Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей
– А если мы откажемся? – вдруг спросил Мунин.
Профессор с удивлением посмотрел на него.
– Что значит – откажетесь?!
– То и значит, – историк приосанился и повёл плечами, стряхивая руки Евы. – Откажемся искать Ковчег, и всё.
– Послушайте, юноша! – прикрикнул на него Арцишев. – Давайте вот без этого… без неумного геройства. Берите пример со старших товарищей!
Арцишев сердито плюхнулся обратно в кресло Книжника. Помолчал, шумно выдохнул, снова закинул ногу на ногу и натянул на лицо подобие улыбки.
– У меня совсем нет настроения ругаться, особенно сейчас, – сказал он. – Есть много способов, чтобы заставить вас работать. Не хотите добром, придётся из-под палки. Но вам ведь и так уже крепко досталось, вы такой путь прошли… Жалко будет, если всё насмарку! Разве нет?
– Получится, что его товарищи погибли зря, – профессор небрежно указал на академика, который целился в Одинцова. – И Книжник тоже: он дорогу вам буквально выстелил, а вы упираетесь! И Варакса сделал всё, чтобы вы нашли Ковчег… Зачем провоцировать меня на крайние меры?
Арцишев окинул Еву взглядом с головы до ног.
– Лично мне, например, будет очень жаль видеть страдания такой прекрасной женщины. И вам это, по-моему, тоже совсем ни к чему. А главное, – добавил он, постепенно распаляясь, – хватит копаться в мелочах! Вспомните, что значит Ковчег для всего человечества. Это же ключ к тайнам Вселенной! С его помощью люди перестанут зависеть от источников энергии… У нас будет новый мир, понимаете? Абсолютно новый мир! Тоже мне, заладили – Книжник, Книжник… Да за это и сто, и тысячу таких Книжников отдать не жалко! Возвращение Ковчега станет началом Эры Благоденствия! А имена тех, кто его вернул, люди навечно впишут в историю.
– Угу, – в сторону сказал Одинцов, – и звание Героя России дадут посмертно.
– Что? – не расслышав, нахмурил брови профессор.
– Я говорю, неизвестно, что наступит завтра – следующее утро или следующая жизнь. Присказка такая восточная есть. Вы нас тут запугали совсем. Вон, Ева побледнела даже… У меня шкурный вопрос. Мы должны найти Ковчег. Хорошо. А кто гарантирует нашу безопасность? Сами сказали, что знающий молчит… Хотелось бы понять, кто всё-таки командует парадом.
Арцишев приосанился.
– Я руковожу финальной частью операции, – торжественно произнёс он, – и готов дать вам любые гарантии. Любые!
– Вот это, я понимаю, разговор! – Одинцов пошевелил пальцами. – У меня руки устали. Опустить можно?
– Нет, – сказал академик, который держал его на мушке.
Профессор бросил на говоруна свирепый взгляд, а Одинцов с ехидцей заметил:
– Понятно, кто тут главный.
Кукловодит у них всё-таки генерал, думал он. Профессор, конечно, тоже не последняя сошка, но и не первая. Может быть, вторая… Что за игру затеял Псурцев? Академики не могли убрать Книжника по собственной инициативе. Значит, получили приказ. Но зачем было ликвидировать учёного так демонстративно, при свидетелях? Хотели снова троицу припугнуть – или спешили очень?
Ева молчала, внимательно следя за происходящим. Она догадалась, почему Одинцов сел на стол Книжника, и понимала, что торгуется он для отвода глаз. Провоцирует и выжидает…
Второй академик тронул пальцами ухо, из которого за воротник вился провод гарнитуры, поднёс к губам обшлаг рукава и сказал в потайной микрофон:
– Принято.
По-прежнему держа пистолет в направлении Евы и Мунина, он шагнул за спинкой инвалидного кресла к напарнику и что-то прошептал. Тот кивнул в ответ и обратился к Арцишеву:
– Можно вас на два слова?
– У меня очень мало времени, – поднявшись, сухо бросил профессор пленникам, – и я не желаю его терять. Согласитесь вы сотрудничать или нет, в любом случае скоро всё закончится. Но не советую отказываться, иначе…
Арцишев оборвал речь на полуслове, многозначительно сжал кулак – словно скомкал всю троицу, – и вышел из кабинета. Первый академик двинулся следом, прикрыв за собой дверь. Второй перевёл ствол пистолета на Одинцова…
…и тут, набравшись духу, с места встала Ева.
– Простите, пожалуйста, – она замялась, – мне надо выйти.
– Сядьте, – не глядя, бросил в ответ академик.
– Мне очень надо.
– Ты чего, мужик, обалдел? Уже и в туалет нельзя?! – возмутился Одинцов.
Академик продолжал смотреть на него и повторил для Евы:
– Сказано – сидеть!
