Владимир Возовиков - Поле Куликово
- С нами государь!
- Слава Димитрию! - загремели клики. Русские ряды усилили сопротивление, оттесняя врагов. Димитрий вырвал древко из рук растерявшегося сигнальщика, стал раскачивать стяг. Стрела ударила в золоченый шлем князя, Тупик резко вскинул щит, потом принял древко из государевых рук, сунул сигнальщику.
- Работай, твое дело!..
Удивительно, но и в этом кровавом содоме начальники следили за стягом; полк, отражая удары, начал медленно пятиться, выравнивая уцелевшие ряды, стягиваясь к середине. Но левое крыло его уже было отрезано. Примчался Оболенский с убавленной наполовину дружиной, меч в крови, броня в крови, даже на бороде красные капли, будто облился клюквенным соком.
- Командуй, княже, не шибко лезь на мечи сам-то!.. По шагу отводи полк. Мне пора в большой, сейчас главное начнется.
С седла Димитрий притянул к себе Оболенского, крепко поцеловал в губы. Прежде чем повернуть коня, увидел: среди копий, мечей и секир с высоко поднятым распятием идет русский поп, рот открыт в пении, а справа и слева двое рослых воинов отражают и наносят удары короткими прямыми мечами. И навстречу этой троице прорубается ватага во главе с ражим детиной, вооруженным длинной алебардой. Так и остался Герасим в памяти государя осиянный блеском боевой стали посреди мятущихся врагов. Пробьется ли к своим с сынами и братьями легендарный поп-атаман, сподобленный небом звать людей не к миру и покорности, но к мечу и бунту?..
Как не спешил государь, а все же на полпути осадил коня на взгорке, обернулся назад. Вдвое уменьшенный передовой полк медленно отходил, устилая поле своими и вражескими телами. Левое крыло его билось на том же месте, окруженное пехотой и конницей Орды. "Простите государя, русские ратники, и вы, князья Белозерские, и ты, воевода Серкиз. Нечем государю помочь вам в эту минуту. Вечная слава вам и вечная память за то, что стоите в жестоком кольце врага, не выпуская мечей, и каждый удар ваш падает на чашу весов нашей победы".
- Жив Мелик-то! - громко сказал Тупик. - Вон он, вертит Орду.
Несколько поределых сотен на правом крыле слились в один отряд, отбивая конницу ордынских вассалов, которая сейчас засыпала русских стрелами, но в решительную атаку не шла, будто выжидая. Фряги потеряли строгий порядок, растянутой толпой следовали они за медленно отходящим полком, нападая уже без той наглости, с какой начинали битву. Казалось, и наступают они лишь потому, что на них напирают конные сотни Орды. Земля за их спинами была покрыта черными щитами и панцирями, среди которых белели рубашки и кольчуги русских ратников. Туда, к этому полю стонов, смертной тоски и боли, устремились разношерстные всадники вассальных орд, но от огромного тумена, стоящего под Красным Холмом, отделилось несколько сотен; с обнаженными мечами татары устремились на мародеров, и те в панике бросились к своим отрядам.
Внезапно новый оглушительный вой взмыл над полем, закачалась степь от конского топота - вся масса союзников Мамая, обтекая смятые крылья передового полка, устремилась тучами на большую рать. Синие, зеленые, красные, желтые и полосатые халаты, епанчи, камзолы, чекмени, пестрые тюрбаны, лохматые шапки, железные шлемы, белые и зеленые чалмы, заросшие и безбородые лица, кони разных мастей и пород - все слилось в бешеном потоке наступления. Более двадцати тысяч всадников неслось на полк правой руки и примыкающее к нему крыло большого. Но еще большая опасность грозила другому крылу русской рати. Там, вдали, густые ряды ногайской, буртасской и ордынской пехоты подпирались конными тысячами Бейбулата, хлынувшими через истоки Смолки…
Димитрий все видел и понимал. "Прости своего государя, передовой полк! Прости и прощай…"
Тысячные массы всадников уже неслись в пространстве между большим и отступающим передовым полком, и Димитрий со своей стражей поскакал к великокняжеским стягам, не обращая внимания на стрелы и вой близких врагов, привлеченных золотым блеском его доспехов. Справа своими телами заслоняли государя Васька Тупик и усач Семен Булава, слева - Иван Копыто и великан Гришка. Видно, воеводы Бренк и Вельяминов давно следили за государем - в ответ на сигналы великокняжеских значков наклонился один из больших стягов рати, и тотчас словно ворота отворились в живой стене русского войска. Димитрий осадил скакуна, сморгнул слезу, выбитую ветром. Посотенно, развертываясь в лаву, вырывались из-за рядов пехоты броненосные витязи на рослых рыжих конях, выстелились длинные блескучие копья над оскаленными мордами лошадей, и громоносный клич заглушил вой атакующих орд:
- Ур-ра-аа!..
