Ирина Измайлова - Робин Гуд
– Девушка цела, просто в обмороке, – сообщил молодой оруженосец Веллендера, опускаясь на колени возле упавшей, переворачивая и приподнимая ее. – Судя по тому, как у нее разбиты и изранены ноги, она убегала от этих нечестивцев с полчаса, не меньше, вот и не выдержала. Дайте-ка мне кто-нибудь флягу.
Юноше протянули сразу пять или шесть фляг. Всем захотелось помочь беглянке, сразу вызвавшей у воинов самую горячую жалость. И в самом деле, девушка, хотя и одетая в лохмотья, к тому же истерзанные ветвями и колючками кустов, хотя и с измазанным землей личиком, все равно оказалась очень хороша. Совсем юная, по сути дела еще подросток, невысокая, хрупкая, с длинными-предлинными, темно-каштановыми волосами, наверное, заплетенными с утра в косы, но теперь рассыпавшимися по земле, с нежной, будто у знатной дамы, кожей (за исключением ладоней, но крестьянская работа не может оставить руки нежными), с тонкой талией, перехваченной двадцать раз залатанным корсажем, с ресницами, опустившимися чуть не до середины залитых слезами щек, – она была невероятно трогательна.
– Не поите ее водой! – воскликнул сэр Эдвин, тоже проникшийся сочувствием к девочке. – Вот, в моей фляге есть вино, влейте ей один-два глотка, и она очнется.
Он оказался прав. Вино вызвало легкий румянец на бледные щеки беглянки, она пару раз кашлянула и открыла глаза. Обвела взглядом склонившиеся над нею мужские лица, возможно, поняла, что ее спасли, и заплакала, привстав на правый локоть и левой рукой прикрыв перемазанное личико.
Покуда оруженосец и остальные воины вовсю утешали маленькую крестьянку, сэр Эдвин перевел взгляд на троицу скрученных разбойников, с самым мрачным видом сидевших между двух коней, к седлам которых их привязали.
– И как у вас хватило свирепости напасть на такую крошку? – теперь шериф едва сдерживал гнев. – Она же совсем ребенок!
– Это он им приказал! – вдруг сквозь слезы сказала девочка.
– Кто? – резко повернулся в седле шериф.
– Он. Робин. Я живу в селении, вон там, за этим склоном и за ручьем. Мой дед был корзинщик, но он умер недавно. А Робин Гуд как-то жил со своими людьми в нашей деревне, и я ему понравилась. Многие женщины злились на меня, потому что им нравился он. Но я-то, я-то не хотела!
Она заплакала еще сильнее и, всхлипывая, продолжала:
– Я ему говорила, что мне только четырнадцать лет, тогда даже еще и не было четырнадцати! Говорила, что хочу замуж выйти, а не так вот… Он только смеялся и отвечал, что все равно своего добьется, мол, ни одна женщина ему не откажет, если он очень захочет. Потом они уехали. А сегодня он прискакал вот с этими людьми и сказал: «Я знаю, что твой дед умер! Одна ты все равно не проживешь. Поехали с нами!» И я бросилась бежать. А Робин как закричит своим людям: «Догнать ее и ко мне! Что за взбалмошная девка!» Я бежала изо всех сил, а они скакали за мной верхом, но через ручей переправиться на конях не сумели: ручей очень широкий, течение быстрое, а переправа по камням. Лошади там ноги переломали бы. Тогда они просто побежали за мной. Кричали, что я своего счастья не понимаю. Какое же это счастье?!
Девочка захлебнулась слезами, а шериф вновь сумрачно поглядел на пленников.
– Она говорит правду?
Все трое молчали.
– Значит, правду. Н-да! Хорош защитник бедных и угнетенных…
– Но в одном теперь можно оправдать Робина Гуда, – спокойно заметил епископ. – Мы окончательно уверились, что не его люди напали на мой отряд. Едва ли разбойник занимался одновременно любовными похождениями и дорожным грабежом.
– Да в том, что на вас напали не люди Гуда, я и так уже был уверен! – махнул рукой сэр Эдвин. – Однако те, кто пошел на такую подлость, ваше преосвященство, могут вновь на это решиться – почем знать, сколько их на самом деле.
– Я думаю о том же, – кивнул епископ Уорвикширский. – Даже почти уверен, что нападение может повториться. Они явно знают, чего хотят.
– В таком случае, мой долг проводить вас до границ Ноттингемшира. Тем более, – хмуро добавил Веллендер, что Робин теперь уж точно от нас уйдет – коль скоро он был неподалеку, то Малыш Джон до него вот-вот доберется и предупредит.
– Но он же без лошади, а мы верхом! – возразил было кто-то из воинов.
– Они тоже были верхом, просто оставили лошадей возле ручья, чтобы вернее догнать «добычу». Забыл? – усмехнулся шериф. – Нет, о Робине можно в очередной раз забыть. Мы едем с его преосвященством.
