Алексей Югов - Ратоборцы
Омыв руки из кружки над ведром, юноша возвратился к прерванному занятию. Несколько раз, украдкою от князя, он всматривался в его лицо. Затем, застыдившись немного, задал князю некий вопрос как врач.
Невский тоже несколько смутился.
– Вот ведь ты какой у меня, а? – удивленно и одобрительно произнес он. – Читаешь, как в книге. Третьего дня я и сам обратил внимание, будто бы чуть с кровью стал помачиваться…
И тогда в откровенной беседе юный медик высказал подозрение, что князя отравляют.
Александр Ярославич на мгновенье нахмурился, а потом спокойно сказал:
– Весьма возможно. У них это в ходу. Родителя моего зельем опоили… в Большой орде… Правда, поварня у нас своя… но ведь корм, продовольствие – все у них покупаем. Не уследишь! Да и ведь то и дело у них приходится пить-есть… Не со своим же будешь к ним в гости ходить!.. А без того в Орде нельзя…
Приглушив голос, да и то не прямо, а иносказаньем, Настасьин отважился посоветовать князю бегство.
– Александр Ярославич… государь… – сказал он. – «Комонь во полночи Овлур свистнул за рекою: велит князю разумети: князю Игорю не быть!..» Александр Ярославич, – прижимая руки к груди и умоляюще глядя на князя, – беги, государь!.. Ведь тебя и народ заждался!..
Пламя гнева вспыхнуло в глазах Александра. Синие глаза его потемнели. Нет, нет! – то не человек, то Держава смотрела из его глаз!.. Юноша побледнел.
– Замолчи! – сказал Александр. – Не таким народ меня ждет – не наводчиком поганых!.. Чтобы я бежал?.. Да они только этого и ждут, татары! Еще след коня моего не остынет, а уж триста тысяч сих дьяволов начнут резню по всей Владимирщине!.. Что я на них кину, кого?.. Земля обезлюдела!.. Отборный народ погибнул, ратник!.. Десять лет тому назад нашелся один удалый… ну, да не тем будь помянут, покойник!.. А и доселе кровью, рабством платимся за то… Да что я с тобой говорю про это?.. – с досадою сказал князь. – Не твоего ума дело!.. Знай свое… врач – врачуй!..
Но уж этот ли врач не знал своего дела? Он вовремя заметил подпухлость подглазниц у Ярославича и сейчас же своим лекарством – отваром каких-то трав да еще порошком каким-то – вернул своему князю здоровье.
– Да ты прямо Иппократ! – ласково сказал Невский. – У меня и силы будто прибавилось… право!.. А то совсем занедужил!..
Настасьин взял с князя слово, что ежедневно – и утром и на ночь – Александр Ярославич станет принимать из его рук лекарство. А если князю предстоит выход – посетить кого-нибудь из нойонов и там принять угощенье, то чтобы из его же, Григорьевых, рук и в глубокой тайне князь принимал бы всякий раз предохранительные против отравы порошки и вдобавок какую-то пахнущую сырым белком яйца болтушку.
Порошки были черные, похожие на толченый, мелко просеянный уголь.
– А ведь похоже, дружок, что ты угольком меня угощаешь! – посмеялся Невский, рассматривая разболтанный в воде порошок.
Настасьин обиделся.
– Государь, – сказал он, – уж в моем-то деле дозволь мне…
– На шутку не обижайся, Гриша, – сказал Невский. – Я тобою сверх меры доволен!..
Однако в той же мере, в какой доволен был своим врачом великий князь Владимирский, был гневен на своего врача хан Золотой орды.
Наедине, в спальном шатре своем, разъяренный хан схватил теленгута за его льняную бородку лопаточкой и рванул ее книзу.
– Ты лжец и самозванец!.. Ты бессильный и невежественный обманщик! – кричал он. – Ты говорил, что он через месяц не сможет сесть на коня! А вчера ему привели еще не знающего подков скакуна, и Александр-князь своею рукою укротил его!.. Я прогоню тебя!.. Я пастухом овец тебя сделаю!..
Голова теленгута моталась из стороны в сторону, вослед ханской руки.
Отпущенный, он горько восплакался.
– Хан! – говорил старый отравитель. – Я не обманывал тебя! Я видел сам, уже болезнь показала ему лицо свое… Но разве есть трава, против которой не было бы другой травы? Разве есть яды, на которые природа и мудрость медика не нашли бы противоядия?.. Его спасли. Возле него есть умудренный в нашей науке человек. Дозволь мне испытать еще одно средство…
Готовый к верховой вечерней прогулке перед сном и уже натянув длинные, вишневого цвета, ездовые кожаные перчатки с раструбом, Александр стоял перед серебряным полированным зеркалом, что держал перед ним отрок, и поправлял надетую слегка набекрень невысокую шапку с бобровым околышем и плоским верхом из котика.
Вошел Настасьин, обычно сопровождавший его на прогулках.
– Сейчас иду, – сказал Александр, думая, что его юный доктор пришел напомнить, что кони заседланы.
– Государь, – сказал Настасьин, – там опять у тебя двое ждут… бояр ихних!..
Невский выругался с досады:
– А пес бы их ел совсем! Покоя нету от них!.. Уже и на ночь глядя приходить стали!..
Он отложил выезд и проследовал в свой приемный шатер. Войдя, он не вдруг при слабом свете свечей рассмотрел, кто перед ним. Двое людей, один – огромного роста, другой – маленький, в больших татарских шапках и в стеганых тангутских халатах, поднялись при его появленье.
Он, слегка поклонясь, приветствовал их по-татарски, именуя князьями и прося их почтить его жилище гостьбою и приятием трапезы. И только тогда рассмотрел их: это были Альфред фон Штумпенхаузен и сэр Джон-Урдюй-Пэта.
На мгновенье оторопевший Невский поднял правую руку, как бы запрещая им садиться.
– О нет! – воскликнул он. – Для холуев ордынских у меня – там вон, возле поварни, корыто для объедков!.. Туда прошу!..
Александр слегка отступил в сторону и рукою в перчатке показал на дверь.
– И ряженых я тоже не звал – не масленая неделя!.. Ну? – нетерпеливо вскричал он. – Вон отсюда!..
Штумпенхаузен мигом очутился у двери.
Рыжий гигант остался на месте.
– Меня не испугаешь, князь, – сказал он. – Я – Пэта!.. Ты радуешься, что ханский сапог не наступил на твой затылок, на твою русскую выю… Напрасно!.. Из ханской кладовой принесена уже добрая тетива, и, быть может, завтра же тебя удавят. Дай пройти!..
Джон-Урдюй толкнул князя кулаком в плечо.
– Ах ты, Иуда!.. паршивец!.. наемная собака татарская! – во весь голос заорал князь, уже не помня себя.
И рукою, от одного удара которой оседали на задние ноги могучие степные кони, Александр швырнул рыжего исполина на колени перед собой, скинул перчатку и, голой рукой взяв тамплиера за горло, сломал ему гортанные хрящи.
– Ну вот, – с тяжелым дыханьем сказал он, – и без тетивы!
Кровь пошатывала его!.. Он вышел из шатра. Вороной конь рвал копытами землю… Александр вскочил в седло и принял повод.
– В шатер не допускать никого! Я скоро буду здесь! – приказал он.
Невский сам решил уведомить ханского букаула, что проникший в его шатер рыцарь Пэта, посмевший оскорбить его, убит им на месте…
Тоскливый посвист ветра… Черная холодная степь… Кибитки, озаренные луной. Лай собак. Александр поднял голову, взглянул на небо. Вспомнились Переславль, Новгород, Дубравка… «Боже мой, как далеко все это… словно бы из темного колодца гляжу!..»
Слегка ущербленная с краю луна была словно татарская запрокинувшаяся башка в тюбетейке…
…Когда Александр, не застав букаула, вернулся в свой стан и вступил в шатер и глянул на то место, где распростерт был труп тамплиера-англичанина, то он так и оцепенел, окованный ужасом: труп исчез!..
Не мог ведь ожить он, не мог уползти сам: ощущенье, оставшееся на пальцах и в ладони Александра, слишком явственно убеждало в этом. Рыцарь, несомненно, был мертв. Но тогда кто же мог унести мертвое тело?
Александр позвал стражу: вошли два воина и с ними – шатерничий.
– Кто входил? – крикнул Александр.
Воины сперва стали клясться, что никого не впускали, но затем припомнили, что лекарь княжеский Григорий был впущен ими, ибо они знали, что он всегда вхож в спальный шатер князя, даже и в полночь…
Ужасная догадка мелькнула в мыслях князя.
– Боже мой, безумец мой милый, что ты наделал?.. – крикнул он и кинулся к боковине шатра: ну, так и есть, вот и снег, вброшенный ветром под плохо опущенную стенку шатра. Сюда, значит, и проволок его, мертвого Урдюя-Пэту, бедняга Настасьин. Увидя, что в шатре валяется труп знатного татарина, испугался за князя… А дальше все было ясно!..
Князь нарядил тотчас же во все стороны стана тайный поиск из самых надежных и молчаливых дружинников, во главе с Михайлой Пинещиничем, как человеком, показавшим неоднократно редкостную сообразительность и хладнокровие. Приказано было искать Настасьина. Приказано было, без малейшей огласки, во что бы то ни стало, найти его…
Утром, один за другим, измученные и угрюмые воины вернулись ни с чем…
Но Гриша Настасьин в это время уже был схвачен в степи конным дозором татар. Его подстерегли и схватили как раз в тот самый миг, когда он приготовился сбросить в овраг тело убитого Пэты.
– Ты убил?! – закричал на него начальник ордынской стражи, когда Настасьина доставили к нему на допрос.
