Александр Филимонов - Проигравший.Тиберий
Тем временем Сеян, испуганный тем, что вызывает у императора подозрения, резко оборвал отношения с Ливиллой, известив ее об этом коротким и невежливым письмом. Ливилла, ничего не знавшая о том, что Сеян просил у Тиберия ее руки (надеясь на положительный ответ, Сеян хотел, чтобы Ливилла считала их брак его личной заслугой), принялась искать с ним встречи для объяснения. Он избегал ее, это было нетрудно сделать, зная о всех передвижениях Ливиллы. И тогда она начала писать Сеяну письма.
Черновики писем попали в руки Антонии. Ливилла жила со своей матерью и не слишком заботилась о сохранении их с Сеяном тайны, считая Антонию выжившей из ума старухой, которая ничего не поймет в письмах, даже если и прочитает их, — незаконченные письма, то угрожающие, то жалобные, валялись по всему дому. Но Антония все поняла. Ей стало ясно, что Ливилла подсыпала яд своему мужу, Друзу Младшему, чтобы выйти за Сеяна. И разумеется, не по любви, а для того, чтобы легче было плести заговор против императора Тиберия. Старуха была поражена: ее дочь — убийца своего мужа и грязная заговорщица! По закону человек, убивший своего близкого родственника, подлежал страшной казни — его зашивали в мешок вместе с четырьмя животными, считавшимися примером непочтительности к своим родителям и близким: обезьяной, собакой, петухом и змеей. Антония пришла в ужас, когда осознала, что Ливилла достойна такой страшной казни — утопления в мешке с этой нечистью. Она поняла, что рано или поздно Тиберию все станет известно. И спасти Ливиллу от позора можно было только одним путем: выпросив у императора разрешение убить Ливиллу самой.
А чтобы получить такое разрешение, Антония обязана была сообщить Тиберию о своей дочери и Сеяне.
Она знала, что Тиберий в последнее время потеплел к ней. И попросила его о свидании — пришлось это делать через Сеяна, но Антония объяснила так: она чувствует приближение смерти и хочет попрощаться с императором, чтобы поблагодарить его и поручить заботу об оставляемых ею детях и внуках. У убитой горем Антонии был такой больной вид, что Сеян ей поверил.
И почти одновременно Сеяну решила отомстить Апиката — бывшая его жена, брошенная им ради Ливиллы. Это была глупая женщина, и она не понимала, что делает. Ревность еще больше ее оглушила. Способ, которым Апиката сумела переправить свой донос на Капри, был прост: у нее имелось несколько родственников среди преторианских гвардейцев, и один из них, соблазненный хорошей платой (Апиката еще пообещала ему отдаться, если он выполнит ее просьбу), провез письмо на остров, когда сопровождал Сеяна, — и незаметно подбросил Тиберию в дом.
Тиберий вызвал на остров Калигулу.
Кассий Херея всегда был рад видеть своего любимца.
— Мог ли я подумать, Калигула, что когда-нибудь стану с тобой обедать за одним столом? — спрашивал он и смеялся, глядя, как Калигула наливает ему вина, — Я ведь помню тебя еще вот таким — ростом как раз с сапожок!
Обед проходил в доме Калигулы, и обедавших было только двое — хозяин и его гость. Чтобы Сеян не придавал этому обеду большого значения, Калигула приглашал и его, зная, что тот, не любящий ни Калигулу, ни Кассия, откажется.
Впрочем, он мог и не отказываться, потому что результат обеда для Калигулы был бы один и тот же — что с Сеяном, что без него. И все закончилось бы, как и положено хорошему обеду с вином, — сытой отрыжкой, поглаживанием живота и отсутствием каких бы то ни было важных решений.
Дело заключалось в том, что прямодушный Кассий Херея не понимал намеков. Говорить в открытую с ним Калигула опасался — слишком важное затевалось дело — и, подливая гостю вина, старался прощупать его, выяснить, сможет ли Кассий, не задумываясь, поднять руку на командира? А Кассий, хоть и не очень высоко ценил Сеяна, и даже презирал его за жестокость, но отношение к начальнику гвардии выражал по-солдатски просто: командир есть командир, и этим все сказано.
— Твой отец, Калигула, был лучшим моим командиром — не в обиду будь сказано нашему императору, да продлятся его счастливые дни! — говорил Кассий, — Но такие, как твой отец, рождаются раз в сто лет, если не реже — не в обиду тебе будет сказано, Калигула, да сопутствует тебе во всем счастье и удача! А наше дело — подчиняться командирам и оберегать их, вразуми их Юпитер!
