Жаклин Келли - Эволюция Кэлпурнии Тейт
Вот оно! Я, как великий генерал, подтянула войска. Оружие приведено в боевую готовность, территория разведана, цели намечены. Я представляла грядущее сражение во всех подробностях. Я – генерал Томас Джонатан Джексон по прозвищу Каменная Стена. Я – генерал Ли собственной персоной!
– Это была баптистская церковь? – нежно спросила я.
– Нет, – ответил Гарри после паузы. – Независимая церковь Прейри Ли.
Можно расслабиться. Победа у нас в кармане.
– Но Гарри… – Я вся – сестринское участие. – Так она из Прыгунов?
– Ну и что? – упрямо возразил брат. – И не называй их так, они – Независимые.
– Ты родителям уже рассказывал?
– Пока нет.
Он занервничал. Удар попал в цель. Гарри снова склонился над фотографией – лицезрение возлюбленной явно придавало ему сил.
– Сколько ей лет? – пошла я в наступление. – Она кажется совсем взрослой.
– Не говори глупостей! – возмутился Гарри. – Она всего пять лет как выезжает.
Я прибавила пять к восемнадцати – обычному возрасту выхода в свет.
– Ей двадцать три! – воскликнула я в ужасе, а втайне ликуя. – Она же старая дева! А тебе всего семнадцать.
– Какая разница! – Гарри вырвал карточку у меня из рук и гордо удалился.
За ужином он упомянул, что собирается запрячь Улисса в двуколку и съездить прогуляться.
– Почему не верхом? – удивился папа. – Зачем тебе двуколка?
– Он давно не ходил в упряжи, это пойдёт ему на пользу.
Пришло время для следующего залпа.
– Навестишь её? – громко спросила я.
Все за столом сочли, что вопрос интересный. Наступила тишина. Все, кроме дедушки, оторвались от еды и уставились на Гарри, даже малыши. Хотя они, конечно, не поняли, о чём речь. Мама глянула на меня, потом на Гарри. Дедушка невозмутимо жевал свой бифштекс.
Гари покраснел. Взгляд, брошенный на меня, без слов говорил: «С тобой я разберусь позже». Никогда он раньше так на меня не смотрел. Почти с ненавистью. Меня пронзил страх. Кожу как иголками закололо.
– Кого её? – спросила мама.
Дедушкин нож с противным звуком проехался по тарелке. Он вытер усы большой льняной салфеткой, заправленной за воротник, и мягко произнёс, обращаясь к своей единственной невестке:
– Господи, Маргарет, «кто она», а не «кого её». Так правильнее, пора бы знать.
Он внимательно поглядел на маму.
– Кстати, Маргарет, сколько тебе лет? Полагаю, около тридцати? Достаточно взрослая, чтобы говорить правильно.
С этими словами дедушка продолжил ужин. Мама, которой стукнуло сорок один, не обратила на эту речь никакого внимания.
– Гарри! – мама сверлила взглядом старшего сына.
Иголки под кожей слились в зудящее розовое пятно. Будущее нашей семьи повисло на волоске.
– Это девушка… юная леди… гостит в Прейри Ли, я просто хотел её покатать. Совсем недолго.
– Так-так, – мамин голос стал ледяным. – Объясни толком, кто эта юная леди. Мы её знаем? Из какой она семьи?
– Её зовут Минерва Гудекер, она из Остина. Сейчас гостит в Прейри Ли у дяди и тёти.
– Кто они?
– Преподобный Гудекер и миссис Гудекер.
– Ты имеешь в виду преподобного Гудекера из Независимой церкви в Прейри Ли?
Волосок с треском лопнул.
Гарри покраснел ещё гуще. Он выскочил из-за стола и рванул к двери.
– Ну да, – бросил он на ходу. – Значит, всё нормально? Я ненадолго.
Голос какой-то неестественно бодренький.
– О чём, собственно, речь? – спросил папа.
Мама заметила, что мы все застыли с открытыми ртами.
– Ты иногда бываешь таким невнимательным, Альфред. Поговорим об этом позже.
Сал Росс, неплохо соображавший для своего возраста, затянул нараспев: «У Гарри есть подружка, у Гарри есть подруж…»
Мама уже начинала закипать.
– Заткнись, Салли, – прошипела я и злобно ткнула его локтем в бок.
Неожиданно дед произнёс:
– Чертовски давно пора. Я уже начинал беспокоиться за нашего мальчика. Что сегодня на третье?
У дедушки никогда не поймёшь, слушает он или нет.
Ужин длился вечность. Не помню, что мы ели – я словно опилки жевала. Когда Сан-Хуана начала убирать посуду, мама скомандовала:
– Все, кроме Кэлпурнии, могут встать из-за стола.
Братья убежали, а я так и застыла на стуле. Папа раскурил сигару и налил себе больше портвейна, чем обычно. Мама потёрла виски. Пожалуй, она тоже не отказалась бы от стаканчика.
