Антония Байетт - Детская книга
Теперь же она сказала с обычной резкостью:
— Девушек моего класса не приучают хотеть, мэм.
Слово «мэм» было шуткой, они обе это знали. Они пошли дальше в молчании. Элси произнесла:
— Я хотела делать маленькие горшочки. Миниатюрные. Я иногда их леплю, по-прежнему, когда мистер Фладд и Филип в отъезде. Но потом все равно сминаю обратно, почти все. Очень трудно, из-за Филипа. Я знаю, каков из себя по-настоящему хороший горшок, и вижу, что его горшки — хорошие, а мои, как правило, нет. Есть ли они на свете, нет ли — это ничего не меняет.
— Тебе гораздо лучше жилось бы учительницей, чем прислугой.
— Ха! А как мне выучиться на учительницу? Я и читаю-то так себе.
— Я научу тебя, и ты сможешь сдать экзамен. Я буду учить тебя — и еще двух-трех человек — по вечерам. Когда немножко научишься, начнешь работать помощницей учительницы и будешь дальше готовиться к экзаменам. Тогда уже сможешь выбирать, где работать, и тебе будут платить жалованье. Я до сих пор не пойму, как Фладды тебе платят.
— Они и не платят в основном. Филип дает мне деньги. Когда продаст пару горшков. Ему-то платят, но иногда, не регулярно. Ему было бы только на что купить глины, химикатов и топлива, и всякого такого. Но обо мне он заботится.
— Вы все в том доме сумасшедшие. Ужас какой-то.
— Я хочу попробовать эти учительские занятия. А можно я буду Энн приводить?
— Да, я как раз об этом и думала.
Между 1902-м и 1907 годами Том Уэллвуд перешел из разряда людей, которые вот-вот поступят в университет, в разряд тех, которые не поступили. В 1901 году, когда Дороти вдруг уехала в Мюнхен, Тому было восемнадцать лет. В 1907 году ему исполнилось двадцать четыре. Он был уже молодым мужчиной, а не юношей. Он перерос и прыщи, и первую щетину на верхней губе и щеках, голос стал ниже, а золотые волосы — гуще и грубее. Он перерос и желание учиться в Кембридже с Джулианом и Чарльзом. Теперь он знал, не позволяя себе осознать это знание, что не должен идти в Кембридж, что это его погубит. Все эти пять лет он продолжал ходить в пешие походы с Тоби Юлгривом, иногда с Джулианом, иногда также с Иоахимом и Чарльзом. Предполагалось, что это — «образовательные каникулы», что Том учится. Он действительно много читал. Он читал книги о резьбе по дереву, рыцарские романы и книги о природе. Он выучил наизусть кучу стихов. Он вел с Тоби интересные беседы о Шекспире и Марло, но стоило ему оказаться в экзаменационной зале, наедине с вопросами, как с ним начинало твориться что-то странное — как будто он не знал, кто он такой, или как будто внутри его некому было поднести перо к бумаге. Какой-то автомат вселялся в него и заполнял страницы банальной чепухой. Том проваливал экзамен. Страх развоплотиться был сильнее страха остаться необразованным, но Том и этого не формулировал словами. Он писал всякое, сидя в древесном доме, и сжигал, чтобы никто не нашел. Он стал скрытным. Он примерно представлял себе, что он за человек, но никак не смог бы объяснить этого друзьям, которые тем временем выходили в большой мир — широкими решительными шагами или небрежной походкой гуляки. Том знал леса. Он видел, как деревья растут, крепчают, стареют. Он смотрел, как борются за место и укореняются сеянцы, он видел, как лесники рубят вязы с гнилой сердцевиной. Он хотел (но не знал, что хочет) быть как Энн, оставаться в мире, во времени, где каждый день длится дольше века и каждый похож на предыдущий. По временам он погружался в свою старую сказку. Вдруг ловил себя на том, что, бормоча, прижимается спиной к дубу, где Том-под-землей когда-то отбивался от стаи волков пылающей веткой. Или вдруг оказывалось, что он легкими шагами несется по чужому следу, словно сам превратился в дикую тварь, в волка.
Это было и бесконечно упоительно, и мерзко — как мастурбация и то, что следует за ней.
Позже Дороти думала, что с Томом могло бы все получиться по-другому, если бы не разительное несовпадение в их восприятии времени. Все началось, когда она вернулась из Мюнхена. Ей было семнадцать, ему девятнадцать, они были неразлучны, она ходила за ним, как оруженосец, как сказочный зверек-помощник, по полям и лесам. Но она не рассказала ему про Ансельма Штерна и лишь между делом упомянула Вольфганга и Леона — чудесных новых знакомых. Тому простительно было бы решить, что Дороти влюбилась в кого-то из этих немцев. Но он даже не подумал ни о чем подобном: любовь как таковая его пугала. Он просто почувствовал себя лишним. Он, как дикий зверь, наматывал круги вокруг частокола или лесного дома, пытаясь пролезть внутрь, ища дыру или щель, но безуспешно.
