Владимир Понизовский - Заговор генералов
Князь Багратион вынужден был подчиниться. Собственноручно написал:
«Начальнику 1 Кавказской конной туземной дивизии. Копия всем командирам полков и командиру 8 дивизиона. Приказываю немедленно приостановить продвижение частей дивизии, сосредоточить их в районе Вырица и никаких выступлений против войск Временного правительства ни в коем случае не предпринимать». По железнодорожному телеграфу приказ для сведения был передан и в Питер. Со всей очевидностью он означал: попытка наступления корниловских войск на столицу завершилась полным провалом.
На первый взгляд малозначительными, на самом деле весьма важными свидетельствами банкротства Корнилова явились еще два факта: вчера же профессор Милюков, день назад порывавшийся ехать в Ставку, поспешно «отбыл на отдых» в Крым, а Родзянко публично заявил, что о заговоре главковерха он «узнал только из газет и к нему совершенно не причастен». Значит, и кадеты, и торгово-промышленные круги отказались от своего протеже in extermis[26].
Керенский ликовал. Вчера же поздним вечером он распорядился объявить по радиотелеграфу — «Всем! Всем! Всем!..» — что «мятежная попытка генерала Корнилова и собравшейся вокруг него кучки авантюристов не встретила поддержки армии» и что «двинутые на Петроград путем обмана войска остановлены». Тем же часом он предложил «Совету Пяти» и, конечно, получил безоговорочное согласие на то, к чему стремился с самого начала своего феерического взлета, и это свое вожделенное выразил в приказе, разосланном немедленно на все фронты:
«Приказ по Армии и Флоту 30 августа 1917 года № 47.Сего числа согласно Постановления Временного Правительства на меня возложено Верховное Командование вооруженными силами Государства… Вступая в Верховное Командование всеми вооруженными силами Государства Российского, я заявляю о своем полном доверии всем чинам армии и флота, генералам, адмиралам, офицерам, солдатам и матросам, вынесшим на своих плечах тяжкое испытание последних дней…. Пусть помнит каждый, кто бы он ни был, генерал или солдат, что малейшее неподчинение власти будет впредь беспощадно караться.
Довольно играть судьбой Государства.
Пусть поймут и глубоко проникнутся убеждением все русские люди, стремящиеся к спасению революции, достижению свободы и обновлению общественного строя Государства, что в эту минуту все наши помыслы и силы должны быть устремлены прежде всего на защиту Родины от врага внешнего, стремящегося поработить ее…»
О, с каким наслаждением вывел он: «Министр-Председатель, Верховный Главнокомандующий…» — и размашисто подписал! То, чего Корнилов хотел достичь огнем и мечом, он добыл своим умом и хитростью, а отчасти и благодаря тупоголовому генералу!..
В сегодняшних же номерах газет был опубликован за подписями Керенского и Савинкова указ Временного правительства об отчислении от должности с преданием суду за мятеж генерала от инфантерии Лавра Корнилова.
— Теперь, после ликвидации опасности справа, необходимо еще более решительно приступить к устранению неимоверно возросшей опасности слева, настойчиво побудил Керенского военный генерал-губернатор, приехавший в Зимний. — Вот поименный список всей большевистской верхушки, за исключением Ленина, коего контрразведка усердно разыскивает и обещает в ближайшие дни найти.
— Знаю, — скупо ответил Керенский, как-то особенно взглянув.
«Входит в роль генералиссимуса», — усмехнувшись про себя, подумал Савинков.
Дело было не только в этом — Керенский уже предопределил судьбу самого генерал-губернатора и управляющего военмина.
Однако пренебрегать его настойчивыми советами не следовало. Да, последние дни с полной очевидностью обнаружили: именно большевики-ленинцы, а не Чхеидзе, Церетели и их присные подняли солдатские и рабочие массы в Питере, в действующей армии и по всей России против Корнилова. Именно их Военная организация, «военка», в считанные часы воссоздала отряды Красной гвардии, вооружила их и рабочие дружины, направила инструкторов. Как в панике писала милюковская «Речь», в столице ныне сорок пять тысяч вооруженных красногвардейцев. Большевики, а не эсеры и меньшевики направили отряды навстречу войскам мятежного генерала, организовали строительство заграждений на подступах к столице; они же через путейцев устроили хаос на железных дорогах; вызвали моряков Кронштадта, Гельсингфорса и всей Балтики; настояли на посылке мусульманской делегации в Кавказский туземный корпус.
