KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Розмэри Сатклифф - Меч на закате

Розмэри Сатклифф - Меч на закате

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Розмэри Сатклифф, "Меч на закате" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— И еще она не сгибается.

Я увидел, как мучительно напряглись и вздулись его мускулы, но сустав оставался неподвижным, согнутым примерно под таким же углом, под каким держат щит и повод.

— А что говорит Гуалькмай? И Бен Симеон? Бен Симеон это видел?

Он вздернул эту свою непокорную бровь, оставив другую степенной и ровной, так что на его лице было два выражения одновременно.

— Что мне повезло, что я все еще жив… Я даже смогу мало‑помалу начать ей пользоваться, поскольку меч я держу не в ней. Когда я узнал, что она не будет гнуться, я попросил Гуалькмая закрепить ее в таком положении, какое мне было нужно, и еще до весны я смогу снова управляться с лошадью и щитом; буду годен к выполнению обязанностей капитана цезаря.

— И певца императора? — я глянул на вышитый чехол из оленьей шкуры, который, как обычно, лежал рядом с ним.

— Конечно; это я могу уже сейчас, поскольку тут хватит и одной руки.

Он взял чехол, вытащил из него арфу, помогая себе левой рукой, которая уже успела приобрести какую-то неуклюжую сноровку, и установил изящный, видавший виды инструмент между коленом и ямкой у ключицы.

— Признаю, что со здоровой рукой это делать удобнее, — он хмурился, неловко пристраивая арфу в привычный упор.

Потом он проверил ее, выпустив звонко раскатившуюся струйку нот, которая прозвучала как вопрос, что-то подтянул и начал играть. Это была мелодия из моих родных холмов, которую он перенял у певца Амброзия, простенькая и бойкая, как оляпка. И я, слушая его, забыл, что сижу в Королевином дворе в лучах заходящего осеннего солнца, и снова перенесся в темноту гор, окружающих Нант Ффранкон; в ушах у меня зазвучал топот конских копыт, пастушок заиграл эту мелодию на своей свирели, и на какой-то миг ко мне вернулся вкус моей юности и зеленая свежесть утра до того, как на свет дня упала тень Игерны.

У нас за спиной послышались тихие шаги, и я, подняв глаза, увидел Гуэнхумару, которая шла к нам по галерее с веретеном и ручной прялкой. Я подвинулся, чтобы освободить ей место на ступеньке, но она с улыбкой покачала головой и прислонилась к облупившейся штукатурке колонны, глядя на нас сверху вниз.

Бедуир уронил руку со струн арфы, нехитрая приплясывающая мелодия умолкла, и Гуэнхумара быстро сказала:

— Нет-нет, продолжай играть; меня выманила сюда песня арфы.

И он слегка поклонился ей и подхватил мотив с того места, на котором его бросил. И пока он играл, у меня было время посмотреть на Гуэнхумару так, как я почти не успевал смотреть на нее с тех пор, как вернулся домой. На ней было платье из какого-то мягкого красновато-коричневого материала, чуть поблекшее, как блекнет земля от солнца и дождя, и мне внезапно показалось, что в ней появилась какая-то новая мягкость, спелость урожая. Я искал ту женщину, у которой мои поцелуи вызвали то единственное мгновение страстного ответа — под дождем, рядом с серым стоячим камнем, — и не мог найти ее, но знал, что она оставалась частью этой другой женщины и не была потеряна, как зеленый побег не теряется в золотом зерне. В ней было более теплое спокойствие, завершенность и удовлетворение, как в хлебном поле, готовом к жатве. «Королева Плодородия, — подумал я. — Она похожа на Королеву Плодородия», — и отогнал эти мысли прочь из-за льнущего к ним привкуса жертвенности. Я спрашивал себя, не может ли быть так, чтобы она… нет, не забыла малышку, но, возможно, вспоминала ее с меньшей болью.

Простенькая журчащая мелодия, которая была то рекой, то оляпкой, разлилась последней бегучей фразой и умолкла. И в тишине Гуэнхумара неожиданно рассмеялась, и ее лицо со странно потемневшими глазами залилось от шеи до корней волос яркой краской.

— Артос, почему ты так на меня смотришь? Словно ты никогда не видел меня раньше?

— Правда? Прости. Но я в первый раз смотрю на королеву.

— Королеву, — медленно и осторожно сказала она, словно пробуя на языке незнакомое слово.

И Бедуир, тоже рассмеявшись, посмотрел на нее сощуренными против света заходящего солнца глазами и ударил по вздрогнувшим струнам, извлекая из них короткую торжествующую трель.

— Ха! Теперь, когда цезарь дома, люди затрубят в твою честь в трубы, откроют сундуки с сокровищами и достанут из них синие, пурпурные и золотые шелка, что рвутся, как увядшие листья, и королевские драгоценности, затянутые паутиной; но пока вот тебе фанфары в честь королевы, которые, по крайней мере, до сих пор никому еще не служили гирляндой.

