Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
Предславой же владел страх. Она понимала - уж ежели Роман решился захватить её отца, то этим месть его не ограничится. Он не успокоится, пока не изведёт всех - и особенно её. Княгиня заметалась по дому, выкликая слуг и раздавая приказы.
Обоз был уже почти уложен, и три княгини были уже собраны и готовы к отъезду, но тут на подворье послышались громкие голоса, топот ног и звон оружия. Женщины бросились к дверям, но они распахнулись от пинка, и в палату взошёл знакомый Предславе по Владимиру-Волынскому боярин Вячеслав Толстый.
- Здравы будьте, княгиня Рюрикова и дочери её, - кивнул он степенно. - Послан я за вами по приказу князя Романа галицко-волынского, чтобы взять вас и в Киев отвезти пред его княжьи очи. Мужья ваши тамо вас уже дожидаются.
Верхуслава крепко прижала к себе дочь. Анна Юрьевна без сил рухнула на лавку. Предслава схватилась за голову и заголосила. Она была уверена, что в Киеве её ждёт смерть.
* * *
Роман не стал долго раздумывать. Придя в Киев и дождавшись, пока Вячеслав привезёт из Вышгорода трёх княгинь под стражей, он собрал всех передних мужей, киян и своих волынцев и поставил перед ними Рюрика.
Того привели под охраной, в оковах. Его сыновья Ростислав и Владимир оставались в порубе. Оказавшись в плену, потускнел и подурнел киевский князь, как-то сразу обрюзг и постарел. В глазах застыла злость. Встав посреди думной палаты, Рюрик оглядел бояр и воевод. Волынцы сидели отдельно от киян, и многие из них отводили глаза.
- На судилище меня вызвал, Романко? - дерзко обратился Рюрик к сидевшему на его столе князю. - Гляди, как бы всё не переменилось враз!
- Судить мне тебя ни к чему, - холодно ответил Роман. - Сам ты себя осудил. Я же лишь о судьбе твоей бояр попытать хощу… Введите княгиню!
Молодой дружинник Дмитрий, недавно взятый Романом в число своих милостников, поклонился и отворил маленькую дверку, впуская Анну Юрьевну и Предславу. Обе бросились к Рюрику, повисли на нём, причитая и рыдая. Анна Юрьевна подняла залитое слезами лицо:
- Изверг! Душегубец! Крови нашей захотел?
- Уйми жену свою, Рюрик, - отмахнулся Роман. - А ты, княгиня, не позорься пред мужами. Много зла сотворил мне тесть мой бывший. Дочерь свою мне отдал в жены, чтобы она за моими делами догляд вела и ему доносила. Покуда был я на Волыни, всячески утеснял, вой^ ной на земли мои шёл. Когда в силу вошёл да своей кровью залил Галич, собрался с иными князьями, чтобы отнять у меня мою отчину. А когда я одолел, половцев на Русскую землю привёз, мести желая. Не мне - невинным отомстил. И поныне не угомонился - крамолу куёт. Все вы слыхали противные слива, сказанные им в Триполье. Как хулил он меня, как гнал с Русской земли, аки я тать какой.
- Тать ты и есть! - выкрикнул Рюрик.
- Охолонь, - оборвал Роман. - Злоба тебе глаза выела. Попервости я заступился за тебя перед Всеволодом, но поелику ты не угомонился и, коли оставить тебя в покое, много зла причинишь нашей земле, порешил я примерно наказать тебя. И ныне решаю лишить тебя княжьего достоинства и либо ослепить, либо постричь в монахи. А то вовсе в поруб заточить навеки… Что скажете, бояре? Какой карой мне казнить Рюрика?
- Изверг! - вслед за женой завопил Рюрик и рванулся так, что оковы его зазвенели. - Упырь!
Дружинники накинулись на князя, схватили за локти, оттаскивая прочь. Но тот продолжал кричать и ругаться.
Роман отмахнулся от его криков, кивнул боярам - говорите. Те переглядывались, подначивали друг друга.
И первым встал Мирослав Рогволодович. Всю жизнь прослуживший князю, молодой боярин занял при нём место отца, Рогволода Степаныча, оставленного во Владимире посадником.
- Не брал тебя Рюрик, на чепь не сажал, - рассудительно молвил он, - и хоша вотчину твою воевал, но не лишал тебя стола. Да и ныне твой верх. Посему призываю тебя быть милосердным и прошу крови напрасной не лить, а постричь Рюрика во мнихи.
Роман кивнул ему, как другу. С Мирославом у них всё было заранее обговорено. Осталось ждать, что скажут другие.
Волынские бояре тотчас подхватили предложение Мирослава. Кияне медлили, пока не встрял боярин Чурыня:
- По-христиански сие, по-божески. Много зла совершил князь Рюрик Руси - так пущай замаливает грехи свои. Подумайте, бояре, ведь не прольётся тогда крови, руки наши чисты будут.
- Руки-руки, - заворчали бояре. - Эва, как повернул…
Но решать надо было. Кияне были наслышаны о крутом нраве Романа. Коли порешат они пощадить Рюрика, то не сотворят ли хуже? Озлившись, нарочно казнит Роман бывшего тестя. Да и не в обычае просто так отпускать пленников. Всеволод вон Глеба рязанского в порубе до смерти уморил, а дядьёв своих Ростиславичей ослепил.
- Постриги его, княже, - начали раздаваться голоса. - Постриги…
Многие молчали, а иные высказывались в защиту Рюрика. Но от этих Роман только отмахнулся.
- Решена судьба твоя, княже, - обратился он к Рюрику. - Готовься принять мнихский чин ты сам, жена твоя и дочь. Всё семя твоё за тебя ответ держать будет.
Анна Юрьевна вскрикнула и повисла на муже, теряя сознание. Предслава завизжала. Рюрик с белым лицом, зарычав, вдруг бросился на Романа, но дюжие гридни повисли на его плечах, силой поставили на колени.
- Пёс поганый, - прохрипел, корчась в их руках, киевский князь. - Попомнишь ещё Рюрика! Кровавыми слезами умоешься! Будь проклят ты! Проклят! Проклят!
3
Недолго дали Рюрику побыть с женой и дочерью. В тот же день всех троих отвезли в разные монастыри, дали день переждать и на следующее утро наскоро совершили постриг. Рюрик до последнего изрыгал хулу и проклятия, да такие, что игумен Михайловского монастыря был вынужден наложить на нового монаха епитимью. Анна Юрьевна приняла свою судьбу молча. Она словно окаменела и с того часа, как вывели их на двор и положили в простые сани, до того мига, пока новоиспечённую монахиню не отвели в её келью, не проронила ни слова. Зато Предслава упиралась, визжала и вырывалась так, что её пришлось сперва трём мужикам силком выволакивать из кельи, а потом связать и поставить на колени, заткнув рот тряпицей. Голову ей держали двое отроков, они же после отнесли на руках извивающуюся в путах молодую женщину и, как мешок, бросили в келью.
Роман не пожелал проститься с бывшей женой. Он даже не спросил, в какой её отвезли монастырь. Иные заботы одолели его. Наскоро уладив свои дела и поставив над киянами снова Ингваря Ярославича луцкого, он поспешил в Галич, прихватив с собой обоих сыновей Рюрика, Ростислава и Владимира, и жену Ростиславову, Верхуславу, не пожелавшую разлучиться с мужем. Ни Рюрику, ни его жене ничего о сыновьях не сказали - зачем монахам знать о мирских заботах?
В Галиче его встречал колокольный звон. Не так давно, при конце княжения Владимира Ярославича, водрузили на колокольню Успенского собора колокола, и их праздничный перезвон радостно разносился над Галичем. Толпы народа выбегали приветствовать своего князя. Бояре стояли в воротах своих теремов, кланяясь и улыбаясь, - кто радостно, кто вымученно. Роман ехал впереди, красуясь на вороном коне, - его серый в яблоках любимец остарел и был отправлен этим летом в табуны. Князь улыбался, махал толпе рукой в персящатой рукавице. Ехавший рядом Ростислав Рюрикович сумрачно озирался по сторонам. Его брат Владимир чуть поотстал.
- Не горюй, княже, - улыбнулся ему Роман. - Не пленник ты, а гость мне!
- Над родителями гостя так не издеваются, - ответствовал молодой князь.
- Молоко с губ оботри прежде, чем меня учить, - беззлобно огрызнулся Роман. - У нас с твоим отцом старая вражда. Не я его, так он бы меня заживо извёл. А с тобой мы не ссорились.
Ему хотелось расположить к себе Ростислава, чтобы он стал его помощником и верным подручником в деле объединения Руси. Ещё не поздно было повернуть всё в лучшую сторону. Роман предчувствовал перемены, и его распирала радость от того, что он им причиной.
Но и ещё одна радость томила его, и он, забыв княжье достоинство, едва не вырвался намётом вперёд, когда, въезжая в распахнутые ворота, увидел на крыльце княжьего белокаменного дворца Анну с сыном на руках. Подле стоял верный Андрей, совсем освоившийся со званием дворского, и остававшийся наместником Заслав Сбыгневич. Они поклонились, когда Роман легко взбежал по ступеням и принял из рук жены сына. Данилка подрос, стал тяжёлым. Он не сразу признал отца, захныкал, но потом опомнился и радостно вцепился ему в бороду обеими ручонками.
- Ух ты! - Роман помотал головой, по одному отцепляя от бороды пальчики сына. - Вырос-то как!
- Тебя всё вспоминал, - улыбнулась Анна. - Каждый вечер: «Тятя! Тятя!»
