KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Юрий Герман - Россия молодая. Книга вторая

Юрий Герман - Россия молодая. Книга вторая

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Юрий Герман, "Россия молодая. Книга вторая" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Савватеичем она стала называть его недавно, и это немного огорчало Рябова.

— Савватеич! — сказал он из сеней. — Выдумала! Стар я, что ли?

Она обернулась, взглянула на него своими всегда горячими глазами и с той улыбкой, от которой у него до сих пор падало сердце, сказала:

— А и не молодешенек, Ванечка, не тот уже, что меня увозом венчаться увозил. Да и как я тебя, такого сокола, позументами обшитого, Ванькой звать буду? Прогонишь меня из избы — куда денусь… Покажись-ка на свет!

Он шагнул вперед с полушубком на одном плече и, предчувствуя подвох, смущенно и просительно посмотрел на Таисью. Она долго в него вглядывалась, держа в руке веник, тяжело дыша от работы, глаза ее щурились, и было видно, что она едва сдерживается, чтобы не захохотать.

— Ну чего? — почти обиженно спросил он. — Чего разбирает?

— Вот перекрещусь! Вот, ей-ей, — торопливо, чтобы договорить не засмеявшись, и все же смеясь, говорила она. — Давеча генерала хоронили, из католиков, что ли… Ну, гроб у него… Ей-ей, Ванечка, ну что вот твой мундир! И позумент пущен! И серебро на нем…

Он, глядя на Таисью, тоже начал посмеиваться, в то же время сердясь. А у нее от смеха проступили на глазах слезы, она махала веником и говорила:

— Ох, Савватеич! Ну кто его тебе выдумал, мундир сей. Лапонька ты моя, для чего оно тебе…

— Вот как отвожу тебя веником! — сказал он, сдерживаясь, чтобы не смеяться. — Нашла хаханьки! Сама говорит: одевай, а сама — смехи!

И хмурясь и улыбаясь в одно и то же время, он вышел из сеней, благодарно и счастливо думая о Таисье, с которой вместе ждать им теперь и старости…

На лавочке возле лоцманского дома сидел совсем хилый, беззубый, белый как лунь финн-рыбак, тот самый рыбацкий староста, который много лет тому назад сказал Петру, что у него, у русского царя, даже по сравнению со старостой рыбаков, — тоже должность немалая.

— Здорово, дединька Эйно! — сказал Рябов. — Чего в избу не идешь?

— Оттыхаю! — сказал старик. — Уморился.

И, поморгав веками без ресниц, со значением произнес:

— Зторово на все четыре ветра!

— Ишь, выучил! — сказал Рябов. — Сколько учил?

Финн подумал, стал загибать пальцы, произнес строго:

— Семь лет.

И положил в рот кусочек жевательного табаку. Рябов закурил трубку, и оба стали смотреть на вздувшуюся, в синих подтеках, в пятнах грязного, талого снега — Неву.

— Скоро тронется? — спросил лоцман.

— Скоро.

— Когда?

— Секотня. Или завтра. Совсем скоро.

— Вишь, чертов парень! — всердцах сказал Рябов. — Будет на том берегу куковать…

— Не приехал сын?

— То-то и оно, брат, что не приехал.

— Не приехал. А я рипу принес. Папа твой велел…

— Таисья-то Антиповна?

— Велел принести хорошей рипы. Я принес…

Опять помолчали. Рябов глядел на здания Адмиралтейства, возле которых на стапелях стояло новое судно.

— «Латока»! — произнес погодя дед Эйно.

— Нет, брат, не «Ладога»!

— «Латока»! — упрямо повторил старик.

— «Ладогу» еще конопатят! — молвил лоцман. — Я завчерашнего дня там был. А сия шнява именуется вовсе «Нотебург».

Финн надолго задумался. Оба молча глядели на Неву, с которой, как казалось Рябову, доносился шорох и треск. Но это только казалось — лед еще держался. Даже пешеходы с опаскою, а брели черными мухами от Адмиралтейской части к Петропавловской крепости, возле которой был расположен рынок, от Васильевского к Новой Голландии, где жили корабельные мастера-иноземцы. Но саней на льду Невы уже не было видно и скот больше не гнали на Морской рынок, что был против крепости с другой стороны Невы.

— Сильно пойтет! — сказал дед Эйно. — Польшой путет летокот…

Рябов не ответил, щурясь смотрел на строящийся дворец генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина, на шпиль Адмиралтейства, возле которого в линеечку вытянулись трех— и шестиоконные домишки под черепичными, гонтовыми и соломенными крышами. Там, в этих домах, было отведено жительство и министрам, и офицерам, и посланникам, и генералам; там, в одном из этих домов, в случае ледохода мог остаться флота гардемарин Иван Иванович Рябов…

— Ну не чертов ли парень! — наконец сказал лоцман. — Другие еще когда из Москвы приехали, а ему там карты меркаторские занадобились. Так, вишь, ждет, сатана, сии карты…

— Такой, значит, служпа! — произнес дед Эйно. — Морской служпа.

