Александр Артищев - Гибель Византии
Тщательно продуманный, просчитанный до мельчайших деталей план обороны Константинополя начинал рассыпаться прямо на глазах. При виде развевающихся на башнях Керкопорты турецких знамен, осаждающие резко усилили натиск. Прорвавшиеся за внутреннюю сторону укреплений, османские отряды бежали вдоль стен, нападая с тыла на защитников и пытаясь распахнуть ворота. Попавшие в окружение венецианцы Минотто несли тяжелые потери. Феофил Палеолог, сняв со стен почти всех своих воинов, отразил турок от Полиандровых ворот, но дальше продвинуться не смог: его маленький отряд буквально увяз в огромном множестве вражеских солдат.
Первыми пали Адрианопольские ворота. Широкий вал пеших и конных воинов Исхак-паши влился через распахнутые створы и разбиваясь на более мелкие потоки, устремился вглубь города.
Гонец дрожал и заикался, время от времени взмахивал рукой и указывал вдаль, себе за спину. Константин почти не слышал его сбивчивых слов, ощущение непоправимой беды охватило его с такой силой, что поначалу василевс просто не смог собраться с мыслями.
— Как ты сказал? — неестественно спокойным голосом переспросил он. — Мусульмане в городе?
И тут же пришпорил жеребца так, что могучее животное взвилось на дыбы и как вихрь понеслось вскачь.
«Это ошибка!» — звенело в голове у Константина. — «Какое-то чудовищное недоразумение. Не может быть, чтобы всё было кончено.»
Железо подков выбивало из булыжника каменную крошку; строения на обочинах Месы проносились мимо одной сплошной ломанной линией; за спиной, подобно эху, слышался топот коней приотставшей свиты.
«Почему Кантакузин не остановил врага? Как мог протостратор допустить отход защитников?»
Всё это напоминало дурной сон, кошмар, от которого не спасает даже пробуждение.
«Я погубил Город! Свой народ!» — в порыве самоистязания Константину хотелось кричать во все горло.
Имел ли он право упрекать кого-либо за малодушие, если он сам, император и верховный военачальник, в ответственейший час покинул поле боя? Чем он лучше Лонга? Тот хоть, спасая собственную жизнь, позаботился вывести из-под удара своих людей. А он, василевс? Что делал в это время он? Пытался жалкими словами помочь делу там, где требовалась вся сила духа и собранная в кулак решимость побеждать наперекор судьбе.
С далеких башен насмешливо ухмылялись лоскутки чужих знамен.
Нет, еще не всё потеряно! Он успеет, он не может не успеть! Заткнет своим телом брешь, опрокинет и погонит вспять вражеские полчища!
Рядом с ним возник верховой в изрубленных, окровавленных доспехах. Он чуть не валится с седла от ран и от усталости, его конь храпит и роняет изо рта хлопья белой пены. Что кричит этот человек? Константин натянул поводья и прислушался. Он доносит, что стратег во главе своей дружины ведет бой неподалеку от цистерны Аспара; что большинство горожан окружено и заперто в своих башнях; что итальянские союзники, не в силах сдержать натиска, отступают по всей линии укреплений; что протостратор, пытаясь отбить у турок захваченные ими Адрианопольские ворота, бросился в самую гущу вражеских солдат и пропал среди них. Гвардейцы поспешили за ним, но были вынуждены отступить перед бесчисленным противником.
Константин резко осадил коня.
— Что с Феофилом? — срывающимся от горя голосом закричал он.
Всадник мотнул головой и от этого движения едва не полетел на землю. Вцепившись в гриву коня, он удержал равновесие и через силу выговорил:
— Прости, государь, но последнее, что мы слышали от протостратора — его крик: «Не отступать! Победа или смерть!» Потом голос смолк и никто из нас больше не видел командира.
Слезы чуть не брызнули из глаз императора.
— Погиб как герой, — прошептал Константин и прикрыл лицо ладонью.
Смерть ближайшего соратника и друга потрясла его до глубины души. Но усилием воли он сумел овладеть собой, вернуть себе выдержку, способность быстро и здраво рассуждать, поступать сообразно обстоятельствам.
Повернувшись к свите, Константин приказал:
— Отправляйтесь на все участки! Скликайте людей к обители Святого Иоанна. Я назначаю там место всеобщего сбора.
Он сглотнул ком в горле и продолжил:
— Враг прорвался за укрепления, но битва еще не проиграна. Мы дадим бой мусульманам здесь, в сердце святыни нашей и больше не отступим ни шагу. Спешите, друзья, время не ждет!
Более десятка всадников помчались в разные стороны.
