Александр Лавров - Варяги и Русь
После посадника самыми важными людьми в городе были управлявшие «концами» «старосты городового конца», из которых каждый имел своих помощников — под старост, или «уличных старост», наблюдавших за порядком.
К каждому из новгородских концов была приписана еще пятина — часть окрестной земли. Пятина управлялась своими старостами, но они были подчинены старостам городовых концов, отдававшими отчет в своих действиях только посаднику да вечу.
При посаднике, старосте конца и старосте пятины были советы из наиболее уважаемых мужей. Все дела в этих советах решались после всестороннего рассмотрения большинством голосов. Пятинный совет, обсудив дело, представлял его на решение «малому вечу», или сходке, после этого дело переходило к старосте городового конца, а если оно касалось общих выгод, то через посадника шло на «большое вече», право участия в котором имели все свободные новгородцы.
Мир, война, казнь свободного гражданина, его изгнание, новые налоги, обязанности службы — все это решалось вечем.
Высшим сословием в народе были «мужи степенные», занимавшие обыкновенно важные должности. Посадник избирался вечем из числа мужей. Кто хотя раз был посадником Новгорода, тот уже на всю свою жизнь получал титул старшего посадника, тогда как находившийся в должности посадник назывался степенным.
На всех славянских вечах устраивалось посредине площади возвышение. На первой ступени помещались старосты, на следующей, выше старосты, совет посадника, состоявший из степенных бояр, и, наконец, на самой высшей ступени, или степени, сидел сам посадник, управляя порядком собрания.
Степенные бояре, уже удалившиеся от дел правления, назывались старшими боярами.
Богатые земледельцы, купцы и вообще все те, что теперь носят название зажиточных, в те времена назывались «житыми людьми», а народ разделялся на мужей и людей, или «людинов».
Мужами назывались люди свободные, имевшие свою недвижимую собственность, участки земли. Людины были тоже свободные, но недвижимой собственности у них не было, и они, платя подать или оброк, а иногда, выполняя при мужах ту или другую работу, жили на землях последних.
По древним законам, славянин не мог быть рабом славянина. Однако славянские племена редко жили между собой дружно. Между ними происходили постоянные распри. Племя нападало на племя, победители уводили с собой побежденных, заставляя их обрабатывать землю, выполнять тяжелые работы. Но все-таки эти пленные не были рабами. По истечении какого-то времени им давали свободу, во время же плена они пользовались правом с односемейными своего хозяина. Эти пленники получали название «черных» людей, которых впоследствии стали называть смердами.
Смерды были вполне свободное сословие. Они имели право переходить от одного хозяина к другому, однако права участия в общественных делах не имели, точно так же, как не имели права занимать какие-либо общественные должности.
Наконец, было еще одно свободное сословие — огнищане. К нему относились все свободные граждане, жившие в своих хижинах на чужой земле.
Под звуки вечевого колокола сошлись старейшины и весь народ новгородский на площадь.
Раздался обычный перед началом каждого веча крик глашатая:
— Слушайте вы, мужи новгородские, и вы, людины, сюда собравшиеся! Слушайте — и распри свои забудьте… Посадник со степенными боярами идут сюда дела решать вместе с вами…
Действительно, среди толпы со стороны хором, стоявших за стенам Детинца, произошло движение. Толпа разом сдвинулась, расступаясь перед рослыми воинами, открывавшими шествие посадника на вече.
Дружина, сопровождавшая важнейших людей союза, была невелика. Не более шести-семи пар хорошо вооруженных воинов шло впереди, молодцевато опираясь на высокие копья.
За дружинниками шли старосты всех концов Новгорода. Они были разодеты по-праздничному. На каждом из них поверх легкой тканой рубашки накинуты были богатые парчовые кафтаны, привезенные из далекой Византии. Концевые старосты имели важный вид и свысока оглядывали расступавшуюся перед ними толпу.
Далее в толпе старшин и степенных бояр шел сменивший Гостомысла посадник, казавшийся растерянным.
Все поглядывали в молчании на шествие, словно ожидая увидать еще кого-то…
Но не вышел на тоскливый звон вечевого колокола тот, кого давно уже привык видеть Новгород. Совсем одряхлел Гостомысл, тлеет еще искра жизни в его разрушившемся теле, но силы уже оставили его…
Теперь его не было видно на вечевом помосте, и вече без него было не вече.
Прежде речью мудрой, советом разумным помогал посадник своим согражданам, а теперь кто их из беды вызволит, кто доброе слово им скажет?..
