Джейк Хайт - Осада
— Что же посылает новоявленный император султану?
— Он послал меня с тысячью серебряных ставратонов в знак его добрых намерений и желания сохранить мир между нашими народами.
— Мир? — Мехмед расхохотался, затем указал на войско, бесконечной колонной вытянувшееся за ним. — Как видишь, уже слишком поздно для мира.
Пусть греки и объединились — это не нарушит его планов.
— У меня тоже есть послание для императора. Улу, отруби ему голову и пошли в Константинополь на блюде.
— Твои слова неуместны, наследник Мехмед, — раздалось из-за спины.
Старый султан подъехал незаметно и встал позади сына, неловко держась в седле. Неужели все слышал?
— Послов всегда следует принимать любезно и вежливо, — произнес Мурад наставительно, подъезжая к сыну. — Мы не варвары, пренебрегающие законами гостеприимства. Приветствую тебя, доблестный Сфрандзи! Добро пожаловать на земли османов!
— О великий и мудрый султан, благодарю вас, — ответил Сфрандзи с чувством. — Я принес вам приветствие от моего повелителя Константина, только что принявшего корону Римской империи. Он шлет приношение в знак доброй воли.
— Это воистину приятные новости. Я всецело одобряю восшествие на престол Константина и благодарю его за подарок. Конечно же, я всей душой стремлюсь к миру между нашими великими державами. Сегодня вечером в моем дворце будет пир в честь нового императора, и ты, если пожелаешь, станешь почетным гостем на нем!
— Ваше величество необычайно добры ко мне.
— А теперь, владыка Сфрандзи, я должен покинуть тебя. До вечера!
Сфрандзи поклонился и в сопровождении стражи из янычар отъехал. Как только он скрылся из виду, Мехмед спросил возмущенно:
— К чему же было войско собирать? Нужно бить сейчас, когда мы готовы, а они — нет!
— Помалкивай, сын мой, — отозвался Мурад. — Я решил, и решение мое непреклонно. Мудрый султан должен понимать ценность мира.
— Мудрый султан не должен бояться ударить, когда пришло время, — упорствовал Мехмед. — Они не ожидают атаки, в особенности сейчас, когда императора только что короновали, а вы пообещали грекам мир.
— Вероломно нарушать данное мною слово я не стану. Нападать сейчас — глупо. Я надеялся на быструю победу, рассчитывал воспользоваться усобицей. Наше войско слишком слабо, чтобы овладеть объединенным против нас Константинополем. Оно не подготовлено к долгой осаде зимой. Все, этот поход окончен. Распускай войско. Сам возвращайся в Манису.
— Да, отец, — ответил Мехмед разочарованно и раздраженно.
Потом он долго сидел в седле и смотрел, как колонна, развернувшись, двинулась в недолгий путь домой, к Эдирне. В душе Мехмед проклял отцовскую трусость. Проклял и нового императора. Они разбили его планы, отняли его армию! Украли возможность добыть славу, вновь сделаться настоящим султаном. Мехмед погнал коня галопом мимо длинных шеренг войска, помчался к Эдирне, будто стараясь обогнать разочарование и горечь. Но не смог, и на скаку глаза его застили горькие слезы.
ГЛАВА 4
Февраль 1449 г.
Генуя
«Ла Фортуна» прибыла в Геную вечером. Рассекла спокойные воды залива, пристала у фамильного причала Джустиниани. За гаванью расстилался город, дома тесно лепились друг к другу, зажатые окружавшими крутосклонными горами. Вершины припорошил снег, отливавший алым на вечернем солнце. Лонго оставил команду разгружать корабль, а сам вместе с Тристо и Уильямом пошел по узким вьющимся улочкам к палаццо Джустиниани, находившемуся неподалеку. Во дворе удивленный домоправитель радостно приветствовал Лонго.
— Добро пожаловать домой, господин Лонго! Слава богу, вы живы! Так долго вас не было, мы уже и беду заподозрили. Ночевать останетесь? Мне накрывать на стол?
— Нет, Джакомо, спасибо. Приведи мне коня и еще пару — для Тристо и Уильяма. Мы немедленно отправимся на виллу.
— На виллу? — переспросил Джакомо с тревогой. — Может, мне отправить посыльного, чтобы подготовились к вашему приезду?
— Не нужно. Думаю, мы поскачем быстрей любого посыльного.
Джакомо нервно потер руки. Конечно, ему хотелось предупредить управителя виллы, Никколо, о прибытии хозяина. Лонго тут же заподозрил неладное. Никколо наверняка, по обыкновению своему, учинил безобразие.
Вилла находилась всего в трех милях от города, на горном склоне, возвышавшемся над постройками, и была окружена полями и виноградниками. Лонго со спутниками добрался до нее с темнотой. Лошадей привязали в роскошном винограднике позади виллы. За лозами явно хорошо ухаживали и в отсутствие хозяина. Но мысли Лонго занимало вовсе не состояние угодий.
— Тихо! — предупредил он Тристо и Уильяма. — Давайте-ка глянем, чем добрый управитель Никколо занимался в мое отсутствие. Тристо, можешь отправляться к себе домой на эту ночь. Встретимся завтра.
Тристо без звука ушел к себе, а Лонго с Уильямом отправились к вилле пешком.
Она была ярко освещена. Приблизившись, они услышали смех и музыку. Пробираясь по винограднику, никого не заметили, разве что пьяницу, выбравшегося помочиться среди лоз и громко при том распевавшего:
Дайте мне девку, чтоб звать своей!
Дайте мне девку, прошу!
Дайте мне девку для тряски костей —
Я хорошо заплачу!
Виллу окружала стена шести футов высотой. Лонго вскарабкался, втянул за собой Уильяма. Со стены хорошо просматривался сад: фонтаны, ухоженные дорожки, живые изгороди — и люди, люди повсюду. Слуги Лонго бродили, пошатываясь, распевали непристойные куплеты, развлекались с толпой размалеванных, крикливо одетых полногрудых женщин — несомненно, шлюх. Тут и там мужчины тянули их в кусты. На самой вилле праздник тоже был в разгаре: музыканты Лонго вовсю ублажали публику, бодро выдавая на виолах, лютнях и флейтах местные народные песни.
Лонго с Уильямом спрыгнули, пошли среди пьяных. Когда они приблизились к зданию, музыкант узнал хозяина. Он смертельно побледнел, уронил инструмент и бросился наутек в темноту. Остальные тоже один за другим прекращали играть. Когда воцарилась тишина, все в ужасе воззрились на Лонго. Кто-то охнул. Пьянчужка, согнувшись вдвое, начал блевать. В дверях виллы показался жизнерадостный толстячок с бутылью вина в руке. Увидев Лонго, пробормотал: «Мерда!» И застыл, помертвев от страха.
— Добрый вечер, Ансельмо! Вижу, праздник у вас замечательный.
— Так Сретение же, господин, — пробормотал Ансельмо. — Пьем еще за, за… — Тут его пьяную голову осенило: — Господин, пьем за ваше счастливое возвращение!
— Само собой. А где Никколо?
Ансельмо сглотнул.
— Г-господин, он… он, кажется, в вашей спальне…
— Чудесно. Ансельмо, приберись-ка тут. А ты, Уильям, присмотри за ним и за прочими. Не позволяй им больше пить. Если кто строптивым окажется — режь, не стесняйся.
Уильям вытянул кинжал и ухмыльнулся, глядя на Ансельмо. Лонго же зашел в виллу. Он миновал зал, поднялся по изогнутой мраморной лестнице, заглянул в спальню и обнаружил там голого Никколо с двумя пышными нагими красотками. Никколо был занят — кормил подружек виноградом.
— Кто посмел меня тревожить?! — заревел Никколо, садясь.
Затем, узнав Лонго, проглотил виноградину целиком и подавился ею. Женщины только взглянули на лицо Лонго, на меч у пояса — вскочили и бросились из комнаты. Он же молчал, пока Никколо задыхался. Лицо того сделалось пунцовым, потом — слегка фиолетовым. Наконец управитель сумел выкашлять виноградину и немедленно разразился речью. Отдышаться он еще не успел, а потому словесный поток прерывался судорожными вдохами.
— О-о, как хорошо, мой господин жив. — (Вдох.) — Я так боялся, думал, погибли. — (Вдох.) — Простите за беспорядок. — (Вдох.) — О-о, такая радость вас видеть… — (Вдох.)
— Вижу, ты неплохо позаботился о моем доме, — прервал его Лонго. — Скажи, хорош ли в этом году урожай?
Он поднял лежавшую у кровати бутыль — там их с дюжину валялось, — понюхал остатки.
— Не сомневаюсь, что урожай прошлого года ты изучил досконально. Неббьоло хорошим вышло?
— Да, мой господин, великолепным! Вам нужно попробовать, обязательно!
Кинулся искать полную бутылку, не нашел и затараторил снова:
— Урожай великолепный! Я удвоил стадо и купил соседний виноградник у… О боже!
Речь Никколо прервал принесшийся издалека пронзительный женский визг — то ли кого-то напугали до смерти, то ли, напротив, доставили необыкновенное удовольствие. Визг сделался невыносимо тонким, режущим уши и оборвался внезапно.
— Так что ты хотел сказать? — осведомился Лонго.
— Виноградник купил, — промямлил тот. — У торговца этого, Ридольфи.
— В самом деле?
