Филипп Ванденберг - Вторая гробница
– Ерунда! – возмутился Говард. – Ты пытаешься внушить мне, что тебя волнует моя слава? Спинк, ты был и остаешься мошенником. Ты серьезно думаешь, что меня можно купить? Спинк, Спинк! Говард Картер – человек чести, и этим он отличается от тебя!
Спинк должен был признать, что в переговорах с Картером потерпел неудачу. Покачав головой, он похромал к своей лошади. Но прежде чем сесть в седло, он крикнул:
– Картер, не совершай ошибку! Ты должен еще раз все хорошенько обдумать.
В ту ночь Картер ни на минуту не сомкнул глаз. Когда он встал около шести часов утра, было еще темно. Его лишило сна не только волнение, связанное с открытием гробницы, но и предложение Спинка. Бесконечные оскорбления Карнарвона, постоянные намеки лорда на происхождение Говарда и на то, что он фактически пятнадцать лет был иждивенцем его светлости, – всего этого было достаточно, чтобы отомстить лорду. Спинк, впрочем, был прав, когда сказал, что никто заранее не знает, какие сокровища скрыты в гробнице. «Как далеко я могу зайти в своей добропорядочности?» – спрашивал себя Говард. Увы, честным трудом он не смог заработать себе даже небольшое состояние. Небольшая спекулятивная торговля принесла бы ему намного больше, чем его годовой заработок.
Погрузившись в размышления, он не заметил, как наступило утро, азатем события пошли своим чередом. Когда Картер прибыл в Долину царей, работа уже шла полным ходом. Каллендер и отряд охранников менялись и спали по очереди. Никто не хотел пропустить великий момент. Даже батраки, которые обычно выполняли свою работу только ради денег и не проявляли особого интереса, сейчас старались как можно быстрее поднимать корзины с мусором наверх. Чувствовалось, как нарастает напряжение. Незадолго до полудня старший рабочий Ахмед Гургар сообщил, что рабочие наткнулись на еще одну запечатанную дверь.
Картер бешено сорвался со своего кресла под зонтом и бросился вниз по ступеням, потом – по узкому коридору. Рабочих, которые молча и благоговейно встречали его, он отпихивал в сторону, пока не добрался до стены. Она была точь-в-точь такая же, как первая. На ней тоже был картуш с именем Тутанхамона и печать города мертвых.
Говард осторожно ощупал пальцами стену, будто боялся сломать. Ахмед, державший лампу, вопросительно взглянул на Картера. Когда археолог заметил его взгляд, он серьезно и торжественно произнес, обводя указательным пальцем картуш с тронным именем Небхепрура:
– Ахмед, за этой стеной мы найдем забытого фараона!
– Да, эфенди, – ответил Ахмед Гургар так же благоговейно.
– Да, эфенди! – передразнил раиса Говард. Он схватил старшего рабочего за плечи и стал трясти его, как грушу, неистово крича от радости: – Ты вообще понимаешь, о чем я говорю? За этой стеной спрятана гробница фараона, а мы – первые люди, которые войдут в нее спустя три тысячи лет. И единственное, что ты можешь об этом сказать, «да, эфенди»!
Говард в волнении оттолкнул раиса.
Привлеченные криками, которые доносились из глубины, в коридор спустились Карнарвон и Эвелин. Они только что прибыли из Луксора, а весть о второй запечатанной стене распространилась подобно лесному пожару.
Картер скупо ответил на их приветствие и кивком указал на печати.
– Это значит… – начал лорд и запнулся.
– …что мы можем найти там замечательные предметы, -продолжил за него Картер.
– Приступайте к вскрытию гробницы!
Говард, до этого момента не обращавший внимания на лорда тут же повернулся к нему. Тихим голосом, в котором чувствовалась угроза, он произнес:
– Милорд, как, кто и что здесь будут делать, решаю я. Вы, конечно, оплатили представление, но директор здесь – я, и под мою дудку пляшут все. Даже вы, милорд!
Эвелин вздрогнула. Она не могла припомнить, чтобы кто-то разговаривал с ее отцом подобным тоном. Она ожидала услышать очень жесткий ответ. Но ничего не произошло. Напротив, лорд Карнарвон тихо сказал:
– Простите, мистер Картер, это все от волнения. Само собой, только вы составляете график работ.
В жизни Картера подобных моментов было мало, зато поражений и оскорблений насчитывалось куда больше. Вероятно, он переживал величайший триумф своей жизни: гордый лорд Карнарвон, который, как можно было предположить, еще никогда ни перед кем не извинялся и всегда говорил «я идеален», просил у него прощения, у него – недостойного Говарда Картера из Сваффхема в Норфолке.
