Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы
Эти слова, ставшие пророческими, не похожи на бодренькое: «Мы фашистов не боимся…» В них предчувствие великих страданий и лишений. Может быть, в них отозвалось предчувствие собственной гибели?
Другие, более оптимистичные авторы считали своим долгом готовить молодежь не к защите цивилизации и своей страны, а к ведению классовых войн для установления социализма во всем мире. О Керженцеве мы упоминали, а вот в 1931 году А. К. Виноградов, выступив в «Литературной газете» по поводу включения в список для внеклассного чтения школьников романа Ремарка «На западном фронте без перемен», разразился таким пассажем: «Как можно воспитывать трудовой энтузиазм школьника, энтузиазм, связанный с добровольным перенесением трудностей, если мы книгой Ремарка будем напоминать ему на каждой странице о том, что война плоха только потому, что люди на ней умирают или переносят боль от ранений, контузий и болезней? Как велико будет различие мироощущения такого школьника от ощущения пролетария, получившего ожог при отливке блюминга и успешно продолжавшего работу, вопреки возгласам товарищей, испуганных запахом жареного мяса… Никто не думает, что при коммунизме исчезнет зубная боль, еще менее оснований предполагать, что капиталистический мир уступит без боя дорогу социализму»… Другие люди были нужны, такие, о которых поэт Николай Тихонов сказал: «Гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей».
В тирадах Виноградова речь идет не об угрозе фашистского зверя, а о необходимости ведения войн с государствами, имеющими другой общественный строй и потому враждебными. Так или иначе, все эти разговоры настраивали советских людей на воинственный лад и не позволяли расслабляться. Они, надо полагать, сыграли свою положительную роль в победе над фашизмом. Появилось немало граждан, прежде всего молодых, фанатично преданных режиму, верящих в безусловную победу коммунизма. Но были и те, кто ни во что не верил.
Ознакомление с уголовными делами о контрреволюционной агитации и пропаганде (ст. 58–10 УК РСФСР) показывает, что в народе ходили разговоры и существовали мнения людей, совсем не соответствующие официальной идеологии.
Вот некоторые фразы, взятые из протоколов допросов таких граждан: «…о нашем вожде народов Петухова высказывала такую контрреволюционную ложь: «Когда Ленин умирал, он не рекомендовал Сталина ставить у руководства, так впоследствии и получилось, что страну привел к развалу…» О «вожде народов» говорила, что он «чистит сапоги Гитлеру и больше ни на что не способен»».
Черкасов, исключенный в 1932 году из партии за неуплату членских взносов, вел контрреволюционную пропаганду, а однажды, смотря на портреты вождей, назвал их «приятелями» и по уменьшительным именам: Мишка, Иоська. Говорил среди студентов, что после чествования челюскинцев в Кремле все перепились, в том числе Сталин и Бухарин, и когда Бухарину кто-то помешал говорить, Сталин сказал: «Дайте этому провинившемуся оппортунисту говорить», высказывался против евреев, считая их неспособными к физическому труду… во время зачтения постановления правительства о введении званий в РККА сказал: «Звания ввели, скоро введут зуботычины», высказывался против стахановского движения, считал его нереальным, говорил, что Сталина нужно повесить.
Поляков говорил: «Если бы было поменьше таких, как Киров, то нам жилось бы лучше… крестьян грабят и загоняют в колхозы, где они голодают… отмена карточек и свободная продажа хлеба вводится за счет ограбления колхозников, рабочим будет от этого тяжело».
Аксельрод говорила: «Никто из работников, особенно ответственных, не чувствует себя спокойно, так как каждого могут обвинить во вредительстве, а это и есть особый род вредительства, проводимый органами НКВД для того, чтобы ослабить промышленность».
Олонцев после вынесения приговора в отношении Зиновьева, Каменева и других сказал: «Нужно стрелять не тех, кого приговорили, а нужно стрелять Сталина, Ворошилова и других».
Е. А. Фешина говорила, что Н. И. Ежов погубил много невинных голов, и выражалась при этом нецензурно.
Кукушкин говорил: «Наше правительство заботится только о себе. Создало для себя блага жизни и для краевых и районных партийных работников — партактивистские пайки, а до рабочих им дела нет, рабочий — полуголодный».
Кондауров говорил: «Вы, коммунисты, — паразиты, довели народ до верной гибели, бандиты вы… Ленин не умер. Он опился и издох, а Сталин скрыл все это, в почестях схоронил Ленина… Хорошо бы, чтобы они все опились и подохли».