Константин похлопал по шее коня и распрямился. Нет, он не лгал и не кривил душой. Он действительно рассчитывал отразить врага. Многолетний опыт подсказывал ему наиболее верное в данной ситуации решение — собрать воедино разрозненные отряды защитников и маневрировать, уходя от основных сил неприятеля и нанося удары по отколовшимся от них группам солдат. Обширное многомильное пространство города должно было облегчить ему эту задачу. Османским войскам предстояли упорные, изматывающие уличные бои, осада дворцов и хорошо укрепленных поместий знати. Силы неприятеля неизбежно распылятся, большинство воинов займется грабежами и по возможности будет избегать кровопролитных стычек. Каждый квартал будет многократно переходить из рук в руки. C наступлением ночи мародеры, отягощенные награбленной добычей, повалят обратно и тогда появится реальная возможность отбить у врага утерянные ранее ключевые участки укреплений. И трудно вообразить себе силу, способную поутру вновь поднять османскую армию на штурм, заставить сорвавших куш солдат заново начинать изнурительное сражение.
С точки зрения тактики план Константина был достаточно хорош и подтверждался опытом многих именитых полководцев. Но в нем не учитывалось то, против чего оказывались бесполезными всевозможные расчеты и ухищрения — огромная, несоразмерная с силами защитников, численность вражеской армии.
Время шло, ожидание начинало затягиваться. Становилось ясно, что благоприятный момент может быть упущен. К монастырю явилось лишь около сотни генуэзцев Каттанео, несколько десятков гвардейцев и разрозненные отряды ополченцев с примкнувшими к ним остатками воинов венецианца Контарини. Остальные отряды были рассеяны врагом или не могли отступить и продолжали сражаться, запертые в башнях или на крепостных стенах. Последним прибыл сильно поредевший полк Кантакузина.
— Все кончено, государь, — отдышавшись, прохрипел стратег. — Турок не сдержать, их слишком много.
— Стыдись, Димитрий! — упрекнул василевс. — Война — эта длинная череда случайностей. Туркам удалось прорваться за стены, но смогут ли они закрепить свой успех? От нас и ни от кого более зависит помешать им в этом.
Он хотел было продолжить, обращаясь на этот раз ко всем воинам, но смолк на полуслове. Все повернули головы и замерли: по Месе от центра города к монастырю под звуки церковного песнопения шел крестный ход. Шли женщины и дети; шли раненые, увечные, больные, незрячие, хромые и юродивые; шли старики и подростки, отягощенные оружием и слишком громоздкой для их слабых тел воинской броней; шли престарелые схимники (молодых уже успела поглотить война) и высохшие от долгих лет добровольного затворничества монахини и послушницы. Многочисленные голоса слажено и торжественно выводили чарующую мелодию литургии, тренированными басами вплеталось в нее пение священников и подьячих. Золотом и серебром блестели на солнце облачения, сверкали святые дароносицы и раки с кусочками бесценных реликвий. Кадила источали белый дым, церковные хоругви мягко реяли над головами, с полотнищ и икон смотрели на людей огромные и пронзительные, застывшие в безмолвном страдании глаза Христа Спасителя.
Константин приподнялся на стременах.
— Воины мои! — загремел его голос. — Сама Родина провожает нас! Она зовет в бой, приказывает нам умереть за нее!
Он вытащил меч из ножен.
— До последней капли крови! — крикнул он, напоминая клятву.
Золотые шпоры вонзились в круп коня.
— Вперед, христиане! С нами Бог и Крестная сила!
ГЛАВА XLVI
Анатолийцы, овладев примыкающими к Влахернам кварталами, устремились вдоль Месы к центру города. Однако вскоре в передовых рядах поднялось смятение; джебели остановились и даже попятились: навстречу им во весь опор мчался конный отряд неприятеля. Мало кто из турок предполагал отпор, большинство было уверено, что с христианами покончено еще на стенах. Растерянность сменилась тревогой — а что, если у неверных в резерве десятки тысяч ратников? Пехота хотя и приняла копья наперевес, но стала невольно отступать. В поисках подмоги оробевшие с надеждой поглядывали назад, более смелые и решительные упирали тупые концы копий в землю, чтобы выстоять при натиске закованных в броню византийцев.
Маленький отряд с ужасающим треском врубился в гущу османских солдат. Вверх взлетели обрывки тканей, куски щитов, копий и человеческой плоти. Напор конницы был настолько силен, что толпа анатолийцев раздалась в стороны, как вода под ударом дубины. Некоторое время турки еще сопротивлялись, уповая на свой численный перевес, но убедившись, что попытки выстоять напрасны, а длинные мечи горожан разят без промаха, они отступили, внося сумятицу в задние ряды и принуждая остальных к беспорядочному бегству. Византийцы с победным кличем устремились вдогонку, опрокидывая и втаптывая в землю замешкавшихся.
