Валерий Воронин - Царская копейка. Тайный проект императора
Судьба саженцев кипариса, которые император увёз в Ливадию, неизвестна. Скорее всего, они были высажены где-то недалеко от нового царского дворца. А вот те деревья, которые Николай II сажал возле юсуповского охотничьего дома, оказалась у всех на виду. Оба парка, с такой любовью разбитые садовниками Феликса Феликсовича-старшего, благополучно пережили лихолетья революции и гражданской войны, дожив до войны другой – Великой Отечественной. Именно в это время значительная часть парков была уничтожена немцами, которые «квартировали» в юсуповском доме.
Выжило лишь незначительное число деревьев. После войны они набрали силу, и некоторые из их числа достояли до наших дней. Есть среди них и кипарисы. Не исключено – что это те самые деревья, или одно из них, которые лично посадил Николай II. Не исключено – что под разросшимся во все стороны корнем до сих пор таится то, что было заложено рукой императора сто лет назад. Может быть, в символическом виде уцелевшее дерево кипариса и указывает нам на то, что царский проект, утверждённый здесь когда-то, до сих пор жив?
Уже в момент уже готовящегося отъезда русский царь подошёл к реке Коккозке и несколько минут смотрел в её быстрые воды. А затем наклонился и, зачерпнув горсть влаги, выпил её. Шариде видела, как император выпрямился и очевидно собирался уходить, но, о чём-то вспомнив, остановился. Достав из кармана что-то, и бросил в воду почти не глядя…
Из башни окна, которое находилось относительно Коккозки под значительным углом, действия императора были видны плохо. А для Шариде почему-то было так важно знать, чем сейчас занят царь, какие думы его тревожат… В конце концов, от поступков и дел этого человека зависела судьба миллионов граждан России, в том числе и её самой…
Шариде вся напряглась, постаравшись интуитивно почувствовать, с какими же мыслями – радостными или горестными, уезжает от них император. Но вместо этого в голове лишь всплыл звон монеты. Он очень похож на тот, который бывает, если монета упадёт на мостовую, звякнув о каменную отмостку. Но к чему это? Шариде так и не поняла.
6
Всё, что мне было известно о Шариде, никак не могло уместиться в короткий рассказ. Поэтому приходилось перебегать с темы на тему, стараясь наконец-то дойти до того момента, о котором я хотел рассказать моим новым друзьям.
Но в этот миг весь стройный ход моих мыслей смешался. И виновником, точнее – виновницей тому была Ольга. Женщина быстрая, импульсивная, она не могла долго копить в себе то, что просилось наружу. Вот и сейчас, посмотрев на Руданского, она вдруг воскликнула:
– Кирилл! Ты что, забыл? Вспомни о своей находке!
Я подумал, что Ольга имеет в виду подсвечник, и постарался успокоить женщину. Подсвечник я как раз вертел в руке. Но теперь уже и Вячеслав оживился.
– Да, Кирилл, почему ты молчишь? Ведь явно же, твоя находка стыкуется с тем, о чём сейчас говорил Кир. Разве ты не видишь?
Руданский только руки развёл в стороны.
– Извините… Я не могу в это поверить… Разве такие совпадения бывают?
Откровенно говоря, слушая своих знакомых, я не мог взять в толк – о чём они толкуют? И почему они прервали меня по какому-то пустяковому поводу, очевидно не относящемуся к тому, о чём я рассказывал.
Между тем, Ольга буквально заставила Руданского встать из-за стола и пойти в комнату, где он оставлял свои рукописи и найденные в земле «артефакты».
Видя недоумение на моём лице, Вячеслав извинился за прерванный Ольгой рассказ и пояснил:
– Чуть больше года назад мы ездили в Ливадию. Так, без особой нужды, просто вдруг захотелось посетить те места…
В этот момент в гостиной появился Руданский, который держал в руке что-то для меня совершенно непонятное. Принес и положил на стол. Я с любопытством стал рассматривать находку.
– Что это?
– Сейчас расскажу, – пообещал писатель.
Он продолжил рассказ Вячеслава, сообщив, что они посетили Крестовоздвиженскую церковь, примыкающую к ливадийскому дворцу. А затем решили прогуляться по царской тропе. И в этот момент…
Руданский сразу же оживился, встал из-за стола и стал мне показывать, что случилось дальше.
– Слева от аллеи был небольшой склон, на котором росли старые кипарисы. Судя по всему, они были посажены в тоже время, когда строился и сам дворец. И вдруг – их все спилили. Остались лишь пеньки. Очевидно, садовники расчищали место для цветника, вот им кипарисы и помешали. А, быть может, деревья заболели или вымерзли из-за неожиданно сильного мороза.
Мне вдруг жалко стало кипарисы. Я остановился и с такой тоской посмотрел на эти пеньки. Они торчали из земли, как опята – где по одному, где по два-три, где целым семейством. По их расположению легко было представить, какой была эта кипарисовая рощица.
И вдруг у меня появилось желание взять на память хотя бы маленький кусочек от этих кипарисов. Как будто бы какая-то сила велела шагнуть с асфальтовой аллеи на мягкий газон покатого склона.
– Ага! – перебил меня Вячеслав. – Представь ситуацию. По аллее чинно ходят люди. Многие – нарядно одетые. И вдруг Кирилл срывается с места и со всех ног «бросается» на газон. Я ничего не могу понять. А он лишь рукой махнул – не мешай, мол.
Если бы в этот момент его увидели работники музея или охрана, то выперли бы нас с территории дворцового комплекса в один миг. Здесь же строго-настрого запрещается ходить по цветникам и газонам. Сам понимаешь…
Руданский перехватил у Вячеслава инициативу и продолжил:
– Обошёл я все пеньки, надеясь отыскать хотя бы один спил дерева. Всё тщетно! Лесорубы всё тщательно за собой убрали. Даже щепки не оставили.
Я уже собирался возвращаться на аллею, как вдруг заметил необследованный мною пятачок земли. Он примыкал к розарию, и поэтому я его вначале упустил из виду. Здесь «росло» сразу пять пеньков. Они составляли своеобразное семейство, как будто бы изначально кипарисы были посажены по кругу рядом, либо выросли из одного корня, когда-то давшего несколько дружных побегов.
Но и здесь никаких спилов либо кусочков дерева я не обнаружил.
Тогда, не зная почему, я запустил руку внутрь этого круга из пеньков. И тут вдруг кое-что нащупал. Мне показалось, что это камень. Но зачем мне камень?
И, тем не менее, я его вытащил. Камень был величиной с кулак, весь оброс мхом, да таким плотным! Я уже хотел выбросить его, но почувствовал странность. Слишком уж он лёгкий. Решил взять с собой…
А когда вернулся на аллею, показал находку Вячеславу. Мы внимательно его рассмотрели. И лишь теперь выяснилось, что это какая-то деревяшка. Я хотел взять на память о кипарисах кусочек дерева – вот и взял. Правда, совсем не то, что предполагал вначале…
Уже дома я тщательно очистил находку от мха. И выяснилось, что у меня в руках предмет из можжевельника. Это деталь чего-то более крупного: часть интерьера либо элемент мебели. Я, по внешнему виду, назвал его «розеткой». Здесь сыграло свою роль и то, что нашёл я его почти в розарии.
Конечно, мой интерес к находке был огромен. И я стал тщательнейшим образом изучать интерьеры ливадийского дворца, стараясь отыскать то, что так похоже на «розетку». Но – всё безрезультатно. И вдруг мне попадается на глаза книга о ливадийском дворце и вообще о царских южнобережных имениях. Она была отлично иллюстрирована…
На одной из фотографий я и увидел то, что так долго искал.
Это был то ли трон, то ли кресло. В нём сидела женщина, которая была…
Руданский задумался, стараясь что-то припомнить, и, наконец, сказал:
– То ли бабкой, то ли прабабкой последнего русского царя.
– Николая II? – уточнил я.
Руданский подтвердил и добавил, что на той фотографии он увидел две такие розетки. Они, как набалдашники, торчали справа и слева над спинкой кресла. А в эти розетки сверху ещё были вставлены шары…
Кирилл взял розетку и протянул её мне.
– Смотри. Здесь шара нет, но имеется отверстие, куда он вставляется. Это сверху. А снизу – видишь вырезанную спираль? Розетка вкручивалась в гнездо, куда изначально заливался столярный или иной клей. Я когда очищал её ото мха, остатки этого клея видел. Так что у меня не осталось никаких сомнений, какую именно деталь я нашёл между пней кипариса.
– Привет из прошлой жизни, – добавил Вячеслав.
– Так и есть! – подтвердил Кирилл. – Одно лишь не было ясно. Как сюда попала эта штука? Даже подумалось: а что, если сам Николай II приложил руку к сохранению здесь розетки. Но зачем ему это понадобилось? Непонятно. Вот мои поиски и зашли в тупик…
И вдруг – ты с историей о Шариде. Теперь в моей голове наступило некое прояснение. Если сложить воедино то, что было известно тебе, с тем, что знал я, то вполне можно предположить следующее. Старый трон от времени пришёл в негодность, стал рассыпаться, и его разобрали на части. Некоторые из них принесли на память августейшей семье. А Николай II воспользовался «подарком» в своих целях. Одну розетку он опустил под корень саженца-кипариса в усадьбе князя Юсупова в Коккозах. А вторую – положил между кипарисами, посаженными в Ливадии. Чисто символически, как ты сам сказал, таким вот образом он «утверждал» некий проект, считавшийся для него крайне важным. Может быть, и судьбоносным.
