Оливия Кулидж - Римляне
– Ты везде успеваешь! – похвалил я Силия.
Он засмеялся и ткнул меня в ребра:
– Это ничто по сравнению с тем, что я знаю. Ты можешь держать язык за зубами?
– Конечно нет, – искренне ответил я.
Силий склонился к моему уху и зашептал про скандал, касающийся Мецената, однако совсем иного рода, чем тот, что был описан в поэме Горация. Я не хотел слушать, но мне ничего другого не оставалось: я лежал на скамье, а Силий тер мне спину.
– Это ложь, – протестовал я, садясь и отодвигаясь от него, – не хочу этого слышать.
– Это правда. Причиной всему Терентия. Так что…
– Жена Мецената! – воскликнул я. – Но она никогда не признается!
– Ей и не придется, – возразил Силий, – ты же знаешь, как сплетничают рабы.
Он был прав. В Риме не было ни одного большого дома, за стены которого не просачивались тайны. Но мне это все равно было не по душе. Совсем не по душе. И так уже хватало толков после того, как Август не вызвал Мецената на совет во дворец, но такое я слышал впервые. Политические игры в Риме – злобные игры. Великие люди являются легкими мишенями, потому что для них это не только вопрос присутствия при дворе императора. К примеру, Галлия ложными обвинениями довели до самоубийства, и я, если бы посмел, смог бы назвать еще парочку других, которые были невиновны. И когда гибнут великие, всем наплевать, что с ними вместе идет ко дну и мелкая рыбешка. Хотя Меценат никогда ничего не сделал лично для меня, я совсем не хотел оказаться свидетелем его падения, чтобы он потянул меня за собой. Я прямо сказал об этом Силию. Прибавив, что не хочу находиться в одной комнате с ним, вновь вернулся в парную, забрался в бассейн с горячей водой и прислонился к его стенке, в которой было специальное углубление для спины.
Все было окутано паром, и комнату освещали только маленькие оконца в крыше. Я не успел опомниться, как Гораций очутился рядом. Поняв, что избежать разговора не удастся, я остался сидеть в воде по плечи, глядя мимо. Гораций опустился на пол и сунул ноги в воду.
– Я потерял голову, – начал он, – мне следовало догадаться, что это не ты принес поэму. Ты ничего не имеешь против Мецената, к тому же трусишь перед неприятностями.
Я промолчал, стараясь держать себя в руках.
Гораций спустился на одну ступеньку в бассейн и уселся на ней, по пояс в воде, глядя на меня.
– Я не люблю ссор, поэтому это частично моя вина.
– Полностью, – возразил я.
– Давай больше не будем спорить. Мне нужно кое-что объяснить. Видишь ли, мне уже подбрасывали эту поэму. Последний раз она оказалась в моей маленькой книжной лавке недалеко от цирка. Я принес туда свою работу старому другу, чтобы он сделал копию. Ты знаешь, как это делается. Он читает стихи, а двадцать или тридцать рабов записывают их. Потом копии продаются, а они в это время делают другие. В моем свитке оказалась и эта поэма. Ее могли бы переписать, и люди бы купили ее, но, к счастью, этот человек – мой друг – принес ее мне. Хотя и был страшно огорчен. Можешь представить, что я чувствовал, оказавшись жертвой злого розыгрыша. Поэтому неудивительно, что я потерял контроль над собой.
Гораций очень заинтересовал меня, кроме того, теплая вода успокоила мои нервы. В улыбке Горация всегда было что-то обаятельное. Я чуть-чуть подвинулся.
– Залезай, так мы будем видеть, кто входит. Я хочу поговорить с тобой. – И я рассказал ему историю Силия.
– Здесь нет и доли правды, – фыркнул Гораций, – я знаю Мецената.
– Рад бы согласиться, но мне кажется, кто-то очень умный и хитрый, с кем нам не справиться, затеял очень недоброе дело. Он легко избавится от нас с тобой. Как ты думаешь, почему Силий рассказал мне эту историю? Чтобы я в пылу гнева мог повторить ее кому-нибудь. Потом он будет все отрицать, и его поддержат.
Гораций покачал головой:
– Это неразумно. Я хорошо знаю Мецената, поэтому всё, что бы я ни сказал о нем, примут за правду. Но почему для роспуска слухов выбрали именно тебя?
– Потому что я тебе завидую. Да и всегда завидовал, и это неудивительно, если принять во внимание, как ты добился успеха. Ты бы не стал разносить сплетни о своих могущественных друзьях, но возможно, я ошибаюсь. Я могу передать слухи другим. На это и рассчитывали. У тебя не так уж много врагов, чтобы можно было выбирать.
– Надеюсь. Не думал, что у меня вообще есть враги. – Голос Горация звучал подавленно.
