Перл Бак - Императрица
Она подняла голову и посмотрела ему в лицо.
— Какая мне разница, где жить, если я буду твоей? Ты прав. Отсюда меня выведет только смерть. Хорошо, я могу выбрать смерть. Во дворце это легко сделать — можно проглотить опиум, золотые сережки, можно вскрыть себе вены — разве уследят за мной? Клянусь, что умру, если не стану твоей! А если буду твоя, то исполню все, что скажешь. Я буду императрицей.
Ее волшебный голос был прекрасен в своей мольбе. Глубокий и нежный, он казался теплым и сладким, как мед. Разве стражник не был мужчиной? Молодой, пылкий, он еще не любил ни одну женщину. И вот он держал в объятиях ту, о которой мечтал. Они были пленниками императорского дворца, попавшими в ловушку старого образа жизни. И он был не свободнее ее. Но она умеет добиваться своего, и если она захочет, то станет императрицей. А если выберет смерть, то непременно умрет. Он знал ее характер. И разве не хотел он посвятить свою жизнь этой девушке? Да и Сакота, велевшая ему прийти сюда, разве не имела в виду нечто подобное? В последнюю минуту супруга императора попросила его сделать все возможное.
— Все, что попросит Ехонала, — так она сказала.
Душа его успокоилась, совесть замолчала. Он поднял прекрасную девушку на руки и понес на кровать.
…На дворах и в коридоре Запретного города барабаны отбивали начало комендантского часа. Солнце садилось, и всякий мужчина должен был уйти. Этот древний сигнал услышали все влюбленные, притаившиеся в тайных комнатах. В спальне Ехоналы Жун Лу поднялся с ложа и надел свои одежды. Она лежала полусонная и улыбалась.
Он склонился над ней.
— Мы поклялись? — спросил он.
— Поклялись! — Она вновь обняла его. — Навсегда! Навсегда!..
Барабаны утихли, и он поспешил уйти, а она быстро встала, привела в порядок одежду и причесала волосы. Когда в дверях кашлянула служанка, Ехонала уже сидела на стуле.
— Войди, — позвала она и, взяв платок, притворилась, будто вытирает глаза.
— Вы плакали, госпожа?
Ехонала покачала головой.
— Я больше не буду плакать, — негромко произнесла она. — Я знаю, что должна делать. Родич указал мне на мой долг.
Женщина стояла, по-птичьи склонив голову набок, и внимательно слушала.
— Ваш долг, госпожа? — повторила она.
— Когда Сын неба призовет меня, — продолжала Ехонала, — я пойду к нему. Я должна выполнить его волю.
Лето надолго задержалось в Запретном городе. Один солнечный день сменялся другим, дворцы сияли под лучами безустанного светила, а дождей не было. Неподвижный воздух так раскалялся, что фрейлины и придворные дамы, евнухи и наложницы уходили в императорские сады и проводили самые жаркие часы в гротах. Гроты были построены из южного речного камня, привезенного на баржах по Великому каналу. Рука человека так умело обработала материал, что искусственные скалы казались древними, изъеденными ветрами и дождями. Сосны создавали ажурную тень у входа, а внутри гротов вода из скрытых источников стекала со стен в пруды, где плескались золотые рыбки. В этой прохладе дамы вышивали или играли в азартные игры.
Но Ехонала не ходила в гроты. Она все время проводила за книгами. Молчаливая, спокойная, казалось, она забыла о неповиновении. Когда император призывал ее, она позволяла нарядить себя и шла к нему. Его любовь не ослабевала, и это вынуждало ее к осторожности, потому что другие наложницы в ожидании своей очереди становились все более нетерпеливыми, а Ли Ляньинь соперничал с другими евнухами за право быть ее главным слугой. Но если Ехонала и знала о каких-то интригах, то не показывала виду, хотя порой ее выдавала безупречная вежливость со всеми и смиренное послушание вдовствующей императрице. Встав поутру, она прежде всего спешила к старой женщине, чтобы спросить о ее здоровье и настроении. Та частенько плохо себя чувствовала, и Ехонала заваривала ей чай из лечебных трав. Если же вдовствующая мать императора нервничала, то Ехонала растирала ее сморщенные ноги и руки, спокойными и плавными движениями расчесывала редкие седые волосы. Она не гнушалась даже самыми мелкими и неприятными услугами, и вскоре все заметили, что красивая девушка стала фавориткой не только Сына неба, но и его матери.
Ехонала не удивилась, когда узнала, насколько страстно вдовствующая императрица ждет ребенка Сакоты. Каждый день она сопровождала старую женщину в буддистский храм и ждала, пока та вознесет молитвы и сожжет благовония в надежде, что боги пошлют супруге сына. Лишь после этого Ехонала возвращалась к своим занятиям, которые не прерывала ни на один день. Она читала в библиотеке книги под руководством старых и мудрых евнухов, занималась музыкой и, не жалея себя, училась писать кистью из верблюжьего волоса в стиле великих каллиграфов прошлого.