А время было дорого. В любую минуту, как сказал Калигуле Тиберий, Сеян может узнать или догадаться, что что-то затевается против него. Нужен был человек, которому гвардия без колебаний подчинилась бы, когда Сеян будет арестован. Кассий показался Тиберию именно таким человеком. Заняв должность командира когорты, он легко заставил преторианцев уважать себя. Огромный вес в их глазах Кассию придавало его героическое прошлое. Избалованные гвардейцы смотрели на героя сражения в Тевтобургском лесу как на ожившую легенду!
Если бы Кассий Херея согласился сыграть ту роль, что готовил для него Калигула, — в лагере преторианцев на Виминале никто бы и не пикнул. Но он, судя по всему, не мог на такое согласиться — не позволяла многолетняя привычка к честной службе.
Так что обед закончился почти безрезультатно. Однако Калигуле все-таки удалось выяснить, кого ему надо обхаживать теперь.
Чутьем старого солдата Кассий Херея владел отлично. Субординация субординацией, но он прошел большую военную школу и мог с одного взгляда обнаружить те тончайшие порой нити взаимоотношений, что для солдата бывают важнее уставных. Калигула выспрашивал, и Кассий рассказал ему, что есть в преторианском лагере человек, которого побаиваются и старшие офицеры, хотя он и ниже их по званию.
Этого человека звали Невий Сертори Макрон, и был он центурионом в первой когорте. Происхождения самого невысокого — сын вольноотпущенника, — он добился этой должности благодаря своей силе, агрессивности и абсолютному бесстрашию. Кассию он тоже не нравился, потому что иногда вызывался казнить женщин.
Распрощавшись с Кассием, Калигула немедленно принялся разыскивать этого Макрона. Найти его не составило большого труда — Макрон был завсегдатаем злачных мест Рима, пользующихся самой дурной славой. На какой из улиц, где были расположены таверны и публичные дома, разгорался самый громкий скандал — там и следовало искать Макрона. Там его Калигула и нашел.
(Надо сказать, что Калигула разыскивал его, переодевшись в женское платье. Сам себя он уверял, что в таком виде не вызовет интереса у шпиков Сеяна. Но он мог загримироваться и как-то по-другому. Просто ему нравилось надевать женскую одежду и парик, красить щеки и губы. А возможность во всем этом показаться на людях волновала его необыкновенно.)
Он нашел Макрона в одном шумном кабаке, подошел к нему и, рассыпая тонким голосом комплименты его мужской стати, принялся угощать. Макрон пил, посмеивался, но, по всей видимости, не очень хотел любви с Калигулой. Все же случилось так, что им вместе пришлось выходить из кабака на улицу: Макрону пора было в часть, а Калигула делал вид, что хочет еще раз попробовать чего-нибудь добиться от видного мужчины.
Оказавшись на темной улице, Макрон собирался было отделаться от надоевшей шлюхи хорошей затрещиной, но тут шлюха заговорила мужским голосом, и оказалось, что перед Макроном, сыном вольноотпущенника, стоит не кто иной, как Гай Цезарь, прозываемый Калигулой, сын Германика, правнук великого Августа. Нескольких слов Калигулы было достаточно, чтобы Макрон немедленно отправился провожать одинокую женщину до дому — она боялась идти одна в столь поздний час.
По дороге они обо всем договорились. Макрону от имени императора было обещано место Сеяна — то есть почти царская для него, бедного центуриона, должность. За такую награду Макрон с удовольствием убил бы свою родную маму, не то что Сеяна. Итак, Калигула нашел подходящего человека. Оставалось ждать дальнейших событий.
Получив от императора очередное приглашение посетить Капри, Калигула отправился в путь. На остров он приехал очень довольный — ведь поручение Тиберия было выполнено и надежный исполнитель найден. Но, к неприятному удивлению Калигулы, Тиберий испугался. Нужно было действовать, а он все твердил:
— Гвардия не отдаст Сеяна. Гвардия спасет его.
Но отступать уже было поздно. Макрон, посвященный в детали плана и не дождавшийся сигнала от Калигулы, мог начать размышлять и прийти к выводу, что, повинившись перед Сеяном и этим подтолкнув его к захвату власти, он может получить ту же награду: ведь императором-то станет Сеян.
В бухте острова стоял корабль — самый быстроходный из всех судов римского флота. Он был приготовлен Тиберием на случай провала операции. Если Сеян сможет поднять гвардию, то Тиберию дадут знак — на высокой скале Соррентского мыса зажгут дымный костер — и он тут же, сев на корабль, отплывет в Египет, эту неприступную твердыню, где можно будет отсидеться. До лучших времен. Или спокойно закончить свои дни, если лучшие времена не наступят. Не переставая сомневаться, Тиберий приказал Калигуле начинать операцию.