При всеобщем смущении началось вече.
— Мужи новгородские и людины, — начал старейшина одного из сильнейших соседних племен — кривичей, — от лица всех родов наших держу я речь к вам: нельзя жить так, как живем мы!.. Посмотрите, что творится на Ильмене!.. Восстал род на род, не стало правды!..
— Верно! — раздались крики, — пропала правда с Ильменя!
— Совсем житья не стало… При варягах куда лучше жилось… Все управу знали у кого искать…
— Так вот, вы и рассудите, как быть нам? — продолжал кривич, — пока вы там у себя на Ильмене спорили да ссорились, да кровью родною землю свою поливали, ничего не говорили мы, а вот теперь и нам от вас терпеть приходится… Не дают нам покойной жизни ваши буяны… Приходят с мечом и огнем в нашу землю, терпения не стало совсем…
— И мы также, и мы! — подхватили старейшины веси, мери и дреговичей. — К вам управы пришли искать… Уймите вы своих на Ильмене.
Мужи новгородские смущенно молчали, не зная, что отвечать на эти вполне справедливые укоры.
— Почтенные старейшины, что и сказать вам, не ведаем мы, — потупив глаза, заговорил заменивший Гостомысла посадник из степенных бояр… — Стыдно нам, ой как стыдно, а что поделать с нашей вольницей — не знаем. Слабы мы после варяжского нашествия, сами видите; когда гнали мы варягов, полегли наши силы ратные на поле бранном, вот теперь никто и знать не хочет господина великого Новгорода.
— Большое спасибо вам за слово это, за признание честное! — сказал старейшина кривичей. — Не потаили вы от нас правды, хотя и горька она, вот и мы теперь вам тоже скажем, что решено у нас на нашем вече… Тоже правдиво скажем. Хотите ли выслушать нас?
— Говори! говори! слушаем!.. — раздалось со всех сторон.
— Решили мы сами от вашей вольницы обороняться, решили разорить гнезда разбойничьи на Ильмене и прямо говорю: идем на вас войною.
— Мы к кривичам пристанем! — выступил посланец мери. — Скажи своим: и меря вместе с кривичами на Ильмень идет!
Выступил старшина дреговичей.
— Правду сказал посланец кривичей, — заговорил он, — и нам, дреговичам, не остается ничего другого делать, как взяться за меч и всем вместе идти на вас войною! Знайте же это…
— Война так война! Бой так бой! — закричали более молодые и горячие из собравшихся на вече. — Ишь чем пугать вздумали. Не таких видали… Варягов — и тех прогнали! А варяги не чета вам! Суньтесь только — всех повырежем…
— Не без нас вы и с варягами справились! — возразил кривич, — а вот что я скажу вам, если отвернется от нас ратное счастье, порешили мы обратиться за помощью к ханам хозарским…
Как громом поразила эта весть новгородцев…
— Опять польется кровь славянская! — с горем воскликнули бояре. — Прогневали, видно, Перуна мы, ослепляет он нас! Брат на брата смертным боем идет и чужаков на брата ведет… Страшное дело!
Вдруг в толпе произошло какое-то движение, раздался ропот, многие обнажили головы.
— Что случилось, кто там? — послышалось с вечевого помоста.
— Гостомысл! Гостомысл! — пробежало по вечу.
Действительно, Гостомысл захотел присутствовать на этом последнем в его жизни вече… Дряхлый старец не мог уже идти сам. Ноги давно уже не держали его ветхого тела, он приказал принести его на носилках…
Длинные седые волосы его развевались, руки беспомощно повисли, лицо приняло землистый оттенок, только глаза по-прежнему сияли юношеским блеском.
Окружавшая вечевой помост толпа с почтением расступилась, пропуская носилки.
Носилки с Гостомысл ом поставили на площадку вечевого помоста у самого колокола.
Сразу затихло все кругом.
— Знаю я, что собрались вы толковать о важных делах, — заговорил Гостомысл, — как степенный муж новгородский и посадник старший, пришел и я принять участие в вече… Поведайте мне, о чем говорите…
Гостомыслу передали слова кривичей, передали также и о желании соседних племен примкнуть к ним и вместе идти войною на приильменцев и Новгород.
— Не страшны нам они. Что кривичи? Что меря и остальные? — говорили Гостомыслу. — Они грозят нам хозарскими ханами; не бывать этого… Мы истребим их до единого, не оставим даже и на племя.