Все это время Ехонала скрывала тайну или, вернее, думала, что скрывает, пока однажды служанка не заговорила с ней. Этот день не отличался от других, ночью и ранним утром было прохладно, но в полдень вновь установилась жара. Ехонала проспала допоздна, потому что предыдущей ночью была призвана к императору. Ее призывали уже много раз, и всегда она повиновалась.
— Госпожа, — обратилась к ней служанка, войдя в спальню и тщательно закрыв за собой дверь. — Вы заметили, что полная луна пришла и ушла, а у вас еще не было малиновых гостей?
— Неужели? — молвила Ехонала с напускным безразличием, всеми силами стараясь не показать, как сильно это ее заботило.
— Да! — с гордостью подтвердила служанка. — Семя Дракона вошло в вас, госпожа. Не следует ли мне сообщить эту новость матери Сына неба?
— Не торопись, — приказала Ехонала, — подожди, пока супруга не родит своего ребенка. Если у нее будет мальчик, то какая разница, кто родится у меня?
— А если супруга родит дочь? — хитро спросила женщина.
Ехонала ответила ей долгим насмешливым взглядом:
— Тогда я сама сообщу новость вдовствующей императрице. Если же ты проговоришься хотя бы моему евнуху, — предупредила она и сделала страшные глаза, — я прикажу разрезать тебя на кусочки и развесить твое мясо по жердям, чтобы его съели собаки.
Женщина попыталась улыбнуться.
— Клянусь матерью, что никому не скажу!
Однако лицо ее побледнело. Кто знает, вдруг любимица императора, слишком красивая и слишком гордая, захочет превратить шутку в действительность?
А пока двор не спускал глаз с Сакоты. Наложницы, просыпаясь поутру, спрашивали о ней, а князья и советник Шунь, прежде чем отправиться на рассвете в Зал аудиенций, выясняли у евнухов, не начались ли роды. Но ребенок не торопился на свет. Встревоженный император приказал Совету астрологов снова изучить звезды и определить по внутренностям свежезабитых кур, родится ли у него сын. Увы, звездочеты видели неясные знаки: ребенок мог быть мальчиком, а мог и не быть. Не исключалось, что супруга родит близнецов, мальчика и девочку, и в этом случае девочку придется убить, чтобы она не тянула соки из своего царственного брата.
Проходила осень. Придворных врачей все сильнее беспокоило здоровье супруги. Беременная была измучена ожиданием, она выглядела еще более хрупкой, чем раньше, и не могла ни есть, ни спать, боясь, что не сумеет разродиться. Как-то раз Ехонала хотела ее навестить, но не была принята. Слуга-евнух объяснил, что Сакота слишком слаба и ей не следует никого видеть. Ехонала ушла в тревоге. Неужели Сакота настолько слаба, что не в силах повидаться с ней? Впервые она пожалела, что кузина знает о ее памятном свидании с Жун Лу. Хотя известно ей было только, что Жун Лу приходил в спальню Ехо-налы, этого было достаточно, чтобы уничтожить соперницу. Рука Сакоты слаба, но тайной воспользоваться мог более смелый, пока неизвестный враг. Увы, теперь Ехонала знала, что во дворце плетутся интриги, и надо быть сильной и хитрой, чтобы не попасть в расставленные сети. Никогда, ни при каких обстоятельствах она не вложит в чужие руки тайны, которая может обернуться оружием против нее.
Шли дни, томительные дни, и все знаки были плохие. Со всех концов империи приходили тревожные вести. Длинноволосые китайские мятежники захватили южную столицу Нанкин, и много людей было убито. Эти головорезы бились настолько яростно, что императорские солдаты не смогли выиграть у них ни одного сражения. Отмечались и другие недобрые знаки. На город налетали буйные ветры, ночное небо пересекали кометы, и из разных мест приходили слухи о рождении близнецов и уродов.
В последнюю полночь восьмого лунного месяца разразилась гроза, которая перешла в тайфун, более подобавший южным морям, нежели сухим северным равнинам, где стоял город. Даже старики не помнили такой бури: сверкали молнии, грохотал гром. С юга дул жаркий ветер, казалось, что на черном небе катаются дьяволы на колесницах. Наконец пошел дождь — совсем не тот благодатный ливень, которого ждали высохшие поля и пыльные улицы: вода низвергалась с неба яростными потоками, они врезались в землю и уносили ее. От страха ли, а может, от глубокого отчаяния Сакота почувствовала, что начались родовые схватки, и не успела она закричать, как эта новость разлетелась по всем дворцам. Все замерли в ожидании.