Максимов говорил: «Если бы меня призвали в РККА и отправили на фронт, я бы никогда не стал воевать за Советский Союз, а сдался бы в плен, потому что там, за границей, жить лучше. Бояться, что наших красноармейцев расстреливают, как пленных, нечего — это неправда. Это только в наших газетах пишут. На самом деле их там принимают в свои ряды».
Батищев говорил: «Калинин поставлен для мебели у власти».
Священник Новосельский говорил: «Мы позабыли братскую, христианскую любовь, современная классовая борьба, заменившая христианскую любовь, отвлекает нас от истинного счастья. Так давайте же отстанем от этой ненужной нам борьбы и будем строить себе счастье и благополучие в духе христианской любви и веры».
Митрополит Евгений поднял даже глаза и руки к небу и громогласно произнес: «Доколе, Господи, ты будешь терпеть издевательства и такие гонения на веру!»
Другой священник говорил в церкви: «Раньше гонение на Христа было от евреев, а теперь гонение на христиан идет от коммунистов. Раньше Христос переносил страдания, а теперь их переносит народ. Сейчас самое тяжелое время: восстает брат на брата, сын на отца». Слышавший эту проповедь сотрудник НКВД записал в своем отчете: «Своей проповедью священник у присутствующих в церкви вызывает плач».
Все смешалось в головах и душах людей: и страдания, и убожество, и тупая злоба, и растерянность.
Хватало, к счастью, места и для юмора.
Например, слово «Торгсин» расшифровывали так: «Товар отпускается русским гражданам, служившим императору Николаю», СССР — «Смерть Сталина спасет Россию», УССР — «Убийство Сталина спасет Россию», ВСНХ (Всесоюзный совет народного хозяйства) — для коммуниста: «Вам скверно, нам хорошо», для крестьянина: «Вокруг свободно, нет хозяина», для еврея: «Холера на Советскую власть», ВКП(б) — второе крепостное право (барщина). Слово «Совет» расшифровывали так: «Сталин обидел великого еврея Троцкого».
Анекдоты были, например, такие: приехала как-то в Москву Мария Демченко, (известная стахановка), зашла к Сталину. Тот предложил ей посмотреть Москву, но Мария сказала, что у нее нет денег. У Сталина денег не оказалось. Он спросил у Калинина. У того тоже денег не было. Не оказалось их и у Молотова с Ворошиловым. Тогда Сталин попросил деньги у крестьянина. Тот дал 50 рублей, и Сталин передал их Демченко. Смысл анекдота, надо полагать, состоял в том, что государство выжимало в те времена все из крестьянства. Анекдот этот рассказывали в 1937 году, а еще в 1925 году заместитель прокурора Москвы Арсеньев в докладе приводил «комментарии» простых крестьян к партдирективе, называемой «Лицом к деревне». Люди говорили тогда, что партия зашла в болото, как старое дворянство, и хватается за крестьянство, как утопающий за соломинку. Действительно, откуда новая власть могла извлечь что-то материальное для строительства социализма, как не из крестьянства, этой огромной трудовой и созидающей массы?
Вообще, после всех кошмаров коллективизации количество анекдотов на пасторальную тему увеличилось. Народ наш крепок не только задним умом, но и юмором.
Рассказывали, например, такую историю: как-то Калинин был в Сибири, и крестьянин пригласил его к себе на обед. После обеда крестьянин показал Калинину петуха, который пел «Боже, царя храни». Тогда Калинин посоветовал крестьянину научить петуха петь «Интернационал». Прошло время, и крестьянин приехал в Москву. Пришел к Калинину и принес ему того петуха. Калинин спросил: «Ну как, поет петух «Интернационал»?» — «Поет, — сказал крестьянин, — только не весь. Споет: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем»… и непечатно выражается. «Мы наш, мы новый мир построим» петь не хочет».
Другой анекдот, в котором упоминался Калинин, касался индустриализации. Вот он: как то в Москву на совещание приехал один представитель периферии. Смотрит — в Москве все в очках ходят. Купил себе очки. Пошел в магазин, увидел арбузы и говорит продавщице: «Девушка, почем арбузы?» А продавщица отвечает: «Это, гражданин, не арбузы, а яблоки. Снимите очки. Они все преувеличивают». Купил гражданин яблоки и пошел на заседание. Сел в первом ряду и стал слушать выступление Калинина. А тот стал говорить, что раньше у нас не было тяжелой промышленности, а теперь она у нас есть, раньше не было машиностроения, а теперь оно у нас есть. Приезжий заметил у Калинина на носу очки и говорит: «Михаил Иванович, снимите очки, а то они у вас все преувеличивают».