– Скажи, Кэлпурния, что ты знаешь об этой девушке?
Я вспомнила, как Гарри смотрел на меня.
– Ничего я не знаю.
Я сыграла отбой и поспешно отвела войска.
– Он что-нибудь рассказывал?
– Понятия не имею.
– Прекрати, Кэлпурния. Откуда-то ты о ней узнала? Да что это с тобой? Почему ты такая красная?
– Гарри показал мне её визитную карточку, вот и всё.
– У неё есть визитная карточка? – мама почти кричала. – Да сколько же ей лет?
– Не знаю.
– Альфред, у неё есть визитная карточка!
Папа заинтересовался, но не встревожился. Значение этого факта явно от него ускользнуло.
Мама вскочила с места.
– Альфред, она достаточно взрослая, чтобы иметь собственную визитку. Гарри тайком встречается с ней. Мой сын ухаживает за девушкой, а мы её в глаза не видели! Она из Прыгунов… из Независимых.
Мама обернулась ко мне.
– Она из Независимых? Да, Кэлпурния?
– Не знаю я ничего.
– От тебя толку не добьёшься! Ступай в свою комнату и ни с кем об этом не болтай. Почему ты такая красная? Опять угодила в крапиву? Возьми соду и сделай компресс.
Я поплелась на кухню. Виола праздно сидела за столом, а Сан-Хуана качала воду для мытья посуды. Гора тарелок уже ждала в раковине.
– Мама послала меня за содой.
– Господи! – Виола заметила мою крапивницу. – Да что это с тобой?
– Просто раздражение. Сделаю компресс.
Виола глянула на меня, открыла было рот, но передумала. Она молча насыпала соды на влажную тряпочку и протянула мне. Сан-Хуана пялилась на меня, как на заразную.
С лестницы я слышала голоса родителей в столовой – мамин негодующий, папин успокаивающий.
Сал Росс и Ламар ждали меня наверху.
– Скажи, что случилось с Гарри? А что у тебя с лицом?
Прижимая к щеке холодящий компресс, я проскочила мимо них в комнату. Что я наделала! И ничего уже не поправишь. Я – неопытный командир, не предполагавший, какие разрушения принесёт его армия.
Я лежала без сна, дожидаясь возвращения Гарри. Луна уже взошла, когда наконец послышалось шуршание колёс по гравию и звяканье сбруи. Я прислушалась. Дом подозрительно притих. Мама с папой, наверно, уже лежат на своей широкой кровати красного дерева с вырезанными на спинке фруктами и херувимчиками. Наверно, ещё не спят. По крайней мере, мама не спит.
Я вылезла из постели, нашарила тапки и прокралась к двери. Главное – идти вдоль стенки, а то доска в центре комнаты страшно скрипит. По лестнице тоже бесшумно не пройдёшь, так что я подобрала ночную рубашку и съехала по перилам. Всю жизнь так делаю. В темноте промахнулась, затормозила слишком поздно и налетела на квадратную стойку. Теперь синяк на заду обеспечен. Недели на две. Луна освещала путь к конюшне. Я подкралась к двери и заглянула внутрь. При свете фонаря Гарри чистил Улисса и напевал песенку. Что-то знакомое. Ага, «Я так тебя люблю». На вид такой счастливый. Никогда я его таким счастливым не видела.
– Гарри, – прошептала я.
Его лицо окаменело.
– Ты что тут делаешь? Убирайся. Ступай спать.
Отвернувшись, он продолжал чистить лошадь.
Этот взгляд!
У нас и раньше случались ссоры, это было неприятно, но мы всегда мирились. Я купалась в его любви, я знала: это навсегда. Я принимала его любовь на веру, куталась в неё, как в одеяло. А сейчас всё было иначе. Я страшно подвела его, а ведь я просто хотела защитить нас обоих. Нет. Я хотела защитить себя. Сердце впервые в жизни сжалось от горя.
Ошеломлённая, вышла я из круга света и осталась стоять в одиночестве под луной. Икнула – нет, скорее всхлипнула. Повернулась и поплелась к дому на ватных ногах. Вошла через парадную дверь, но у лестницы осела на пол. Тут Гарри и нашёл меня полчаса спустя. Свернувшаяся калачиком жалкая фигурка в белой хлопковой ночнушке, всхлипывающая в темноте, слишком несчастная, чтобы шевелиться. Только Идабель меня пожалела – пришла из кухни и устроилась рядом. Гарри встал надо мною – руки в боки.
– Гарри, прости.
– Дети не должны встревать в дела взрослых, – ответил брат.
Никогда я не думала о нём как о взрослом. Мы оба были детьми. Но он так это сказал, что я поняла: вот сейчас, в эту самую минуту брат пересёк невидимую границу чужой страны, страны взрослых. Он никогда не вернётся в детство.