– Вы хотите, чтобы я делала это прямо здесь? – спросила американка. – О'кей.
Она не спеша подняла подол свитера и, покачивая бёдрами, демонстративно расстегнула пуговицу на джинсах. Мунин залился краской, силясь отвести глаза от плоского шоколадного живота Евы и тонких тёмных пальцев с розовыми ногтями, потянувших вниз ползунок молнии. Молния медленно разошлась, открывая под животом белое кружево трусиков…
…и в него уткнулся взглядом академик – всего на пару секунд, а Одинцов за это время успел выхватить ножи Книжника, на которые он сел перед появлением Арцишева, и метнуть дамасский клинок.
Отточенная сталь почти по рукоять наискось вошла в щёку академика. Хрипя и захлёбываясь кровью, тот успел дважды спустить курок бесшумного пистолета. Если бы Одинцов хоть на миг задержался на месте – ему бы достались обе пули, расколовшие статуэтку совы на письменном столе…
…но в момент броска он скользнул со стола вниз и вбок, а ещё через мгновение оказался рядом с академиком и молниеносными взмахами кривого японского кубикири добил противника…
…который, уже падая, последним еле слышным выстрелом снёс полголовы узамбарскому филину на книжном шкафу. Одинцов рванул пистолет из пальцев умирающего – и выпустил остатки обоймы во второго академика, который появился на пороге без Арцишева. Академик отшатнулся в коридор и рухнул навзничь. Стало совсем тихо.
Одинцов окинул взглядом кабинет. Ева так и стояла в расстёгнутых джинсах, запечатав рот обеими ладонями, чтобы не закричать, и широко распахнув мокрые от слёз глаза. Над её головой в воздухе кружились перья подстреленного филина.
Мунин дрожащими руками поправлял очки и хотел что-то сказать, но Одинцов приложил палец к губам – тс-с-с! – и жестом показал Еве: застегнись! Он перезарядил оружие академиков и, неслышно ступая, пробежался по квартире.
Книжник и домработница лежали рядышком в прихожей. «Даже испугаться не успели», – утешил себя Одинцов. Он поискал пульс на тонкой морщинистой шее учёного в шальной надежде: а вдруг? Книжник был мёртв…
…как и Арцишев: его тело Одинцов обнаружил на кухне. Два выстрела – один в сердце, второй контрольный, в голову. Шею профессора Одинцов тоже пощупал, чтобы убедиться наверняка.
Гадать, почему генерал так оперативно зачищает поляну, у Одинцова не было времени. Квартиру прослушивали. Даже если слухачи не заметили звук, с которым убитый академик рухнул в коридоре, – они скоро заметят слишком долгое молчание.
Одинцов прикинул: эти ребята побоятся сами проверять квартиру и будут вызывать подкрепление. Может, уже вызвали, но сколько-то минут в запасе ещё есть.
Два шофёра-академика возле парадного тоже не в счёт. Когда Книжник выехал из кабинета к нежданным посетителям, Одинцов насторожился и выглянул в окно. Шофёр, который возил троицу, раньше всегда безвылазно сидел в «мерседесе», а тут направился к «тахо», вставшему впереди. Оттуда ему навстречу тоже вышел шофёр. Мужчины поздоровались и заговорили, подтверждая подозрения Одинцова. Если бы, кроме Арцишева с двумя бойцами, приехали другие академики, они бы заявились в квартиру все вместе: периметр охранять не от кого – единственную опасность представлял Одинцов.
Нашлось объяснение и тому, как Псурцев мог отпустить Арцишева с таким скудным эскортом. Это были телохранители, а профессор действовал на свой страх и риск, вопреки воле генерала. Вот и поплатился. Не поделили, значит, пауки Ковчег Завета…
Одинцов прихватил с вешалки куртки, вернулся в кабинет и поманил Еву с Муниным, снова приложив палец к губам.
В коридоре он шепнул:
– Телефоны здесь оставьте.
Ева и Мунин, прижимаясь к стене, обошли тело убитого академика. Одинцов повёл их не к прихожей, а в противоположный конец квартиры: выход на чёрную лестницу из дальнего закутка он приметил в первый же день.
– А где профессор? – шёпотом поинтересовался Мунин, в полумраке ступая вслед за Одинцовым по выщербленным ступеням. – Убежал, или вы его?..
Одинцов успокоил:
– Не я. Свои же пристрелили.
– То есть как свои?! Опять?! – изумился историк, а Ева спросила:
– Он точно умер?
– Смотрите лучше под ноги, – посоветовал Одинцов.
Чёрная лестница вела во двор. Академиков там Одинцов не увидел. Впереди компаньонов он двинулся к выходу со двора, сжимая в карманах куртки пистолеты на боевом взводе, и осторожно выглянул на улицу из арки.