– Это политические игры, – ободряюще заметил я. – Вполне вероятно, что лично против тебя никто ничего не имеет, но ради достижения своих целей пойдут на все, не исключая убийства.
– Наверное, ты прав. – Гораций вздрогнул. – Я стараюсь не думать об этих людях. Предпочитаю считать, что за ними стоит кто-то из моих врагов.
– Не будем говорить о сильных мира сего. Вовсе не они пытаются избавиться от нас с тобой. Они просто нанимают людей, чтобы разносить слухи.
– Слушай, я сейчас сварюсь. – Гораций вылез из бассейна и показал мне, как сморщилась кожа на руках от горячей воды. – Уже поздно. Приглашаю тебя на обед, обсудим все в более приятном месте.
Гораций впервые пригласил меня, и мне было интересно, знает ли он, что я не могу принять приглашение.
– Тебе легко говорить, – сухо заметил я, – но что делать с Руфием? Мы оба знаем, что одежда, которую он сторожит, принадлежит мне. Ты, наверное, убежден, что я убил твоего Александра?
– Только не ты! – с усмешкой воскликнул Гораций. – Ты бы убежал.
– Неужели?
– Ты слишком умен, чтобы впутываться в эту грязную историю, – поспешно прибавил он. – К тому же через три дома на той же улице живет ювелир. Почему бы не ограбить его?
– Может, я не знал, где он хранит деньги.
– А где их хранит Александр, тебе известно?
Я кивнул:
– Когда было холодно, Александр разрешал мне сидеть у него за печью, чтобы меня никто не видел, я очень маленького роста, к тому же мне надо помнить о своем достоинстве. Я часто наблюдал, как он поднимался по лестнице на чердак. Кирпич, за которым он прячет деньги, находится как раз над его кроватью. Я никогда не решился бы на преступление.
Гораций поскреб в затылке:
– Кирпич не тронут. Взяли только банку, в которой он держал медяки, чтобы давать сдачу. Очень странно.
– А его амулет! Может, его принес Руфий, а может, его подбросили. Если все это никак не связано с интригами против тебя, то, значит, это совпадение. И все происходит именно тогда, когда в термах, кроме нас двоих, уже никого нет.
– Может, и так. Бедный Александр!
– Слишком много совпадений: Руфий раздевается, случайно заглядывает на мою полку и именно там находит камень, подложенный кем-то еще, случайно достает его, узнает, опять совпадение!
Гораций выпрямился, с шумом расплескав воду, и этот звук эхом отдался в высокой пустой комнате.
– Как ты можешь париться здесь и говорить подобные вещи! Тут слишком жарко, чтобы думать, и, конечно, все было совсем не так, как ты сказал. Руфий, возможно, не дотрагивался до твоей одежды, потому что сам не раздевался. Он не нашел, а просто узнал амулет бедняги Александра. Его нашел раб Руфия.
– Вот оно! – воскликнул я звенящим голосом. – Рабов можно подкупить! Руфия просто использовали, чтобы разжечь между нами ссору, а потом тебя пытались настроить против Мецената, а меня против тебя. Невозможно представить, чтобы в термах собрались сразу два подлеца. Ненавижу совпадения!
Гораций уставился на меня; по его телу стекали струйки воды.
– На что ты намекаешь?
– На Корвиния. Корвиний подбросил поэму. Я понял это сразу, как только ты сказал, что она не твоя. Вы оба без одежды вошли в термы, но у него в руках был мяч с распоротым швом. Это и выдало его. Когда ты отвернулся, он легко вытащил из мяча маленький свиток и бросил его на песке. Раб Корвиния – сириец, которого я встречал у Александра. Несомненно, твой бедный старый вольноотпущенник услышал то, чего не должен был знать, или они пытались использовать его против тебя, а он воспротивился. Тут есть какая-то связь, и я найду ее через Руфия или друзей Александра. Теперь-то мы знаем, кого и что ищем.
– Я так не думаю. – Огромная туша Корвиния выросла у входа в зал в сводчатом проеме, который вел из парной к бассейну с теплой водой.
Я беззвучно проклинал Горация за то, что он вынудил меня говорить громко. Однако было уже поздно.
– Все ушли, – спокойно заметил Корвиний.
– Кроме Руфия, – огрызнулся я, – он все еще стережет мои вещи. Может, скажешь ему, что мы идем?
Корвиний оглянулся:
– Тут так много воды – крика не услышишь. Руфий далеко. Боюсь, он не услышит или подумает, что кто-то затеял игру.
Слова Корвиния звучали слишком уверенно, и я предпочел не кричать, на всякий случай отодвинувшись на край бассейна. Старина Корвиний сделал два шага вперед, его могучая спина была сгорблена, а длинное желтое лицо угрюмо. Мы оба соображали, что бы предпринять, и я не хотел провоцировать его. Но тут заговорил Гораций:
