Мика Валтари - Наследник фараона
В его словах был здравый смысл, но я все-таки удивился:
— Неужели ты собираешься трудиться всю свою жизнь, чтобы заплатить этому старому безумцу, который так беснуется у меня за дверью?
Капта отпил вина и, причмокнув губами, сказал:
— Поистине стоит помучиться недельку-другую в темной норе на жестких камнях и пить вонючую воду, чтобы получить полное наслаждение от мягких сидений, хорошего освещения и вкуса вина. Нет, Синухе, я не такой безумец, как ты думаешь. И все-таки мое слово твердо, а потому ты должен вернуть ему зрение, как я обещал, чтобы он смог научиться играть со мной в кости. Он был азартным игроком до того, как ослеп, и, если он проиграет, что я могу поделать? Ты, конечно, понимаешь, что я собираюсь играть на очень высокие ставки.
Я понял, что это был действительно единственный достойный выход для Капта выплатить огромный долг, ибо Капта был искусным игроком, если кости выбирал он сам. Я обещал применить все свое искусство и вернуть старику зрение, по крайней мере настолько, что он сможет различать очки на костях. За это Капта обещал послать Мути серебра, которого хватило бы на восстановление дома медеплавильщика в Фивах и на ее безбедное существование во время моего отсутствия.
Я позвал старика, и Капта заверил его, что выплатит ему долг, если тот согласится немного подождать. Я осмотрел его глаза и понял, что его слепота происходила не от жизни в темноте, а от старой запущенной болезни. На следующий день я вылечил его при помощи иглы тем способом, который я усовершенствовал в Митанни. Я не мог сказать, как долго он будет зрячим, ибо на глазах, вылеченных таким способом, через небольшой промежуток времени образуются рубцы и окончательную потерю зрения нельзя ни предотвратить, ни устранить.
Я привел Капта к Хоремхебу, и тот обрадовался ему Он обнял его и назвал храбрецом, уверяя, что весь Египет благодарен ему за его великие дела.
Но Капта опустил голову и заплакал, приговаривая:
— Посмотри на мое брюхо, которое стало, как пустой мешок, из-за моих трудов ради тебя. Взгляни на мой покалеченный зад и на мои уши, изорванные в клочья тюремными крысами Газы! Ты говоришь мне о благодарности, от которой мне ни тепло, ни холодно. Нигде не вижу я мешков с золотом, которые ты обещал мне. Нет, Хоремхеб, я не прошу благодарности, я прошу, чтобы ты, как человек чести, заплатил мне свой долг, ибо мне тоже надо выплатить долги. Поистине я глубоко увяз в долгах, глубже, чем ты можешь себе представить.
Хоремхеб помрачнел и, похлопывая себя по ноге плетью, ответил:
— Ты рассуждаешь как дурак, Капта. Ты хорошо знаешь, что у меня нет добычи, которой я мог бы поделиться с тобой, и что все золото, попавшее в мои руки, идет на войну с хеттами. Я и сам беден, и одна лишь слава мне наградой. Самое большее, что я могу сделать для тебя, так это заточить твоих заимодавцев в тюрьму, обвинив их во множестве преступлений, и повесить их на стене, освободив таким образом тебя от уплаты долгов.
С этим Капта не мог согласиться. Хоремхеб разразился грубым хохотом и сказал:
— Капта, как ты дошел до тою, что тебя привязали к колесу как сирийского шпиона и бросили в темницу? Хоть Роджу и сумасшедший, но он все же прекрасный воин и, должно быть, имел основания для этого.
Капта разорвал на себе богатые одежды в знак невиновности, ударил себя в грудь и вскричал:
— Хоремхеб, Хоремхеб! Не ты ли только что говорил мне о благодарности, и лишь для того, чтобы потом оскорбить меня ложными обвинениями? Разве не я отравил лошадей хеттов и тайно доставил зерно в Газу? А когда ты стоял лагерем в пустыне, не я ли нанял лысого человека, чтобы он подробно рассказал тебе о расположении врагов? Не я ли нанял рабов, чтобы они вспороли бурдюки с водой в хеттских колесницах, когда они нападали на тебя? Все это я делал для тебя и для Египта, не думая о прибыли. Это только честно и справедливо, что я должен был оказать некие безобидные услуги хеттам и Азиру. Вот почему, когда я бежал в Газу, у меня была при себе табличка с охранной грамотой от Азиру. Мудрый человек должен все предусмотреть и иметь много стрел в своем колчане. Ни тебе, ни Египту не было бы от меня ни малейшей пользы, если бы мой скелет вывесили для просушки на стене. Я носил охранную грамоту с собой, ибо, промедли ты хоть немного, Газа пала бы. Но Роджу подозрителен, и напрасно я прикрывал свой слепой глаз и рассказывал о ядовитых жуках, как мы договорились. Он не поверил ни одному моему слову и растягивал меня на колесе до тех пор, пока я не взревел, как бык, и не сказал, что я лазутчик Азиру.
Хоремхеб рассмеялся и ответил:
— То, через что ты прошел, и будет твоей наградой, мой добрый Капта. Я знаю тебя, а ты знаешь меня. Не докучай мне более этим золотом, ибо такие разговоры раздражают меня и выводят из терпения.
Но Капта настаивал до тех пор, пока наконец не добился от Хоремхеба исключительного права на покупку и продажу всей военной добычи в Сирии. Он мог скупать, делать ставкой в игре или обменивать на пиво, вино и женщин любую добычу, которая была поделена между солдатами. Ему также разрешалось продавать долю добычи фараона и долю Хоремхеба и обменивать ее на товары, в которых нуждалось войско. Одно это право делало его богатым человеком; тем не менее он потребовал такого же права на любую сирийскую добычу, которая достанется в будущем армии Хоремхеба. Хоремхеб согласился, поскольку это ему ничего не стоило, а взамен Капта обещал ему щедрые подарки.
3
Когда Хоремхеб починил все свои колесницы, набрал вспомогательные войска в Египте, собрал в Газе всех лошадей южного Египта и обучил свое войско, он обнародовал послание, гласящее, что он пришел как освободитель Сирии, а совсем не как завоеватель. Под дружественным покровительством Египта, утверждал он, все сирийские города обрели независимость и право свободной торговли, каждый под властью своего правителя. Из-за низкого предательства Азиру эти города были вынуждены подчиниться его тиранической власти. Азиру отнял у царей наследственные короны и обложил города обременительными налогами. По своей жадности он продал Сирию хеттам, в чьей жестокости и злодеяниях сирийцы убеждались повседневно. Посему он, Хоремхеб Непобедимый, Сын Сокола, пришел освободить Сирию от ярма рабства, поощрить торговлю и восстановить власть прежних царей, дабы под защитой Египта страна процветала и благоденствовала, как прежде. Он обещал свою помощь каждому городу, который изгоняет хеттов и запирает свои ворота перед Азиру.
А те города, которые будут продолжать сопротивляться, он сожжет, разграбит и разрушит, сотрет их стены с лица земли навечно и уведет жителей в рабство.
Наконец Хоремхеб двинулся в поход на Иоппию и послал свой флот закрыть вход в гавань. С помощью своих шпионов он распространял эти воззвания, вызывавшие большую растерянность и смятение в городах и споры среди врагов, что и было их единственной целью. Но Капта, человек осторожный, оставался за стенами Газы на тот случай, если Хоремхеб потерпит поражение, ибо Азиру и хетты, объединившись, собирали громадные силы в глубине страны.
Роджу Бычья Шея примирился с Капта, который рассеял его заблуждения, объяснив, что воины, занимавшиеся грабежами во время осады, украли четыре сотни подхвостников со склада конской сбруи и съели их, потому что они были изготовлены из мягкой кожи и их можно было жевать, заглушая муки голода. Когда Роджу услышал это, припадок его бешенства утих настолько, что его уже можно было развязать, и он простил своим товарищам воровство за их великую доблесть.
Когда Хоремхеб отбыл со своими воинами, Роджу запер ворота Газы, торжественно поклявшись, что никогда более не впустит никакие войска в город. Он пил вино и наблюдал за игрой Капта со стражником. К моменту отъезда Хоремхеба Капта отыграл у старика только полтора миллиона дебенов золота. Они пили и бросали кости с утра до ночи, ссорились и швыряли кости в лицо друг другу, хлопали в ладоши и высыпали кости из чашки так, что те катились по полу. Жадный старик делал только маленькие ставки, он горевал и оплакивал каждую свою потерю. Едва Хоремхеб осадил Иоппию, Капта заставил старика поднять ставки; когда же гонец принес весть, что Хоремхеб прорвался в город, Капта, бросив кости несколько раз, обобрал своего противника так, что тот оказался должен ему несколько сотен тысяч дебенов золота. Капта, однако, был великодушен и простил долг. Он пожаловал старику новые одежды и пригоршню или около того серебра, так что тот плакал от радости и благословлял Капта как своего благодетеля.
Не знаю, жульничал ли Капта и не играл ли он костями, налитыми свинцом. Знаю только, что играл он с огромным мастерством и невероятной удачливостью. Россказни об этой азартной игре на миллионы — игре, которая продолжалась много недель подряд, — распространились по всей Сирии, а старик, вскоре снова ослепший, доживал остаток своих дней в маленькой хижине у стен Газы. Путешественники приезжали к нему даже из других городов, и он рассказывал об этой игре. Годы спустя он мог повторить счет каждого кона, ибо у слепых хорошая память. Но более всего он гордился, рассказывая о последнем коне, во время которого проиграл сто пятьдесят тысяч дебенов золота, ибо никогда ранее при игре в кости не разыгрывались такие высокие ставки. Люди приносили ему подарки, уговаривая его повторить эту историю, так что он не испытывал нужды, а жил в еще большем достатке, чем если бы Капта содержал его.