Что ж, спасибо. И довольно! Слова в «Приказе по Армии и Флоту» «пусть помнит каждый» адресованы отныне именно большевикам. Через недельку-другую с помощью тех же Церетели и Чхеидзе он, единоличный диктатор, проведет в послушных Советах и в «Совете Пяти» законы о борьбе против левой опасности.
А сейчас нужно укреплять завоеванные позиции.
— Пригласите ко мне генерала Алексеева.
Старый генерал ждал этого вызова. Накануне его посетил на дому Терещенко. «Если Керенский предложит вам должность начальника штаба непременно соглашайтесь, Михаил Васильевич. Если откажетесь, Керенский назначит другого, и тогда Лавра Георгиевича, Антона Ивановича и иных сопричастных смогут и впрямь расстрелять!» — «Противно до глубины души прислуживать этому выскочке!» — «Ничего не поделаешь, я сам не лучшего мнения о нем. Но это ваш нравственный долг во имя спасения товарищей по оружию». Теперь, явившись во дворец и услышав предложение Керенского, генерал принял его, но с условием: сначала он должен переговорить с Корниловым.
— Никаких возражений, Михаил Васильевич!
В час дня такой разговор по аппарату Юза состоялся. Алексеев обрисовал Корнилову обстановку:
— Юзфронт лишился всех старших чинов своего штаба и снабжений. Все они арестованы, и управление фронтом находится в слабых, неорганизованных руках. Управление Северного фронта, по-видимому, не в лучшем положении… В тяжкие минуты развала управления армиями нужны определенные и героические решения… Подчиняясь сложившейся обстановке, повинуясь велениям любви к родине, после тяжкой внутренней борьбы я готов взять на себя труд начальника штаба. Но такое решение мое требует, чтобы переход к новому управлению совершился преемственно и безболезненно… Высказанные сегодня мною условия по оздоровлению армии исходят из начал, вами заявленных, и, кроме того, к ним присоединяются условия, вызываемые расстройством состава наших старших командующих лиц… Прошу очень откровенно высказать все, что можете. Ожидаю вашего ответа.
Корнилов высказал свое мнение: если будет объявлено по России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка и на его решения «не будут влиять различные безответственные организации», то он немедленно примет со своей стороны меры, чтобы успокоить круги, идущие за ним. Он требует приостановить предание суду Деникина и подчиненных ему лиц и выражает протест вообще против арестов генералов и офицеров, «необходимых прежде всего армии в эту ужасную минуту». Он требует, чтобы правительство немедленно прекратило дальнейшую рассылку приказов и телеграмм, порочащих его и «вносящих смуту в стране и в войсках», пообещав со своей стороны также не выпускать приказов и воззваний, кроме уже выпущенных. Немедленный же приезд Алексеева в Ставку необходим.
Смещенный главковерх все еще в ультимативном тоне диктовал свои условия, которые в целом совпадали с мнением Алексеева. Правда, он уже не заявлял категорически, что «предпочитает смерть устранению от должности верховного». Впрочем, то писал Завойко. А сам генерал никогда не придавал словам никакого значения — значение имеет только оружие. Сейчас, в разговоре по аппарату Юза, он подтвердил:
— Ваш приезд, Михаил Васильевич, необходим. Ответ по содержанию, приведенному выше, прошу дать мне в возможно скорейший срок, так как от ответа будет зависеть дальнейший ход событий.
В этой фразе тоже улавливалось нечто угрожающее. Алексеев заверил, что требования Корнилова он сейчас же доведет до сведения Керенского и ускорит свой приезд в Могилев.
— Мольба о сильной, крепкой власти, думаю, есть общая мольба всех любящих родину и ясно отдающих себе отчет в истинном ее положении, иносказательно подтвердил он свою приверженность программе смещенного главковерха. — Поэтому вы можете быть убеждены в самой горячей поддержке вашего призыва.
И он попросил Корнилова продолжать управлять войсками и делать «распоряжения, которые подсказываются угрожающим положением неприятеля. Здесь важны не только дни, но и часы и минуты». Кого он подразумевал под неприятелем, Алексеев не уточнил.
Прочитав ленту, Корнилов согласился, однако же потребовал:
— Но для того чтобы я мог продолжать свою оперативную работу и создать положение, отвечающее обстановке, необходимо, чтобы правительство изменило свои распоряжения, в силу которых прекратились намеченные мною стратегические перевозки войск.