Говард упивался моментом молчаливого напряжения, он впитывал его в себя как опиум и пьянел от него. Его эйфория лишь усиливалась от удивленного взгляда Эвелин. Она никогда бы не подумала, что у Говарда будет столько гордости, а у ее отца – столько уступчивости.
Картер молча подал раису знак, и тот протянул ему тяжелый заостренный лом. Лорд и его дочь отпрянули. Говард будто готовился сразиться с противником. Он снял пиджак, потом поднял над головой железный лом. Наконец он замахнулся и ударил ломом в правый верхний угол стены.
Камень начал крошиться. Обломки размером с кулак падали на пол. Говард, словно паровая машина, без устали долбил стену. Он бил в каком-то странном ритме, очень похожем на стук человеческого сердца. Казалось, что сердце фараона вновь начинает биться.
Ни пот, выступивший по всему телу, ни едкая пыль в легких не могли остановить Картера. Стиснув зубы, он бил тяжелым ломом по камню, пока тот вдруг не провалился внутрь. Лом торчал из стены наполовину.
Говард замер в задумчивости. Потом он обернулся к Карнарвону, который прижимал носовой платок ко рту, и кивнул.
Эвелин с удивлением наблюдала, как раис зажег свечу, будто хотел подчеркнуть торжественность момента. Но едва Говард вынул лом из стены, Ахмед протянул свечу ему. Картер держал свечу, как фокусник. Все выглядело так театрально, словно Говард сотни раз репетировал эти движения. Археолог поднес свечу дыре, пламя сильно замигало и, казалось, вот-вот должно было потухнуть. Все почувствовали, как тысячелетний воздух выходит из гробницы.
Словно жрец на таинственной церемонии, Говард размахивал свечой. Бесконечно тянулись таинственные минуты. Наконец Картер произнес:
– Никакой опасности нет! – Когда Эвелин вопросительно взглянула на него, он добавил: – Я опасался, что за тысячи лет в гробнице скопились ядовитые газы. Но если бы они были, то свеча наверняка погасла бы. Старый шахтерский трюк!
Картер вновь взял лом и начал осторожно расширять отверстие в стене. Когда оно стало чуть больше головы ребенка, старший рабочий протянул Картеру электрическую лампу, и тот, отвинтив рефлектор, сунул в отверстие лампочку на проводе. Охваченные волнением, Эвелин и Карнарвон подошли к Картеру. Перевернутая корзина служила Говарду подставкой. Археолог ухватился руками за край дыры и, затаив дыхание, заглянул внутрь. Лорду Карнарвону, Эвелин, Каллендеру и раису казалось, что это длится бесконечно долго.
– Картер! – с надеждой зашептал лорд, его голос звучал почти умоляюще. – Говорите уже, Картер, я прошу вас!
– Что случилось, Говард? – возмутилась Эвелин.
Картер осторожно опустил лампочку. Прошло некоторое время, прежде чем его глаза привыкли к необычному освещению, В комнате, находившейся за его спиной, словно за дымовой завесой, двигались странные фигуры и звери, глаза их блестели, как живые, будто новомодный электрический свет неожиданно пробудил их от тысячелетней спячки. Лампочка болталась на проводе, и по всей комнате бегали качающиеся тени, похожие на корабль в бушующем море. А хранившиеся там богатства – покрытые золотом ящики, сундуки и боевые колесницы – блестели и мерцали, будто эта комната была сокровищницей халифа.
– Милорд, как, кто и что здесь будут делать, решаю я. Вы, конечно, оплатили представление, но директор здесь – я, и под мою дудку пляшут все. Даже вы, милорд!
Эвелин вздрогнула. Она не могла припомнить, чтобы кто-то разговаривал с ее отцом подобным тоном. Она ожидала услышать очень жесткий ответ. Но ничего не произошло. Напротив, лорд Карнарвон тихо сказал:
– Простите, мистер Картер, это все от волнения. Само собой, только вы составляете график работ.
В жизни Картера подобных моментов было мало, зато поражений и оскорблений насчитывалось куда больше. Вероятно, он переживал величайший триумф своей жизни: гордый лорд Карнарвон, который, как можно было предположить, еще никогда ни перед кем не извинялся и всегда говорил «я идеален», просил у него прощения, у него – недостойного Говарда Картера из Сваффхема в Норфолке.
Говард упивался моментом молчаливого напряжения, он впитывал его в себя как опиум и пьянел от него. Его эйфория лишь усиливалась от удивленного взгляда Эвелин. Она никогда бы не подумала, что у Говарда будет столько гордости, а у ее отца – столько уступчивости.
Картер молча подал раису знак, и тот протянул ему тяжелый заостренный лом. Лорд и его дочь отпрянули. Говард будто готовился сразиться с противником. Он снял пиджак, потом поднял над головой железный лом. Наконец он замахнулся и ударил ломом в правый верхний угол стены.
