что он мог понравиться. «Клотильда права, в таком доме можно жить по-человечески», — решил Фабиан.
Но еще лучше и привлекательнее был парк, окружающий дом, — почти сплошь экзотические кусты и деревья. Не очень обширный, он, подобно японским садам, казался больше, — чем в действительности. Кроме парка, при доме имелись большой фруктовый сад с деревьями редких сортов, теплицы и ферма. Это был тот мир, в котором медицинский советник чувствовал себя хорошо. Летом он каждое утро с шести часов до полудня проводил во фруктовом саду, ухаживая за деревьями лучше любого садовника, или на своей поистине образцовой ферме. Фале держал, у себя только испытанных людей и гордился тем, что, несмотря на высокое жалованье, которое он им выплачивал, имение Амзель почти окупало себя, требуя лишь незначительных издержек (Фале называл их минимальными). За деньгами медицинский советник не гнался и был известен еще и тем, что в некоторых особых случаях лечил безвозмездно. Бедных детей и женщин он нередко посылал на курорты за свой счет.
Фале был вдов и жил в своем имении с дочерью Марион, пожилой экономкой Ребеккой и несколькими слугами. Хозяйкой в доме была Ребекка. С детства она заменяла Марион мать, почему ее и прозвали Мамушкой.
Когда Фабион вышел из машины у ворот парка, до него донесся чей-то веселый, жизнерадостный смех. Так могла смеяться только шаловливая, неуемно веселая Марион. И тотчас же он заметил ее самое. Она сидела под кустом на каменной скамейке и забавлялась игрой с маленьким белым котенком, который забрался в ее черные кудрявые волосы. Она помахивала веточкой перед самым носом котенка, безуспешно старавшегося ее схватить. Неожиданно котенок скатился на затылок Марион, и она до упаду хохотала над его усилиями вскарабкаться к ней на макушку. Услышав скрип садовой калитки и увидев Фабиана, она быстро вскочила и, забыв про сидевшего у нее на плече котенка, с шаловливой улыбкой, все еще игравшей на губах, поспешила ему навстречу.