Ощущение, что Дороти отдалилась, для обоих еще усиливалось искусственным — то есть ничего общего не имеющим с погодой или природой — расписанием, установленным то ли ею самой, то ли другими людьми. Родители и учителя не особенно помогали. Это Лесли Скиннер сообщил Дороти, какие именно обязательства она взяла на себя и сколько трудов ей предстоит. Лесли питал к ней отеческую привязанность и однажды бессознательно погладил по голове.
Он сказал, что сначала ей нужно будет сдать единые экзамены. Латынь, английский, математику, общие основы науки и один экзамен по выбору из следующего списка: греческий, французский, санскрит, арабский, основы механики, основы химии, основные принципы звука, тепла и света, основные принципы магнетизма и электричества, основы ботаники.
После успешной сдачи единых экзаменов ей нужно будет сдать предварительные научные экзамены по химии, физике и общей биологии.
Чтобы получить степень бакалавра медицины, она должна выполнить следующие требования:
1. Сдать единые экзамены не более чем за пять лет до того.
2. Сдать предварительные научные экзамены не более чем за четыре года до того.
3. Изучать медицину в течение пяти лет после сдачи единых экзаменов или в течение четырех лет после сдачи предварительных научных экзаменов; не менее одного года из этих четырех она должна проучиться в учебном заведении из одобренного списка.
4. Сдать два экзамена по медицине: один промежуточный и один окончательный на степень бакалавра медицины.
Для допуска к окончательному экзамену на степень бакалавра медицины она должна будет: посещать лекции, присутствовать при двадцати родах, прошедших в присутствии врача, два года практиковаться в хирургии и два года в общей медицине, в том числе изучить заразные заболевания и лунатизм.
Ей нужно будет специализироваться в общей медицине, хирургии или акушерстве и хорошо знать вакцинацию. Если она желает получить степень бакалавра хирургии и стать хирургом, она также должна будет пройти курс оперативной хирургии и практиковаться в операциях на мертвых телах.
Лондонская женская школа медицины в 1902 году получила королевский патент и стала колледжем в составе Лондонского университета. Путь Дороти был открыт. Нелегкий путь.
Дороти сидела среди темной полированной мебели в гостиной Лесли и Этты и считала на пальцах. Она получит звание хирурга не раньше 1910 года. Девушке, которой в 1902 году было восемнадцать лет, а в 1910-м должно было исполниться двадцать шесть, казалось, что она собирается вырвать из жизни огромный кусок, всю свою юность. Дороти сидела совершенно неподвижно, слушала цокот копыт и стук колес на Гоуэр-стрит и думала о Дороти Уэллвуд. Действительно ли она хочет все это изучать? Люди женятся и выходят замуж в двадцать один — двадцать два года. Они проживают страсти и драмы, которых Дороти не может себе позволить. Она поглядела на свои пальцы, сплетенные на коленях, и задумалась: насколько интересно, в конце концов, устройство костей и плоти, насколько интересен рост ребенка из семени? Действительно ли изучать это ей интереснее, чем переживать самой?
— Ты что-то задумалась, — сказал Лесли Скиннер.
— Восемь лет — это так долго. Огромный кусок моей жизни… чьей угодно жизни. Особенно для женщины.
— Есть и более простые способы помогать людям.
— Дело не в помощи. Я хочу знать.
— Редкое качество для молодой женщины.
— Почему женщинам не положено знать!
— Обычно считается, что они хотят чувствовать, заботиться о других…
— Вы меня отговариваете?
— Я долго преподавал и знаю, когда отговаривать бесполезно. Пускай даже среди моих учеников было не очень много женщин. Но я должен сказать, что женщины, которых я учил, прошли суровый отбор — те, у кого не хватает силы воли и целеустремленности, отсеиваются сами. Решать тебе. Но я помогу — хотел бы помочь, — если ты чувствуешь, что должна идти дальше.
Ничто не бывает окончательным, подумала практичная Дороти и сделала окончательный выбор.
Для большинства молодых женщин ход времени означал, что им надо искать мужа или что кто-то должен искать их руки. В 1902 году Гризельде, как и Дороти, было восемнадцать лет, Флоренции Кейн — девятнадцать, Филлис — шестнадцать, Гедде — четырнадцать, Имогене Фладд — двадцать три, а Помоне двадцать. Из всех девушек только одна, Флоренция, была «влюблена» — и притом в Джеральда, любовника ее брата, что было весьма неудачным положением дел для всех троих. Филип Уоррен подозревал, что Помона влюблена в него. Она ходила за ним хвостом и раза два начинала фразы со слов «Когда мы поженимся…», а Филип делал вид, что не слышит. Ему не нравилось, что она его трогает, хотя она и была красива — по-детски. Возможно, она была, как выражались в Берслеме, «простая на голову», но Филип не исключал, что она притворяется. Ему неприятно было, что приходится о ней думать. Лучше бы о Помоне думала Элси; но Элси нужно было думать об Энн, об уборке, о чтении книг по программе. Элси просто не любила Помону, хотя и была с ней идеально вежлива. Но вежливость в сочетании с неприязнью разит наповал. Помона старалась не замечать этого, но и не делала попыток сблизиться с Элси.