— Не слушай его, — в меня тоже словно вселился этот дух тихого, спокойного смеха. — Все это давным-давно унесли Рыжий Лис и его племя. Для тебя не будет пыльных шелков и тяжести драгоценностей умершей женщины, мой свет… Если бы я был владыкой Восточной империи, — должно быть, эту мысль подсказало мне воспоминание о какой-нибудь картине, мерцающей за церковным алтарем, — у тебя была бы корона из завивающихся, переплетающихся золотых стебельков и листьев — как у песчаной розы, только без шипов — и в каждом изгибе висел бы хрустальный колокольчик, который звенел бы на ходу.

— Бедуир говорил мне, что единственным венцом, который послужил для твоей коронации, милорд, был венок из дубовых листьев. Тогда короны из золотых стеблей ржи — если только я получу ее от моего повелителя — будет вполне достаточно для моего величества. С этим и твоими фанфарами, Бедуир, я не буду страдать без драгоценностей какой-то умершей королевы.

Я почувствовал внезапный прилив тепла и, протянув руку, обнял ее за колени — они были ко мне ближе всего.

— О Гуэнхумара, как хорошо быть снова дома, с тобой.

Странно, но я гораздо меньше стеснялся прикасаться к этой новой Гуэнхумаре, чем к той, старой.

Я смутно надеялся, что она ответит: «Так хорошо, что ты снова дома, со мной», но она произнесла только:

— Правда, дорогой?

И я почувствовал, как она коротко вздрогнула под тяжелыми складками платья. Потом она нагнулась и провела по моей щеке ладонью, и я позволил себе поверить, что этим кратким прикосновением она выразила все, чего не сказала словами.

Бедуир укладывал свою драгоценную арфу в чехол и накидывал лямку на плечо, и что-то в его движениях напомнило мне путника, поднимающего пыльный узелок, чтобы снова отправиться в дорогу. И я без всякой задней мысли заметил:

— Ты похож на человека, который собирается в путь.

Он рассмеялся.

— Правда? Но если и так, то он будет недолгим. Мне думается, что завтра я вновь переберусь в свою старую комнату.

Я резко выпрямился и отпустил Гуэнхумару.

— Ты ведь это не серьезно?

— Серьезно.

— Бедуир, ты еще недостаточно окреп, чтобы возвращаться в эту свою конуру.

— Ты недооцениваешь заботливый уход леди Гуэнхумары. Я уже почти здоров.

— Почти! И какое же зло причинил я тебе или ты мне, что ты убегаешь, как курица, которой в зад дует ветер, стоило мне вернуться домой с военной тропы? Гуэнхумара, сердце моего сердца, скажи же ему, что он не может уйти.

Мне показалось, что на нее упала тень, но это просто заходящее солнце скользнуло за разрушенную колонну. Гуэнхумара спокойно проговорила:

— Бедуир знает, что здесь его дом, что здесь ему рады, сколько бы он ни пожелал остаться, и будут его ждать, когда бы он ни решил вернуться. И что он волен приходить и уходить, как ему вздумается.

Бедуир поправлял ремешок от чехла у себя на плече. Его пальцы застыли на пряжке, и он поднял глаза, чуть заметно усмехаясь над темными глубинами своей души.

— Я только что подумал, что во всем этом мы забываем о Пурпуре. Люди могут сказать, что это неразумно и даже опасно — уходить, когда император говорит: «Останься».

— Если бы император приказал тебе остаться, ты повиновался бы? — спросил я.

— Я обязан подчиняться августейшему повелению.

Мы долго смотрели друг на друга, глаза в глаза и уже без смеха. Потом я сказал:

— Твой брат по оружию просит, чтобы ты уходил куда хочешь и когда хочешь и возвращался по своей воле.

Мы чувствовали, все трое, что хрупкое удовлетворение нескольких прошедших мгновений покинуло нас, и, думаю, попытались вернуть его сознательным усилием воли. Бедуир упомянул, что немного погодя он, может быть, съездит еще раз взглянуть на ферму, которую я ему подарил, а Гуэнхумара поинтересовалась, что она из себя представляет.

— Горное пастбище и конский выгон в нагорьях, — ответил он, — три поля и кучка торфяных хижин. Я не видел ее летом, но в феврале в лесах над домом будут цвести подснежники. Поэтому ее и называют Коэд Гуин.

Только вот почему-то на этот раз я не мог проникнуть в то, что эти двое перебрасывали друг другу, словно разноцветный мяч. И внезапно мне показалось, что Гуэнхумара решила оставить игру. Она слегка вздрогнула.

— Солнце село, и уже становится холодно. Давайте пойдем к огню.

Так что этот короткий час, в котором было нечто от тишины и покоя святилища, закончился, и несколько мгновений спустя я стоял вместе с Гуэнхумарой на галерее, оглядываясь поверх невысокой стенки на то, как Бедуир, все еще слегка неуверенно, идет через двор к себе в комнату, чтобы собраться на ужин.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*