Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая
— Разве при этом не было мужчин?
— Они скорее решились бы сунуть руку волку в пасть, чем прийти на помощь. Кто бы мог подумать, что это произойдет так быстро и что мужчины испугаются? Их было только двое, а Маргарита походила на разъяренную тигрицу.
— Вы как будто даже довольны, что вашу мадам задушили?
Миловидная девушка наклонилась к собеседнице и прошептала ей что-то на ухо.
— Верно, поделом ей! — ответила та. — Достаточно она на своем веку поторговала нашим телом!
За ними прошли другие женщины, потом еще и еще. Анжеле и Кларе казалось, что все это они видят и слышат во сне.
Вот две проститутки, задержанные накануне, рассказывали друг другу о своем аресте.
— Как это, Коклюшка, тебя опять застукали?
— А вот как: я вышла из своей каморки поглазеть на казнь. Ну и народу собралось! Видимо-невидимо! Всем была охота увидеть работу вдовушки. Я тоже пошла за повозкой с осужденным, а кругом — толкотня, давка. На площади уже было полно людей, они еще с вечера ожидали, стоя в грязи…
Все теснились поближе к рассказчице, внимательно слушая ее. Можно было подумать, что они видят все собственными глазами. Арестантки шли не спеша, устремив взор на говорившую, навострив уши. Черт побери! Даже если все на свете стало безразлично, драматическое повествование захватывает!
Женщина продолжала:
— В толпе толковали об осужденном; говорили, будто он не такой, как все, а коммунар. Я никогда не видала коммунаров, представьте себе! Он вовсе не дрожал от страха в своей повозке, а высоко поднял голову, чтобы всех видеть. Некоторые говорили: «Это мученик! За него отомстят!» Ну, тех, кто делал такие замечания, мигом отправляли в каталажку. Священника при совершении казни не было. Осужденный, взойдя на эшафот, громко крикнул: «Я не виновен!»
Говорят, палач дербалызнул и плохо наладил свою отрезалку; голову отрубили не сразу… Объятая ужасом, я начала проталкиваться обратно; меня задержали, обвинили в нарушении порядка, вот я и попала сюда… Жалко! Хотелось досмотреть, как казнили этого Бродара: когда меня увели, его голова еще не отделилась от туловища.
Клара громко вскрикнула; Анжела бросилась наземь и стала, рыдая, биться в конвульсиях. Ее пришлось унести в лазарет.
— Напрасно убиваешься, милая! — сказала парализованная старуха, лежавшая рядом. — Я самолично видела, как отрубили голову моему муженьку; отрубить ее собираются и сыну моему. Это лишь одна неприятная минутка: чик, и готово, спи себе спокойно!
— За что же их? — спросила другая.
— Почем я знаю? Муж не мог доказать свою невиновность; вдобавок его отец был каторжником…
Она замолчала, следя за мухой, которая, жужжа, летала поблизости от сети, раскинутой пауком.
LXXVIII. В кабачке «Радость гуляк»
На бульваре Орнано, недалеко от трактира «Три пушки», открылся, как мы уже знаем, еще один кабачок под названием «Радость гуляк».
Лезорн совсем успокоился. Его беспечность уже не была притворной: ему во всем везло. Прекрасная Цыганка, однако, подумывала о бегстве. Сама не зная почему, она безотчетно боялась своего «мужа по случаю»; порой ей казалось, что от него пахнет трупом. Чем больше расположения он ей выказывал, тем меньше она ему доверяла. Эдм Паскаль, он же Красный Лис, приводил сен-лазарскую Волчицу в трепет, хоть это и было нелегко.
Она выбрала для бегства праздничный день. На улицах толпились гуляющие; со всех сторон слышался бой барабанов, пищали дудки фокусников. К вечеру все спешили по домам: омнибусы были переполнены, фиакры — нарасхват, улицы напоминали муравейник.
В этот день Прекрасной Цыганке было особенно страшно, ибо Черный Лис пришел завтракать к «братцу». Хоть он и был очень любезен с нею, это не помогло; все больше и больше она проникалась мыслью, что надо бежать.
В трактире «Три пушки» с утра собрались на поминки, а в «Радости гуляк» был устроен свадебный пир. Веселым участникам пирушки вовсе не хотелось видеть рядом с собой людей в трауре: ведь это приносит несчастье. Кроме приглашенных на свадьбу, там были и бродячие акробаты; один из них с большой обезьяной, привязанной на цепочку. Они пили и пели за столом у двери. Нищие — горбатые, хромые и слепые, — проходя мимо, протягивали свои чашки, куда публика охотно кидала мелочь, и тем щедрее, чем безобразнее выглядел нищий.