Рябов не ответил; смотрел туда же, куда смотрел старик, — на морской штандарт, поднятый на государевом бастионе Петропавловской крепости ради воскресного дня. Желтое полотнище развевалось на холодном весеннем ветру и показывало двуглавого орла, который держит в лапах и клювах карты четырех морей: Балтийского, Белого, Каспийского и Азовского…

— Чертов парень, чертов парень, — неторопливо повторил дед Эйно. — Русский парень — такой парень. В нашей теревне там на взморье отин коворил сказку: жили мы тут жили, поживали мы тут поживали — плоко поживали. Изпу построим — она в полото укотит. Проваливается в полото. Еще трукую изпу построим — тоже в полото укотит. Вот пришел русский парень. Польшой парень, то самого непа — вот какой парень. Взял свою руку…

Эйно своими корявыми пальцами разогнул кулак Рябова — показал, как русский парень держит ладонь.

— Вот так. А на руке корот построил. Весь корот: тома, атмиралтейство, австерий, почт-тамт, пороховой твор, крепость, Невский першпектив. А кокта построил — поставил весь тот корот сразу на полото, польшой корот полото не мог сожрать. Не ушел корот в полото. Остался. Корот держится, отна изпа не тержится. Ты миешься?

— Я не смеюсь! — ответил Рябов. — С чего тут смеяться. Добрая сказка.

— Мияться не нато, — молвил Эйно. — Умная сказка.

— Ну, пойдем, дединька, — предложил лоцман, — заколеем тут на холоду сидеть. Может, моя хозяйка и прибралась в избе.

Эйно взял свою корзину с рыбой, Рябов широко распахнул перед ним калитку. В доме славно пахло лечебными травами, свежевымытыми полами, теплыми пирогами. Таисья приоделась, только волосы не прибрала — тугая, длинная коса ровно лежала вдоль спины и делала ее похожей на девушку, словно вернулись те давние времена на Мхах…

— Секотня приетет твой парень! — сказал ей дед Эйно.

— Да уж вовсе заждалась, дединька! — как-то громче обычного, с тоской в голосе сказала Таисья. — Два года не видела! Гардемарин уже; люди сказывают: малый с толком; худого про него не слышно, да только стосковалась вся…

И поставила на стол завтрак: миску каши, хлеб, кринку молока, а сама стала разбирать рыбу.

— Ты-то что ж не садишься? — спросил лоцман.

Она вздохнула, не ответила.

— Мост бы поставить через Неву, — погодя сказал Рябов. — Вот дело бы было. А то как ледоход, либо ледостав — носа с острова не высунуть.

— Мост? — спросил дед Эйно.

— Мост.

— Нельзя мост! — молвил финн. — Такой мост не пывает.

Он доел кашу, похлебал молочка и, поклонившись хозяйке, пошел к двери. Таисья его окликнула, попросила не побрезговать хлебом-солью, как сын приедет. Дед Эйно поблагодарил, лоцман проводил его до калитки и опять постоял, глядя на Неву и томясь ожиданием. Потом прошелся вдоль пологого берега, покрытого ноздреватым снегом, из-под которого уже кое-где пробивалась жухлая прошлогодняя трава, — к усадьбе шаутбенахта Иевлева. Здесь были раскрыты ворота и во дворе возился с легкими санками Иевлева кучер — хитрый мужчина Елизар.

— Поджидаешь? — спросил он, заметив Рябова.

— Да вот… похаживаю. Что с санками делаешь?

— А надобно их в каретник поставить. Кончилось санное время…

Елизар подошел поближе к воротам и, сделав таинственную мину, негромко заговорил:

— Ты, Иван Савватеевич, поджидаешь, и у нас ныне некоторые на усадьбе вовсе очей не смыкали…

Лоцман пожал плечами, как бы говоря, что его это обстоятельство совершенно не занимает.

— Всю ноченьку, поверишь ли, всю так на окошке и просидела Арина наша Сильвестровна. В полушубок отцовский завернулась, платком замоталась и на лед глядит. Добро еще, адмиральша не проведала…

— А и болтун ты, Елизар! — с сердцем сказал Рябов. — Словно баба старая. Сразу видать, что солдатом не служил, таракан запечный…

Елизар не обиделся, а засмеялся:

— Я-то таракан, а тебе лестно! Мужицкого роду, да на адмиральской дочери женить. Как бы только благословила Марья Никитишна, да, вишь, сумнительно…

Рябов плюнул и зашагал прочь, обратно к своей избе. Тут он постоял немного, чтобы остынуть от злости, вошел в кухню и присел на лавке, возле Таисьи, которая, сложив руки на груди, смотрела прямо перед собою и о чем-то думала.

— Небось, нынче-то к вечеру непременно ему быть! — молвил лоцман.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*