Епископ поблагодарил сэра Эдвина кивком головы и подъехал к своим воинам, чтобы передать им решение шерифа. Между тем, оруженосец вернул флягу Веллендеру и спросил:
– А что теперь делать с девчушкой, мессир, и куда девать этих отродий? – он кивнул на связанных разбойников. – Может, кто-то из нас отвезет ее домой, а двое или трое из отряда доставят пленных в Ноттингем?
– Умнее не придумаешь! – не сдержался шериф. – Тебе двадцать лет, Фредерик, надо бы научиться не только стрелять и махать мечом… В деревне девочку как раз и сцапает Робин – вернется завтра, послезавтра, ну, через неделю, и получит то, чего хотел. Тем более, коль скоро, внучка корзинщика едва ли не единственная, кто не захотел в его объятия. Что до пленных, то тут уж и гадать не надо: разбойники расползутся по всему лесу и будут ждать. Узнают, какой дорогой везут их дружков, и можно поминать наших воинов – стреляют эти парни отменно. Особенно, когда их не видно.
– Тогда, как же нам поступить, сэр? – спросил один из воинов. – Ну, малышку можно с собой взять и после отдать на попечение в какой-нибудь монастырь. А этих? Не с собой же тащить?
В светлых, серых, как полированная сталь, глазах сэра Эдвина сверкнула и угасла ярость. Он всю жизнь старался не давать ей воли, зная, как подводит она в общении и с равными, и со слугами, и как опасно проявлять ее в бою. Но сейчас ему было особенно трудно справиться с собой – он не смотрел на плачущую девочку, но от ее рыданий на душе у него делалось все темнее.
– Никуда мы их не потащим! – проговорил он, наконец. – Вон там, левее, растут два ветвистых дерева. Приказываю повесить всех троих.
У двух разбойников вырвались короткие сдавленные вопли, третий, тот, что грозился перерезать девочке горло, разразился грязной бранью, выдавая, тем самым, еще больший страх. Зато воины шерифа разом повеселели – они немало гонялись за людьми Робина Гуда, немало хоронили своих товарищей, убитых разбойничьими стрелами, и приказ сэра Эдвина пришелся им как нельзя более по душе.
Живо смастерив три петли, они потащили пленников к деревьям.
– Но сэр шериф! Так же нельзя! Нельзя же казнить этих людей без суда!
Этот полный ужаса крик вырвался у маленькой внучки корзинщика. Более того, она вскочила на ноги и бросилась к шерифу, ловя узду его коня и пытаясь схватить его за руку.
Вряд ли ее порыв сильно изумил сэра Эдвина. Жалостливых дурочек он встречал в жизни немало. Однако сейчас эти вопли были уж слишком неуместны. Добро бы, к нему воззвал епископ, ему положено, он священник. Но нет, тот молчит, только смотрит с улыбкой на девочку и на самого шерифа. А она едва ли в седло не карабкается!
– Прошу вас, сэр! Умоляю вас! Их надо судить!
– А я и сужу, – надменно произнес Веллендер. – Я – шериф Ноттингема. В моей власти вершить суд над разбойниками, захваченными на месте преступления. И приговор, который я им вынес, может быть исполнен немедленно. И будет исполнен немедленно, потому что мы спешим.
– Отправить троих людей в ад из-за того, что вам некогда! – она задохнулась, но нашла в себе силы продолжить. – И ведь я тоже, тоже виновата… Это произошло из-за меня!
– Из-за тебя?
– Ну да! Ведь Робин Гуд приказал им, при-ка-зал! Они же не могли его ослушаться… И они все, все, все думают, что для меня так действительно было бы лучше. Сэр шериф, ради Господа Нашего Иисуса Христа! Они должны исповедаться, должны покаяться… Если их вина так уж велика, то осудить их должен суд!
Сэр Эдвин наклонился с седла и выдохнул ей в лицо:
– Еще раз повторяю: суд здесь я! И судья – тоже.
– И здесь, и везде, сэр, судья – только Бог!
Она произнесла эти слова с такой неожиданной, уверенной силой, что шериф отшатнулся. Потом махнул рукой воинам, уже надевавшим на шеи осужденных петли:
– Подождите!
Несколько мгновений они смотрели друг на друга оценивающе, выжидающе. И вдруг зареванное личико расцвело сверкающей улыбкой:
– Господи, ну, какая же я дурочка! Вот уж дурочка-то! Как я сразу не поняла? Вы же хотите просто их напугать! До смерти напугать, чтобы никогда больше им такого делать не захотелось. А потом… потом возьмете и просто отпустите. Ведь так?
– Почему ты так решила?
– Но вы же такой добрый…
– Я?
– Конечно.
Шериф едва не задохнулся от смеха. Ну да, в четырнадцать лет человек еще не может быть умен. Но и так глуп тоже. С чем же граничит такая глупость? С безумием? Чушь! Безумия тут нет и на медный пенни. А тогда с чем? Со святостью, что ли? Чего-чего, а проявлений святости ему пока встречать не приходилось. Не с чем сравнивать.