Оба Лиса, как называли Эдма Паскаля и его мнимого брата, сидели в глубине помещения за столом, уставленным бутылками, и были уже сильно навеселе. Один думал о том, сколько денег он выжмет из бедняков поселка Крумир; второй — о том, что и Лезорн и Бродар мертвы и, стало быть, Эдм Паскаль может жить припеваючи.
За соседний стол уселись два новых посетителя, один — кривобокий, одноглазый, волочивший длинные ноги; другой — низенький, старый, с лицом, сморщенным как печеное яблоко. Словом, парочка хоть куда.
— Погляди-ка на хозяина, дядюшка Бигорн, — сказал долговязый. — Как по-твоему, на кого он похож?
Старичок напрасно таращил глаза: до этого он встречался с Лезорном всего раза два.
— Стало быть, ты все заливал, будто вы вместе промышляли. Если бы мертвые воскресали, я бы сказал, что это — он.
— Кто — он?
— Да Лезорн. Впрочем, все возможно… А вдруг Бродар говорил правду?
Под влиянием этой мысли одноглазый верзила поднялся и подошел к трактирщику.
— Здорово, Лезорн! — сказал он вполголоса.
Побледнев, тот поднял голову. Он и бровью не повел, но его расширенные зрачки светились, как глаза волка, попавшего в западню.
— Вы ошиблись, — ответил он. — Я — Эдм Паскаль, и никакого Лезорна не знаю.
— Вот как? И долговязого Адольфа тоже не знали?
Вопросы были так настойчивы, что у Лезорна мороз пробежал по коже.
— Не знаю я никакого Адольфа! — буркнул он.
Эта сцена не ускользнула от Волчицы, сидевшей за прилавком. Перепугавшись, она запустила руку в ящик и сунула в карман пригоршню пятифранковых монет на случай, если придется дать тягу.
— И с дядюшкой Бигорном тоже незнакомы? — спокойно продолжал выпытывать Адольф, показывая на сморщенного старичка.
— Никогда его не видал.
Черного Лиса все это очень забавляло.
— Мы на этой неделе вышли из Клерво, — продолжал Адольф тем же тоном, — срок нашего заключения окончился. Теперь мы без работы.
— Повторяю, что впервые вижу вас! — прервал его Лезорн.
Кругом начали прислушиваться.
— Очень жаль! Если бы вы хоть немного нас знали, то помогли бы достать работу.
— Ну что ж! — сказал Лезорн. — Для этого незачем быть знакомым со мною. Я никогда не отказывал беднякам.
— Что за славный человек хозяин трактира! — говорили друг другу пировавшие на свадьбе.
— А сейчас у вас найдется для нас что-нибудь? — спросил Адольф.
— Как же! — ответил Лезорн. Он уже придумал способ отделаться при первом удобном случае от этих бродяг. Недолго они будут угрожать его безопасности! — Сейчас вы могли бы помочь мне по хозяйству; сегодня как раз дела хватает.
— Подите-ка сюда! — предложила Волчица. — Я буду вами руководить!
И, подозвав их к прилавку, она указала на гору стаканов, кружек и кувшинов для вина. Трактирный слуга Каде в этот вечер явно не справлялся со своими обязанностями.
— Каде покажет вам, где мыть, — добавила она.
Новые слуги ретиво принялись за работу. Слыша, как они переговариваются с Прекрасной Цыганкой, Лезорн, который не спускал с них глаз, испытывал муки ревности, терзавшие его не меньше, чем страх. Неужели его застукают как раз тогда, когда он так хорошо устроился и мирно живет? Долго ли еще Волчица будет шушукаться с долговязым Адольфом? Ему пришло в голову заманить бродяг в погреб и разом прикончить под шумок.
В кабачке было полно народу; кроме гуляк, акробатов и справлявших свадьбу, зашло и несколько рабочих с семьями. Дети покатывались со смеху, глядя на обезьяну. Отдаленный предок так им понравился, что они наперерыв угощали его пряниками и леденцами. В конце концов обезьяна, насытившись, начала швырять угощение во все стороны. Какая радость для ребят, в особенности когда дело дошло до пряников!
Адольф, от которого Лезорну хотелось избавиться в первую очередь, спустился в погреб за вином. Бандит, стараясь ступать бесшумно, последовал за ним с увесистым камнем в руке, оглянулся, нет ли кого поблизости, и, пока Адольф нагибался к бочке, нанес ему два страшных удара. Несчастный свалился как бык на бойне. Захватив жбаны с вином, Лезорн поднялся из погреба и повесил на его двери замок.
— Ваш товарищ, — сказал он Бигорну, — просит обождать его. — Затем, обратившись к слуге, он распорядился: — Больше не ходите за вином в погреб, пока я не велю. Я его запер, так как вино в нескольких бочках, по-моему, разбавлено водой. Купите пока два-три жбана в соседнем трактире.