Словно порыв вихря смял, закрутил тучи пестрых всадников, ошарашенных видом конной лавы и этим леденящим криком, так странно похожим на рык непобедимых монгольских туменов… Вдали, на правом крыле войска, конный полк князя Андрея Полоцкого, как меч в тесто, врезался в толпы степняков и горцев, рвал на куски, сминал, уничтожал, гнал назад в степь под жестокие мечи и плети ордынцев, загонял целые отряды в буреломные овраги Нижнего Дубяка. Несколько тысяч всадников доскакали до пешей рати на стыке полков, их встретили рои стрел и лес копий, атакующие пытались удержать коней, но под напором задних навалились на копья, громоздя вал из конских и человеческих тел. Воинственный клич врагов сменился душераздирающим воплем ужаса. Задние начали поворачивать, те, кто уцелел в завале, выбирались из него по трупам, теряя оружие, бежали среди конных, сея панику. А в степи ждали ордынцы, чтобы плетьми и мечами погнать обратно - на русские копья…
Конный отряд большого полка приближался к Димитрию, впереди, припадая к самой гриве, мчался сухощавый воевода Иван Квашня. Димитрий пришпорил своего гнедого скакуна, вырвался с дружиной вперед и сам повел конную тысячу навстречу степнякам, облегающим передовой полк. Передние вражеские всадники стали заворачивать коней, но из-за отогнутого фланга передового полка валили новые массы аланов, касогов, кипчаков, еще не понявших, что происходит, - они сталкивались со своими, сбивались в орущую карусель, лишь крайние брызнули в стороны, видя приближение броненосной лавины. Русских было впятеро меньше, но враг видел войско, а не конную толпу, и страх множил это войско бессчетно.
Летели под копыта потоптанные сырые травы, стремительно близились сбившиеся враги. Димитрий выдернул широкий меч, Тупик хотел вырваться вперед, но его Орлик то ли не мог обойти княжеского гнедого, то ли приучен был уступать первенство государеву скакуну - удалось лишь поравняться с Димитрием. Никогда Васька не видел великого князя таким, даже в минуты высшего гнева. Крупные белые зубы оскалены, глаза сужены, борода, разметанная ветром по золоченой стали зерцала, придавала его могучей фигуре особенное сходство с разъяренным медведем, когда он, прижав уши, идет на охотника. Тупик услыхал хриплое "х-хек!", и занесенный меч Димитрия, коротко сверкнув, развалил до пояса рослого касога в высокой шапке и шелковом бешмете с золотыми галунами; мечи Тупика и Копыто в тот же миг расчистили путь по бокам, но копьеносные всадники, прокладывая страшную дорогу среди толпы, стремительно обошли дружину князя. Заработали мечи, отряд пошел на рыси, тесня противника и устилая землю порубленными телами. Крики радости неслись навстречу - конников приветствовал обреченный передовой полк, потерявший всех воевод; и хотя в полку едва ли осталась четверть воинов, усталых, израненных, со смертной, отрешенной яростью в глазах, - это все-таки был полк, не потерявший строя, высоко несущий свой красный стяг. Отбросив степняков и горцев, конный отряд правым крылом ударил во фланг расстроенной, наполовину опустошенной рати фрягов, смяв заодно ордынскую сотню, начал увязать в бою с копейщиками, но над звоном сечи поднялся трубный голос великого князя:
- Назад!.. Не ввязываться в бой с пехотой!.. Пешцам - отходить живее! Сигналить стягом!..
- С нами государь!..
- Слава Руси!..
Отчаянно рубились конные витязи; измученные ратники передового полка быстро откатывались к большому через освободившееся от степняков пространство. Здоровые тащили и поддерживали раненых, последние ряды, сменяя друг друга, отбивали преследователей.
- Государь! Жив Мелик-то… И Ослябя жив - вон они, пешие!
Тупик указывал Димитрию на двух плечистых воинов с длинными секирами в руках, но не радовался великий князь, горечь и гнев застилали его душу. Тысячи ратников не осталось от передового полка. И не парит над рядами его светлая ферязь Оболенского, не посвечивают золоченые шлемы Ивана и Мстислава Тарусских, не возвышается могучая фигура Пересвета, а там, вдали, где все еще вспыхивают мечи над головами окруженных ратников, давно не пылает малиновый плащ Федора Белозерского, не искрится серебро доспехов его сына Ивана и воеводы Андрея Серкиза. Были сильные, были красивые, были верные государю, делу Москвы и земле русской, дорогие, надежные люди - такие дорогие, что лучше уж нет…
